Козлиная песнь (сборник) - Константин Вагинов

Но тут вошла Юлия.

Глава III. Торговец сновидениями и покупатель

Сновали скупщики, перекупщики, спекулянты, менявшие одно на другое с выгодой для себя в денежном или спиртовом отношении.

Конечно, эти спекулянты не пировали под пальмами где-нибудь в роскошной гостинице, там, где останавливались иностранцы, на это у них пороху не хватало, они не купались в мраморных ваннах и не неслись на автомобилях, они довольствовались малым, какой-нибудь попойкой на дому, чаепитием в семейном доме.

Сегодня Анфертьеву повезло: он на барахолке у человека, торговавшего заржавленными напильниками, сломанными замками и позеленевшими пуговицами с орлами, дворянскими коронами и символами привилегированных учебных заведений, купил медное крошечное мурло с зубастым ртом до ушей и торчащим, прямым, как палка, носом.

– Что это за дрянь? – спросил Анфертьев, делая вид, что не понимает.

– Это для ключей, – ответил торговец. – Крюк.

– Для ключей-то не надо, – сказал Анфертьев, – вот если бы это был гвоздик с шапочкой, то можно было бы на него картину повесить!

– Что ж, и картину на этот нос можно повесить…

– Нет, не подходит, – ответил Анфертьев, – мне нужен гвоздь с бронзовой шляпкой в виде розы, нет ли у вас такого?

– Гвоздей нет. Берите это, прикроете гвоздь этой личностью, как шапочкой, почистить мелом, конечно, надо, недорого обойдется.

– А сколько возьмете? – вяло, как бы нехотя, спросил Анфертьев, делая вид, что идет дальше.

– Да берите за двугривенный.

– Двугривенный дорого, гривенник дам.

Вот и купил Анфертьев японскую пряжку от кисета для табаку.

«Три рубля есть, как пить дать, – подумал, отходя, покупатель, – еще бы на три рубля дослать, и сегодняшний день пройдет что надо».

Он остановился и стал слушать, не ругается ли кто-нибудь. Нет, здесь, у забора никто не ругался. Анфертьев пошел дальше по рядам.

«Эх, два бы ругательства достать, – подумал перекупщик, – только бы два ругательства – и рубль денег в кармане. Три да рубль все же четыре».

Он сел на корточки и стал рыться в бумажном хламе.

– Сколько возьмете за это? – спросил он, рассматривая детские рисунки.

– Давайте двугривенный, – ответила баба с лицом пропойцы.

– Двугривенный дорого, – ответили Анфертьев, – вот три бумажки за пятачок возьму, обратную сторону использовать можно!

– Да что ты жмешься! – возмутилась женщина. – Ведь бумага, я ее дороже на селедки продам…

– Пятачок! Хочешь отдавай, не хочешь – не надо.

Анфертьев улыбнулся.

– Ну, бери, жмот… – выругалась женщина. «Еще тимак… – подумал Анфертьев, – эхма, где наша не пропадала…»

В узком каменном доме, украшенном львиными головками, ночью сидели преподаватель голландского языка и бывший артист, ныне, ввиду большого спроса на технический персонал, чертежи, Кузор.

– А нет ли у вас двойных свистулек? – спросил Жулонбин.

– Есть несколько, поломанных.

– Вот и прекрасно, – сказал, радуясь, Жулонбин. – Меня ломаные предметы больше цельных интересуют. Я рассмотрю ночью и постараюсь найти для них классификацию.

– А сновидения вы не пытались собирать? – спросил чертежник. – А то у меня есть один знакомый, он сны собирает, у него препорядочная коллекция снов. Какой-нибудь профессор дорого за нее дал бы! У него есть сны и детские, и молодых девушек, и старичков.

– Познакомьте меня с ним, – взмолился Жулонбин. Руки у систематизатора задрожали.

– Охотно, – покровительственно ответил Кузор, – хотите, мы завтра отправимся к нему.

Всю ночь не спал Жулонбин. Он видел, что он собирает сновидения, раскладывает по, коробочкам, надписывает, классифицирует, составляет каталоги.

У Локонова уже стоял Анфертьев и продавал ему сны, записанные у старичка.

– Сон Ивана Иваныча из ряда вон выходящий, – говорил Анфертьев, – меньше, чем за два рубля, не отдам. Любителей-то у меня много, а такие сны попадаются не часто.

– Но ведь это страшно дорого, – настаивал Локонов, – за нечто нереальное платить такие деньги.

– Как, нечто нереальное? – возражал Анфертьев. – Сон-то и есть высшая реальность, во сне-то человек весь раскрывается.

– Вы правы, – согласился, смутившись, Локонов.

– Да пусть это будет и не реальность, а сказка, и за сказками другие за тридевять земель ездят, тьму денег тратят. Нет, как угодно, дешевле никак нельзя.

– За все принесенные вами сны дам я вам три рубля, – твердо сказал Локонов.

– Помилуйте, ведь это грабеж! – взмолился Анфертьев.

«Ну, да ладно, на чем-нибудь другом наживу», – подумал он и, вздохнув, согласился.

– А теперь попьемте чайку, – ласково предложил Локонов. К чайку-то и подоспели чертежник и преподаватель голландского языка.

– Скоро, скоро, – воскликнул за чаем Анфертьев, обращаясь к Кузору, – будет у меня для вас новенькая свистулька, уж я присмотрел у одного старичка! Уломать придется. «Память, – говорит, – не продается!»

– А для вас у меня есть детские картинки, – сказал Анфертьев Жулонбину. – А вот для одного покупателя я достал серебряный футляр для ногтя!

– Покажите мне его, – попросил Жулонбин.

– Да нет, я его не взял с собой, – ответил Анфертьев.

Он видел, как задрожали руки у Жулонбина.

– Это музейная вещичка, ее нужно хранить как зеницу ока! Детские картинки желаете посмотреть?

У Жулонбина ни гроша не было с собой.

– А вот сон одного молодого человека. Образования молодой человек превосходного, а ведь вот какой сон увидел. Сон, можно сказать, на вес золота. Прочесть, а, прочесть? – спросил Анфертьев. – Только условие: рубль, не меньше, это, можно сказать, не сон, а целое полотно, ужасная картина. Вот, представьте себе молодого человека, сидит он, книжки читает, а на подъеме у него образовалась как бы мозоль. Взглянул, увидел, не мозоль это, а глаз с совершенно ровными веками, с ресницами, но без зрачка. Испугался молодой человек, снял туфлю, стал осторожно сапог, надевать, чтоб никто не заметил. Надевая, попробовал глаз открыть, но глаз хотел спать. У меня это все в точности, аккуратно записано, много подробностей, и цвет глаза, и все, и недорого, рубль всего.

Анфертьев опрокинул рюмочку.

– Не хотите это – другой сон предложу! Анфертьев стал ощупывать карманы.

– Неужели потерял? Вот на этом лоскутке бумажки как будто… Нет, на другом… Не сон, а ужасная драма в пяти частях: «Двое служащих и отрезанная голова девушки». Такой картины и в кинематографе не увидите, только в детективном романе прочтете! Спит бухгалтер и во сне видит, что все спят в тресте, но он не спит, и его начальник не спит. Видит бухгалтер, они мило беседуют. Вдруг замечает, что его начальство с ужасом смотрит наверх, а наверху из гигиенического матового абажура отрезанная голова пишбарышни торчит и улыбается.

– Это все хорошо, – ответил покупатель, – но мне хотелось бы побольше снов лирических, ужасных снов достаточно у меня скопилось, знаете, нужно сохранять во всем равновесие. Сейчас мне лирические сны нужны.

– Что ж вы не предупредили, – возразил Анфертьев, опрокидывая рюмочку, – ведь на прошлой неделе вам как раз ужасные сны нужны были, а теперь вы от них отказываетесь, другие вам сны нужны! Если б я знал, я бы достал для вас лирические сны. Хотя одну минутку подождите, как будто один лирический сон есть. Ах, нет, – сказал он сокрушенно, пробежав бумажку глазами. – Не лирический сон, а комический, хотя и со стихами, а со стихами сны не очень-то часто встречаются.

Покупатель заинтересовался.

– Какие стихи? – спросил он.

– Стихи-то комические, не подойдут, – сказал торговец.

– Все ж, прочтите, – настаивал покупатель.

Анфертьев прочитал по бумажке:

Вот идут опять,Вот идут, смотри,Морда номер пять,Рожа номер три.

– Не подойдет, – сокрушенно сказал покупатель, – сейчас мне нужны лирические сны.

Локонову сейчас, действительно, хотелось лирических снов, он был влюблен в одну девушку и не пользовался взаимностью. Она не замечала его. Ему хотелось утешиться снами, купить небольшое количество снов о любви с какими-нибудь прелестными пейзажами, с каким-нибудь берегом моря, с какими-нибудь альпийскими вершинами, с какой-нибудь возвышенной и трагической любовью.

– Хорошо, – помолчав, сказал Анфертьев. – Есть у меня одна дама, она видит красивые сновидения, каждую ночь красивые сны видит с туберозами, с верандами, с пикниками, с танцами. Только трудно будет достать, расходы будут.

– Хорошо, я у вас возьму ужасные сны, – сказал Локонов, – ведь вы не виноваты, ведь мне действительно в прошлый раз хотелось ужасных снов, хотелось как-то взвинтить себя.

Кузор и Жулонбин играли в шахматы. Они знали, что покупателю и торговцу не следует мешать, они делали вид, что ничего не слышат и не видят, что они погружены в шахматную игру.

После ухода Анфертьева потребитель снов сидел мрачный и задумчивый. Сам он утерял способность видеть сны.