Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971 - Светлана Бондаренко

Вывод: Лавры других братьям покоя не дают и в фантастике они люди, видимо, новые.

2. В предисловии к «двуликой книге» написано, что «каждый читатель даже соавтором братьев Стругацких может стать». «Вон куда хватил», — отвечает фельетонист.

Вывод: Повесть Стругацких непонятна читателю — «сотворчество» безусловно невозможно.

3. Старик Аполлон зрит под окном дома родную дочь с любовником и, вместе того чтобы с ходу бить обидчику морду, звонит в полицию по поводу пожара.

Вопрос: Какого пожара? Если рядом пожар, так, простите, не до чужой морды. Кстати, как бы поступил в таком случае сам Иван Краснобрыжий?

4. Семейка, конечно, та еще: оказывается, старикашка Аполлон — сам распутничает с горничной, да и пьет при этом. И зять ему под стать. «Из философистов. Мыслитель».

Вывод: Видимо, зять получает то, что посеял. Только вот при чем здесь «мыслитель», «философист»? Плохого вроде в этом нет, а в ругательном смысле эти слова, иной раз и более искаженные, употребляются разве что в трамвае, между «а еще очки надел» и «бороду-то сбрей».

5. Аполлон еще и пенсии домогается, для чего ему приходится через всяку щель лезть.

Вывод: Ну, раз ловчит, значит дармоед какой-нибудь.

6. Место действия Стругацкие замаскировали. Даже имена героям дали двуликие, древнегреческие. Но этот фокус прошел только на первых страницах. Дальше все ясно. Сплошной русский язык, с пословицами и присказками.

Вопрос: Ну и что? На каком же языке должны изъясняться персонажи повести, написанной по-русски, для русского читателя? Уж не на Россию ли намекает Иван Краснобрыжий, то есть Стругацкие намекают, а фельетонист их на чистую воду выводит? Конечно, есть у нас еще отдельные, нетипичные, ну так государство, партия, народ с ними борются, перевоспитывают. Не их ли имеют в виду Стругацкие?

7. Все «патриоты» отправились сражаться с марсианами. Устраивают засады. Но их вылавливают сами же земляне: фермеры, вооруженные горожане, интеллигенция.

Вопрос: Позвольте, а кто же тогда «патриоты»? Рабочие, не упомянутые в списке «ловцов»-доброхотов? Неужели та нечисть кабацкая, которым, как и Аполлону, «патриотические вопли Полифема противны»? Но тогда почему же именно их Иван Краснобрыжий (или Стругацкие?) называют патриотами? Неясно.

8. Марсиане всех купили. За синюховку да «желудочносоковый» (чем не «алкоэкземопеченочник»?) доход. А Харон переплюнул даже прелюбодея Парала. О фашизме он больше ни гугу!

Вопрос: А что он «гугу» о фашизме раньше? Хвалил? Ненавидел? Ах да, вот его настоящее лицо! Да, лицо по меньшей мере неважное. Веры в будущее нет, человек для него — скот, да и только. Правда, неясно, при чем тут фашизм.

9. Марсианин Эак чувствует себя среди землян как дома. И игры у него то ли а-ля притон в Лас-Вегасе, то ли заволжско-купецкие.

Вопрос: А почему он, собственно говоря, марсианин?

10. Старикашка Аполлон братьям Стругацким кунак.

Вывод: Стало быть и наоборот, по точному смыслу этого слова, братья Стругацкие ему кунаки: товарищи и вообще одного поля ягоды. Старикашка Аполлон пьяница. Ну и братья вместе с то ли фашистом, то ли интеллигентом Хароном, видимо, не трезвенники. Старикашка Аполлон развратник — ну и братья.

Стоп! Да уж советский ли я журнал читаю?

Советский. Издание газеты «Правда» и Союза журналистов СССР. Главный редактор В. Н. Голубев. И написано всё это о повести «Второе нашествие марсиан» (первая публикация — журнал «Байкал», № 1, 1967 г.) Аркадия Натановича и Бориса Натановича Стругацких. А об этой книге и ее авторах известно следующее:

1. Стругацкие — не эпигоны и конъюнктурщики, а основоположники (вместе с И. А. Ефремовым) возрождения советской научной фантастики после двух десятилетий застоя, в сущности участники создания жанра величайших возможностей — социальной фантастики. Они — лютые враги любых разновидностей фашизма, обскурантизма, мещанства.

2. Стругацкие — наиболее читаемые авторы-фантасты СССР, популярные среди всех слоев читателей, в том числе и самых взыскательных, компетентных, привыкших к процессу сотворчества — студенчества, научных работников, интеллигенции вообще. Результаты анкеты, подтверждающей вышесказанное, опубликованы в книге «Фантастика 1967», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в 1968 г.

3. Защищать Аполлона в его позиции с легкомысленной Артемидой не хочется, но, во-первых, куда ему, старому и трусливому человеку, тягаться со здоровым парнем Никостратом, а во-вторых, ведь действительно пожар — не пожар, а чуть ли не космическая катастрофа! И несомненно это главное, а не поведение дочки, на которую мужу, пожалуй, так же, как и иным из реальных мужей вокруг нас, следовало бы обращать побольше внимания, если это уже не поздно.

4. Харон действительно мыслящий и философски настроенный человек. Причем отнюдь не фашист, а человек явно прогрессивных взглядов. А что до споров под коньячок, так и Дом журналиста в Москве еще не закрыт вместе со своим рестораном и баром. Из повести ясно видно, что Харон и Аполлон — не только не два сапога пара, а, напротив, антиподы, объединяемые только одной крышей, следствием ошибки Харона в выборе подруги, той ошибки, от которой никто не застрахован и которую, как видно из текста, Харон прекрасно понимает теперь сам.

5. Аполлон — недалекий, трусливый человек, любитель выпить (но не больше!), пока еще не старик, вдовец, типичный обыватель. Но при всем при том он всю свою жизнь с единственным — не по своей вине — перерывом проработал учителем. В маленьком городке, в котором он живет, любой человек на поколение младший — его ученик. Его помнят и относятся к нему не без уважения (понятно, что не все, но и в жизни чаще всего так). Аполлон учил детей тому, чему выучили ранее его самого — видимо, не тому и не так, как учили бы в советской школе. Но он учил — и был по местным нормам на хорошем счету: этот труд вознаграждается в любом цивилизованном обществе. А что до беспокойства и ходатайств — что же, это случается и с людьми отнюдь не столь мелкими: разве мало хлопот и беспокойств у нас, в СССР, у оформляющих пенсию после долгой, безусловно честной трудовой жизни? Ведь достаточно одного-единственного лишнего дня — и стаж прерван, если нет справки, и пенсия меньше, чем могла бы быть! А на эту пенсию доживать всю оставшуюся жизнь!

6. Иван Краснобрыжий ясно намекает на СССР, на Россию. Бедная Россия, если она выглядит такой, какой узнал ее Краснобрыжий! Тем более, что адрес все-таки в книге есть. Этот адрес прямо указан в обойденном фельетонистом-критиком эпиграфе. Книга направлена против конформизма, против того симбиоза дремучего псевдоцивилизованного мещанства с коллаборационизмом всех видов, который является злейшим врагом любой передовой идеи — в том числе и главнейшей из них — идеи коммунизма. И в этой ипостаси конформизм страшен всюду — в любой стране, и в любой стране надо с ним бороться. Ведь не в одном же СССР хотим мы построить коммунизм, мы хотим «весь мир насилия разрушить». А для этого надо бороться с «мурлом мещанина» всюду, откуда оно выглядывает: и вокруг нас, и внутри нас. Считать болезнь нетипичной — не значит вылечить ее. Так что в каком-то смысле книга относится и к нам — в этом ее сила и достоинство, а не слабость или недостаток. Да уж не за себя ли оскорбился и испугался Иван Краснобрыжий?