Исцеление души (СИ) - Unknown

- Что ж, я тебя вполне понимаю, - вздохнул он, продолжая разговор. - Ты заслуживаешь смерти...

Виктория поджала губы, отводя взгляд. Так чего же он ждет? Чего не убил? Или легкая смерть слишком малое наказание для нее? Хочет пытать на людях, как и Мариам?

- Что с женщиной, которая помогла мне? - Заставила она себя говорить, чувствуя сухость во рту.

- Она жива, я обещал, если ты придешь, то я ее пощажу, и я сдержал слово, - спокойно ответил император, дотрагиваясь до ее лица, проводя пальцем по губе. Говорить о какой-то Мариам ему не хотелось. Ему хотелось не думать ни о чем, только о Виктории, сосредоточится на ней, видеть и слышать ее. Он ведь так скучал и в тоже время ненавидел! За то, что она сделала. Однако девушка должна благодарить уже мертвых полицейских, они, по сути, спасли ее от его гнева. Элестэй простил Викторию, как только понял, что может ее потерять.

- Зачем ты сбегала? - Спросил он, пристально смотря на нее. Девушка опустила взгляд, поджимая губы. Что ей ответить она не знала. Но разве ответ неочевиден?

- Не хочешь говорить? - Догадался Элестэй, грустно улыбнувшись. - Я не настаиваю, знай, что я простил тебя. Тебе ничего не будет за твой дурной поступок. Ты вернешься, и будет снова, как прежде.

Сердце девушки пропустило удар от его последних слов - 'как прежде'. Это рок, от которого ей никогда не освободиться. Да, может, она эгоистка, но это выше ее сил! Выше смириться со всем этим!

Элестэй наклонился к ней, зарываясь рукой в ее волосы, опуская в них лицо, вдыхая запах. Дотронулся губами до ее щеки, мочки уха, губ.

- Нет, как прежде не будет. - Покачал головой он, шепча и наслаждаясь ею, прикрыв глаза от переполнявших его чувств. - Тогда в парке все было иначе, и я уже забыл, что было потом. Это мелочь, глупость, ошибка. Я тоже не святой и виноват во многом перед тобой. Я прошу прощения, хоть и знаю, что не получу его. Но я хочу, чтобы ты знала, эти слова идут от чистого сердца, - здесь он открыл глаза, заглядывая ей в лицо. Все это время девушка лежала, словно онемевшая не зная, что и сказать.

- Зачем я тебе? - выдавила она слова, сглатывая вязкую слюну. Император вызвал в ней противоречивые чувства, не понимая, в прочем, как и раньше. Только теперь он выглядел разбитым и каким-то иным. Искренним?..

- Потому-что ты моя, Виктория, - ответил он, играясь с ее волосами. - Разве этого не достаточно? И ты все еще моя фаворитка...

Девушка скривила губы, только сейчас осмелившись посмотреть на него.

- Люди увидят это, - равнодушно сказала она и решительность застыла в ее глазах. Элестэй не понял ее слов, оторвался от волос, садясь прямо.

- Что увидят?

Виктория заставила себя подняться, опираясь на дрожащие руки и холодно ответить:

- Если я предала Его Величество, то не стоит ли меня публично наказать? Ведь я не оправдала доказанную честь. Что скажут люди?

Элестэй замер, шокированный услышанный. Но в тот же миг раздался звук пощечины. Виктория свалилась на кровать от удара, закрывая 'обожженную' щеку ладонью. Снова заставила себя приподняться и с ненавистью уставиться на озверевшего императора. Она не ожидала, что он ударит ее. А он не ожидал таких слов, навис на ней, все так же пристально смотря на нее.

- Дура! - Выплюнул Данган успокаиваясь. - Ты понимаешь, что говоришь?

- Да, - ее голос не дрожал, утверждая это. - Разве такой не должен быть правитель...

- Замолчи! - Крикнул он, наклоняясь к девушке вплотную и заглядывая ей в глаза, заставляя под его обезумившим взглядом прекратить говорить. - Я император! И мне, слышишь, мне! - можно делать то, что вздумается! Я есть закон!

- Ты есть дурак! - Не вытерпела она, выкрикнув. Эти слова заставили Дангана снова ударить ее. На этот раз Виктория не стала подниматься, с ненавистью смотря на императора, даже боль не казалась ей не такой болезненной, лишь его взгляд ненависти.

- Ты не смеешь так говорить со мной! Ты в моей власти! Ты моя! И я буду делать с тобой все, что захочу!

- А если смею? - Ей стоило остановиться, но менестрель не могла.

Элестэй сузил глаза, наклоняясь и больно беря ее за лицо.

- Смерти ищешь? - Прошипел он, притягивая ее лицо к своему. - Так не получишь!

В следующую секунду он впился в ее губы, больно целуя. Собрав силу, девушка уперлась ему в грудь, отталкивая. Император легко сдался, отпуская и отходя от нее, вытирая губы рукавом.

- Позже поговорим! - Сплюнул он, уходя.

***

Элестэй появился рано утром с цветами и неизменной улыбкой, что нисколько не удивило Викторию.

- Будешь в сотый раз просить прощение, хотя зная, что я все равно не смогу тебя простить? - Передразнила она его, не стерпев, чтобы не бросить этот едкий комментарий ему в лицо.

Улыбка померкла на его лице, однако мужчина сдержался, подходя к кровати и опускаясь перед ней на колени. Положив букет белых роз ей на ноги, он взял ее за руку, спрашивая:

- Разве тебе так плохо со мной живется?

Менестрель смутилась, но нашла себе силы ответить, так, чтобы постараться донести до него свою точку зрения:

- Мне с тобой никак не живется, - коротко сказала она. Сначала Виктория хотела ему расписать свои чувства, но зачем? Эти слова и так высказывают все, что происходит между ними. По сути, ничего, мертвая точка, в которой мучаются он и она. Правда, не факт, что он!

Боль застыла на его лице, поцеловав ей руку, Элестэй долгое время молчал, прислонившись лицом к ее тыльной стороне ладони.

- Почему ты не можешь впустить меня? - Наконец, почти не слышно, прошептал он. В ответ лишь холод и тишина. Никаких чувств и слов, даже ненависти, холодное равнодушие. Он хотел, он очень хотел, чтобы те призрачные минуты счастья в парке вернулись. Однако то была неискренность.

- Не можешь любить меня, так притворись, ты ведь умеешь - я знаю! Я видел и испытал это. - Его просьба напоминала отчаяние, а слова наполнились грустью и какой-то безысходностью. Виктория онемела от такого 'признания', аккуратно высвобождая руку от его объятий. И снова в его словах есть только 'Я'. В его сердце давно нет места для кого-то другого!

- Уходи, Элестэй, - ее голос умолял, и он почувствовал это. Подняв глаза на не смотрящую на него девушку, императора поднялся на ноги, медленно, словно болел. Легонький поцелуй в щеку, и он ушел, даже не став спорить. И лишь тогда, когда его шаги стали не слышны, Виктория решилась посмотреть в сторону. На душе скребли кошки, и было какое-то странное сочетание чувства: омерзения, разбитости и опустошенности. Схватив букет, она закинула его за изножья кровати, чтобы не видеть и легла, зарываясь с головой в одеяло, как в девстве, словно это решало все проблемы...