Битва колдуньи. Сага о мечах - Елизавета Дворецкая

– Да, – подтвердил Хёгни. – Конунг требует, чтобы ты приехал к нему на Острый мыс со всем тем войском, которое тебе удалось собрать, положил голову ему на колени и признал себя виновным. Он обещал помиловать всех, кто вместе с тобой признал конунгом его сына, и тебя, быть может, тоже.

– Меня! – Лицо Фрейвида медленно наливалось краской. Никогда он не мог и вообразить подобного унижения – отдать свою жизнь в чужие руки и беспомощно ждать пощады! – Меня помиловать! Я не знаю за собой никакой вины! – отрезал он. – Я хотел одного – чтобы у квиттов был конунг в той войне, которую нам приходится вести! И если конунг загостился за морем и не знает, что враги уже у порога, то я в этом не виноват!

Хёгни пожал плечами.

– Я передаю тебе слова и волю конунга, а свои оправдания ты перечислишь ему сам. А чтобы ты не упрямился, он велел передать тебе это.

С этими словами Хёгни вынул из-за пазухи маленький полотняный сверток, развернул его и поднял в руке что-то похожее на тонкую светлую змейку. Косичка из мягких светлых волос расплелась и запуталась за время поездки, блеск волос угас, как гаснет все, что было живым и стало мертвым.

– Это прядь волос твоей дочери, – пояснил Хёгни, видя, что Фрейвид застывшим взглядом смотрит на косичку и молчит. – Стюр конунг разорвал ее обручение с Виги ярлом. Он требует, чтобы ты приехал к нему не мешкая, иначе следом за прядью волос ты получишь голову твоей дочери.

– Она у конунга? – медленно выговорил Фрейвид.

Он никогда не задумывался о том, любит ли он свою дочь и насколько сильно любит, но привык считать Ингвиль своим главным сокровищем, гордостью, будущим рода. Еще мгновение назад он готов был сражаться, как дракон, но сейчас вдруг почувствовал слабость, словно эта косичка опутала его «боевыми оковами» и лишила воли к сопротивлению.

– Да, королева Далла привезла ее, – подтвердил Хёгни.

– Королева Далла! – опомнившись, с негодованием воскликнул Фрейвид. – Она тоже положила голову на колени Стюру? Она не меньше меня жаждала увидеть конунгом Виги! Ей очень хотелось сменить одного на другого!

– Это очень похоже на правду! – усмехнулся Хёгни. – И сам конунг об этом догадывается. Именно поэтому я посоветовал бы тебе не медлить с отъездом, если, конечно, ты примешь совет такого незначительного человека, как я.

– Он разорвал обручение! – возмущенно восклицал Фрейвид, почти не слушая. – Почему же он тогда не прислал мне назад то обручье, которым был скреплен сговор?! До моего золота много охотников! Я дал золотое обручье весом не меньше марки! Почему же Виги не вернул его?

– Об этом нужно спросить у самого Виги ярла, но он что-то не спешит ехать к отцу. Полагаю, что обручье осталось у него, потому что у конунга я его не видел и ничего о нем не было слышно. А Виги ярл остался где-то на полпути от озера Фрейра, видать, боится класть голову на колени Стюру конунга. С невестой своей он сумел расстаться, а вот обручья ему было жаль! Тебе лучше знать, насколько велико это сокровище!

И Хёгни опять слегка усмехнулся, отметив про себя, что невозвращение обручья встревожило Фрейвида хёвдинга даже больше, чем угроза жизни единственной дочери.

А Хёрдис вдруг встрепенулась, насторожилась, словно несколько последних слов были волшебным заклинанием, пробудившим ее от векового сна. Теперь уже никто на нее не смотрел, о ней забыл даже Фрейвид, но она внезапно все вспомнила – а главное, то, зачем вышла в этот поход. Дракон Судьбы! Ее золотое обручье, ее сокровище, единственной законной хозяйкой которого была она. Огнива она лишилась, но обручье могло бы вернуть ей все потерянное! Если бы только получить свободу и вновь отправиться на поиски… Что ей какой-то жалкий Виги ярл?

Что-то толкнуло ее изнутри, словно крохотный росток весной впервые попытался пробиться из земли к свету. Кровь быстрее побежала по жилам, Хёрдис стало тепло. Она пошевелилась, но тут же ощутила путы на руках и опять села, злобно закусив губу. Уснувшие было чувства – ярость и жажда борьбы – загорелись в ней снова и с каждым мгновением набирали силу. Но поверх них, как холодная волна, накатывалось бессильное отчаяние. Она была слаба и беспомощна, не могла избавиться даже от ремней на руках. Хёрдис кусала губы, и чуть ли не впервые в жизни ей хотелось плакать.

– Передай конунгу, что я скоро приду к нему на Острый мыс! – говорил тем временем Фрейвид. – Но лучше было бы, если бы он сам пришел ко мне сюда с войском Юга и Востока. Фьялли здесь, а не там, и уводить от них войско не так уж умно!

– Может быть, ты и прав, я передам твои слова. – Хёгни кивнул. – Но мне сдается, конунг зовет тебя к Острому мысу, желая убедиться, что ты друг ему, а не Торбранду Троллю. Все знают, что твоя дочь была обручена сначала с кем-то из его людей, с каким-то его родичем. Так что лучше тебе приехать за ней самому.

– Я приеду! – сдерживая негодование, ответил Фрейвид. – А ты, Альрик годи, – он повернулся к Сновидцу, – сегодня же поедешь к Стоячим Камням! Я должен покончить с моей злой судьбой как можно быстрее!

Фрейвид посмотрел на Хёрдис и невольно вздрогнул: она ответила ему острым блестящим взглядом, таким же живым и вызывающим, каким он был раньше. Ведьма проснулась, и Фрейвида пробрала дрожь от страшного предчувствия, что дракон снова где-то близко и готов к битвам. Если не одолеть ее на сей раз – это будет конец.

И он был во многом прав. Что значили несколько жалких ремней на ее руках?

Наутро хутор Угольные Ямы опустел. Сам ее хозяин со своим маленьким, но доблестным войском поехал на юг вместе с Фрейвидом хёвдингом и его дружиной, а Альрик Сновидец с десятком хирдманов повез вглубь Медного Леса Хёрдис Колдунью. Оба отряда отправились в путь одновременно. Оказавшись за воротами, Фрейвид и Хёрдис разом обернулись, посмотрев друг на друга. Взгляды их встретились, и больше в них не было вражды, а только желание увидеть и запомнить навсегда. Оба знали, что расстаются навеки и больше никогда им не придется встретиться в мире живых. Вот только о том, кто из них вскоре уйдет, а кто останется, у каждого было свое собственное мнение.

Фрейвид неподвижно сидел в седле, провожая глазами Хёрдис, и испытывал облегчение, оттого что наконец-то избавился от этого несчастья. Но к облегчению примешивались смутная тревога и грусть. Теперь он ясно осознавал то, что все двадцать лет ее жизни ускользало от внимания: Хёрдис была истинным его порождением и именно ей, единственной из четверых детей, в полной мере достались все его качества. Если бы он понял это вовремя, если бы обратил на нее внимание еще в детстве и воспитал как свою дочь, а не как дочь рабыни, то все могло бы сложиться иначе. В ней он мог бы найти опору гораздо более сильную, чем в Виги или даже в самом Стюре… Чего стоил только Большой Тюлень и фьялленландские корабли… Но поздно!

Наконец Фрейвид стряхнул неуместную задумчивость, хлестнул плетью по конскому боку и поскакал прочь от ворот усадьбы. Но с расстоянием невидимая нить не рвалась, Фрейвид по-прежнему чувствовал, что Хёрдис где-то близко, невидимо стоит у него за плечом. Ему казалось, что вместе со своей злополучной дочерью он и сам какой-то частью вскоре переселится в иной мир. Или – останется в этом.

Глава 23

– Посмотри, Хродмар, там опять камень! – воскликнул Колль и тронул товарища за локоть.

Обернувшись, Хродмар увидел, что его веселый приятель многозначительно двигает светлыми бровями и кивает куда-то в сторону. Они вдвоем шли впереди небольшой дружины из двух десятков хирдманов, посланной Торбрандом конунгом разведать дорогу. Колль Китовое Ребро, которого ничто не могло заставить долго молчать, уже успел сравнить их отряд с языком дракона, которым тот сначала ощупывает добычу, прежде чем съесть, и теперь искал, как бы еще позабавиться. Вот только Хродмар был не слишком склонен поддерживать разговор.

– Ну и что? – спросил Хродмар и на всякий случай окинул быстрым внимательным взглядом серую гранитную скалу, выдававшуюся с берега в волны. Скала была похожа на дракона, который лежит на брюхе мордой к самой воде, как будто пытается выпить море. – Камень как камень. Чем он тебе не нравится?

– Там, возле усадьбы Фрейвида Огниво, тоже был камень, помнишь? Такой большой, бурый, а под ним жил тот тюлень. Помнишь, от которого мы едва ушли живыми?

– Ну и что? – повторил Хродмар, стараясь не показать недовольства, но брови его сами собой хмурились.

– Вот я и подумал: может, у квиттов под каждым большим камнем живет по своему чудовищу? – с притворным ужасом продолжал Колль.

– Тебе надо было оставить дома твой язык! – сурово сказал Хродмар, вовсе не желая хотя бы улыбнуться в ответ.

Ему было очень неприятно вспоминать события лета, принесшие фьяллям так мало славы. Но Колля это, кажется, забавляло. Свои подвиги он начал с того, что еще в семнадцать лет, живя в усадьбе отца, при дележке китовой туши пришиб одного из соседских работников китовым ребром, за что и получил соответствующее прозвище. Злоязыкий Асвальд сын Кольбейна говорил иногда, что Коллю, как видно, и самому досталось по лбу другим концом того ребра и с тех пор он смеется, будто дурачок, от всякой малости. Это было преувеличением, но иной раз и Хродмару хотелось, чтобы его товарищ получше понимал, над чем не стоит шутить.