Любовь срывает маски - Дебора Мартин

Ей очень хотелось сказать ему, как она его любит, осыпать поцелуями, окружить нежностью и добротой, чтобы он не чувствовал себя таким несчастным и чтобы его жертва не казалась ему такой тяжелой. Но при этом какая-то часть ее души мучилась чувством вины за то, что он собирался сделать. Если она скажет ему о своих чувствах, он будет считать себя еще более обязанным принести ради нее эту жертву. Она не имеет права загонять его в эту ловушку.

Если он намерен увезти ее из Англии, он должен решиться на это, только руководствуясь своими чувствами, а не потому, что она любит его. И ведь еще остается надежда, что им и не придется уезжать! Он сам сказал об этом. Что же он намерен предпринять?

— Куда ты идешь? — спросила она с беспокойством.

Внезапно он смутился и отвел взгляд. Мэриан схватила его за руку.

— Гаретт! Что ты задумал?

Он отвел ее руку и, на миг сжав ей пальцы в своей ладони, отпустил.

— Запомни, никто не должен входить сюда, — только и сказал он. Затем резко повернулся и вышел.

Несколько минут она молча стояла, глядя на закрывшуюся за ним дверь полными слез глазами.

— Я люблю тебя, Гаретт, — наконец прошептала она, отчаянно надеясь, что когда-нибудь настанет день, когда она сможет открыто сказать ему об этом.

А затем, чувствуя, как ее сердце разрывается от боли и тревоги за него, свернулась калачиком в большом кресле и стала ждать.

Гаретт нервно расхаживал по фойе перед королевской гостиной и бросал нетерпеливые взгляды на закрытую дверь. Никогда еще он так не нуждался в королевской благосклонности, и никогда раньше он так не боялся, что ему в ней откажут.

Вот что бывает, когда в деле замешана женщина. Первый раз в своей богатой событиями жизни он чувствовал, как замирает от страха его сердце, причем не за него самого. Конечно, от этого страх не стал менее реальным. От одной только мысли о том, что его Мина — леди Мэриан — окажется в руках королевской стражи, кровь застывала в его жилах. Он не представлял, каким образом она сумела так глубоко проникнуть в его душу и так прочно там обосноваться, он знал только, что не в силах расстаться с ней.

Но что хуже всего — он и не хотел ничего иного.

— Его Величество милостиво согласился принять графа Фолкхэма, — объявил секретарь, распахивая перед Гареттом дверь королевских покоев.

Гаретт выпрямился, чувствуя, как бешено бьется сердце. Такого с ним, пожалуй, еще никогда не было. С огромным трудом он постарался придать себе беспечный вид не обремененного заботами человека. Ему пришлось напомнить себе, что это всего лишь одна из многих проведенных им встреч-поединков, когда он с блеском получал информацию, не выдав ни единым взглядом как своего интереса, так и того, что ему вообще что-либо известно о предмете, о котором шла речь. Все было как всегда, за исключением одного — на этот раз его противником был сам король. Спокойным, ровным шагом Гаретт направился следом за слугой.

Карл стоял возле окна, наблюдая за тем, как его очередная любовница гуляет в саду вместе со своей любимой собачкой. Но едва Гаретт вошел, как король повернулся к нему с широкой, приветливой улыбкой.

— Ваше Величество! — произнес Гаретт с почтительным поклоном.

— Итак, вы намерены отказаться от своего затворничества, друг мой?

Гаретт непонимающе смотрел на короля. Тот усмехнулся.

— А я все думал, отчего это Фолкхэм-хауз имеет для вас такую притягательную силу, что вы даже случайно не соизволили почтить нас своим обществом. Но затем Хэмпден сообщил нам, что вы заперлись в этом старом поместье от мира вместе со своей новой любовницей. Это, конечно, все объясняет.

Гаретт никак не рассчитывал на такое начало беседы, и озабоченная морщинка на мгновение прорезала его лоб.

— И что еще Хэмпден сообщил вам о моей любовнице?

Карл, видимо, был весьма доволен, что ему удалось привести в замешательство своего друга, известного своей невозмутимостью.

— Что это весьма экстравагантная штучка — цыганка или что-то в этом роде — и что у нее очень бойкий язычок. И еще он сообщил, что она необычайно прелестна.

Гаретт едва слышал эту последнюю фразу. Итак, Хэмпден ничего не сообщил королю о его подозрениях насчет Мины. Спасибо и за это.

— Хэмпдену следовало бы пока держать при себе свои наблюдения, — заметил Гаретт, легко принимая на себя ту легкомысленную роль, которую Хэмпден непреднамеренно навязал ему.

— Ну же, Фолкхэм, вы должны привести ее ко двору. Позвольте нам взглянуть на это сокровище. Или вы здесь как раз для этого?

Гаретт прямо встретил вопросительный взгляд короля.

— Нет, Ваше Величество. На этот раз я приехал просить вас о милости.

— О милости?

— Это касается человека, который нас обоих очень интересует.

Карл вернулся к окну и, нахмурившись, спросил:

— Ваш дядя?

— Да.

Выражение сильного беспокойства исказило черты короля.

— Не знаю, что еще я могу сделать для вас в этом деле. Вы и сами хорошо постарались. Его репутация полностью погублена, он весь в долгах, к тому же он потерял почти всех своих могущественных друзей. Никто сейчас не осмелится помогать ему, зная, как он обошелся с вами.

Мрачная улыбка Гаретта показала, что он полностью согласен с королем.

— Остается еще его возможное участие в покушении на вашу жизнь.

— Да. И в самом деле, — согласился Карл, чуть прищурив глаза, в которых вспыхнул живейший интерес.

Гаретт изо всех сил старался не выдать своего волнения.

— Вам до сих пор не удалось добиться признания у вашего лекаря? Не упоминал ли он в связи с этим моего дядю?

Карл вздохнул, затем покачал головой.

— Нет, к сожалению. Он продолжает настаивать на своей невиновности. Но они пока еще не начали пытать его… мне претит применять эти варварские методы к столь ученому человеку.

Сейчас для Гаретта главным было не выдать того огромного облегчения, которое охватило его при словах короля. Итак, отец Мэриан еще жив и, очевидно, пока не сильно пострадал. До тех пор пока он не услышал этого от самого короля, он не мог быть ни в чем уверен.

— Но вы до сих пор убеждены в его виновности?

Король в раздражении махнул рукой.

— Не знаю. У меня всегда было ощущение, что он говорит правду. И все же все остальные уверены в том, что он виновен. Ведь яд был в его лекарстве. А по его собственному признанию, порошки все время оставались с ним с того момента, как его дочь отдала их в его руки.

— Дочь? — переспросил Гаретт, изображая удивление.

— Да, у него была дочь, которая и готовила для него все лекарства.

— И что говорит эта дочь?

Король презрительно поморщился.

— Она оказалась гораздо глупее, чем я мог предположить, когда впервые увидел ее. Известие об аресте отца так ее напугало, что она бросилась в Темзу и утопилась.

— И в самом деле дурочка, — пробормотал Гаретт, вновь пытаясь не выдать своего облегчения. Благодарение Господу, никто пока не заподозрил, что Мэриан жива. — Но раз она готовила лекарства, не думаете ли вы, что именно она могла положить туда яд?

— Полагаю, это возможно… хотя и очень странно. Сэр Генри настаивает, что она приготовила порошки и сразу же отдала ему. А после этого лекарства ни разу не покидали его рук. Но что ему стоило бы солгать, сказать, что он где-то оставил лекарства без присмотра, или даже попытаться свалить вину на дочь, раз она умерла. Однако он этого не делает. Он производит впечатление человека, совершенно искренне сбитого с толку. Конечно, я могу предположить, что она могла положить яд в лекарство по своей собственной инициативе. А затем покончила с собой, когда поняла, что все открылось. Кто знает? Но я как-то не могу поверить, что эта девушка сама задумала отравить меня. Во всем этом нет никакого смысла.

— Все это действительно очень сомнительно, — согласился Гаретт со спокойствием, которого на самом деле не испытывал. Интересно, что бы сказал король, если бы узнал правду о леди Мэриан.

— Однако вернемся к вашей просьбе, — заметил Карл, проницательно взглянув на Гаретта. — О какой милости вы хотели меня просить?

Гаретт встретил взгляд короля с самым невинным видом, какой только был в его арсенале.

— Я бы хотел сам поговорить с заключенным, Ваше Величество.

— Зачем? — с искренним изумлением спросил король.

— Вспомните, Ваше Величество, какую миссию я выполнял для вас в недалеком прошлом. Обычно мне всегда удавалось добыть нужную информацию у людей, и часто против их воли.

Лицо короля затуманилось.

— Это правда. Я всегда восхищался вашими методами.

— Уверяю вас, Ваше Величество, при этом я никогда не переходил грани и не совершал ничего предосудительного.

Карл несколько мгновений пристально изучал его лицо, потом заметил: