Смертельное наследство - Билл Видал

Тремя днями позже оперативники ДЕА и ФБР при участии полицейских сил одиннадцати штатов арестовали шестьдесят семь фигурантов этого дела и захватили полторы тонны кокаина.

Глава 18

В течение всего этого времени Том Клейтон предпринимал героические усилия, с тем чтобы собрать и склеить фрагменты своей разбившейся жизни. С уходом со сцены событий Моралеса и Суини желание Арчера засадить его в тюрьму утратило былую навязчивость. Сотрудники Королевской прокуратуры попытались было заключить с Хадсоном сделку — предложили признать обвинение в нападении и избиении со снятием обвинения в убийстве, — но адвокат послал их к черту. Дальше — больше. После случившегося с Салазаром несчастья Королевская прокуратура лишилась главного потенциального свидетеля, а американская полиция, подвергнув офисы Салазара и Суини тщательному обыску и перевернув там все вверх дном, не обнаружила ни единого доказательства причастности Тома Клейтона к манипуляциям финансами, связанными с отмыванием денег или продажей кокаина. Потом Хадсон устремился в контратаку, открыв огонь из всех орудий, и незадолго до Рождества Том получил от Королевской прокуратуры необходимый набор извинений, а также официальный документ, свидетельствовавший о его полном оправдании и непричастности к какой-либо уголовщине.

В конце декабря Том договорился о встрече с Гринхольмом. К удивлению Тома, босс предложил ему прийти в офис после окончания рабочего дня. «Я сейчас очень занят, — пояснил он. — Пока руководство решает, как с тобой поступить, мне приходится делить твою нагрузку с Владом».

Зал проведения торгов был пуст, горели лишь несколько экранов. В тусклом свете, сочившемся из офиса Гринхольма, установленное в зале новейшее электронное оборудование отбрасывало на стены и предметы обстановки нереально большие тени.

Том с присущим ему пылом потребовал немедленно восстановить его в прежней должности, поскольку был полностью оправдан.

— Так-то оно так, но дело «Тауруса» продолжает вызывать у меня озабоченность. Хотя, — пожал плечами Гринхольм, — теперь оно, по сути, выведено из-под моего контроля.

— К кому в таком случае я должен обратиться со своей проблемой?

— Оставь это, парень. Незачем раскачивать лодку. Мы же продолжаем отплачивать твое пребывание в административном отпуске, не так ли?

— Не в этом дело. Мне нужно узнать, когда…

— Наоборот, все дело именно в этом, — перебил его начальник. — Конечно, ты, если хочешь, можешь действовать и через мою голову. Скажем, написать письмо в головной офис, пригласить адвоката и начать процесс… Возможно, в результате ты даже получишь какие-то деньги. А возможно, угодишь в тюрьму. Впрочем, ты и сам все это прекрасно знаешь, не правда ли? — наклонился к нему с угрожающим видом Гринхольм.

— Знаю. Как и то, что вы приняли к сведению одну лишь дурацкую болтовню Джефа Ленгленда.

— Ленгленд теперь замкнулся, — поморщился Гринхольм. — Не хочет больше говорить об этом. Ни с кем.

— И вы, значит, решили его уволить? Так?

— Уволишь его, как же! — покачал головой Гринхольм. — Ведь половина правления нью-йоркского отделения состоит из его родственников. Хотя Ленгленд, конечно, задница, пусть он все же догнивает в Цюрихе. Мне не нужны неприятности.

— А что в таком случае делать мне?

— Оставь все как есть, не мути воду. — Тут Гринхольм хитро усмехнулся. — Я слышал, ты купил загородный дом. Вот и поживи там немного. Отпразднуй Рождество, Новый год. — Продолжая говорить, он поднялся с места и направился к небольшому холодильнику, декорированному полированными деревянными панелями. — К концу января, в крайнем случае в феврале, эта проблема всем наскучит, и тогда я окончательно ее утрясу. — Гринхольм открыл маленькую бутылку шампанского.

— А как же мой бонус?

— Я позабочусь об этом! — Он разлил шампанское по бокалам.

— А размеры бонусов уже объявлены?

— На следующей неделе объявят. Ты должен получить где-то три четверти. Согласись, это неплохо. Так что доверься мне, сиди тихо, не высовывайся и отмечай Рождество. — С этими словами Гринхольм поднес шампанское к губам и, прежде чем сделать глоток, выжидающе посмотрел на Тома поверх бокала.

— О’кей, Хэл. — Клейтон поднял свой бокал. Пока это не шло вразрез с его интересами — и ему действительно хотелось спокойно отметить Рождество. А еще у Тома начал зреть некий план.

Покупка поместья и все связанные с этим формальности завершились за две недели до разговора Клейтона с Хэлом Гринхольмом. После возвращения из Ирландии Том продемонстрировал Кэролайн письмо продавца, в котором тот соглашался со всеми условиями Клейтонов. Кэролайн, хотя и заявляла недавно обратное, по-прежнему хотела жить за городом, в своем доме, и Том заверил ее, что они, несмотря ни на что, могут себе такое позволить. При этом он избегал в какой-либо форме обсуждать сложившие ныне между ними отношения.

Впрочем, после того как Том вышел из госпиталя, какая-то часть прежнего тепла вернулась в их отношения, но все же некоторая дистанция между ними сохранялась. Даже несмотря на то что теперь Том проводил весь день с семьей. Он имел основания подозревать, что история с цюрихским счетом каким-то образом запятнала его в глазах жены, но верил, что сможет восстановить утраченные позиции, и всячески к этому стремился. Приобретение Корстона представлялась ему чем-то вроде начала новой жизни, и он не мог себе позволить, чтобы дом ускользнул от него.

Для Кэролайн же покупка поместья являлась скорее возвращением к привычному укладу ее семьи, а уж потом новым элементом совместного с мужем существования. Она быстро полюбила Корстон, который ко всему прочему находился на значительном удалении от Сити с его вечными разговорами о деньгах, процентах и бонусах; здесь также не было всяких подозрительных иностранцев, а поблизости жили многие ее друзья. Уже за три недели до Рождества Кэролайн начала приезжать в Корстон, с тем чтобы понаблюдать за завозом мебели и работой строителей, постепенно возвращавших дому его прежний роскошный вид. Когда школы закрылись на каникулы, в некоторых комнатах уже вполне можно было жить, и Кэролайн решила переехать туда вместе с детьми. Постепенно зловещий образ Тони Салазара, похищение и связанные с этим испытания стали стираться из ее сознания, а на их месте утверждалось радостное предощущение рождественского праздника с его милыми развлечениями в виде покупки и украшения елки, выбора подарков, встреч с родственниками и их ребятишками, бегающими по дому вместе с ее детьми. Все это действовало на Кэролайн куда более благотворно, нежели сеансы любого психоаналитика.

Том, если не считать уик-эндов, редко присоединялся к ней. Есть работа в банке или нет, но он все равно чувствовал себя банкиром. Тем более в доступе к банковскому сайту ему не было отказано, и Клейтон с удовольствием наблюдал, как его инвестиции приносят все больший доход.

К двадцать второму декабря фунт упал до уровня два и пять по отношению к швейцарскому франку. В результате двадцать пять миллионов, которые Гринхольм выделил Тому для проведения сделок, принесли банку двадцать четыре миллиона фунтов. Том фактически удвоил выданную ему сумму.

Потом Клейтон бросил взгляд на собственные достижения. За двадцать миллионов фунтов он купил пятьдесят два миллиона четыреста тысяч франков; в результате теперь он имел прибыль в полтора миллиона долларов, что с лихвой покрывало убытки «Тауруса». Но этого Тому было недостаточно. Хотя в настоящее время у него имелось в Цюрихе тридцать восемь миллионов, а в Лондоне — пять, в скором времени ему предстояло отдать сорок три миллиона Шону. Неужели ему и в самом деле придется это сделать? Выходит, все его старания оказались абсолютно никчемными и он рисковал карьерой, семьей и собственной головой совершенно напрасно?

Том позвонил Аккерману и попросил его подвести итог. После уплаты комиссионных и различных сборов у Клейтона вместе с процентами оказалось на счете свыше полутора миллиона долларов чистой прибыли. Если разобраться, не так уж плохо. Можно начать все сначала и быстро увеличить эту сумму. Или так же быстро ее потерять…

Рождество в этом году совершенно не походило на прошлые — к празднику Клейтоны обустроиться не успели: три четверти дома все еще пустовало, а в остальных комнатах находилась пестрая коллекция предметов мебели — всех, так сказать, времен и стилей, — отданных родственниками за ненадобностью. Единственное исключение представляли три антикварных софы, купленных Кэролайн на Челтенхемском аукционе. Они предназначались для верхних комнат, но теперь использовались в качестве главного предмета обстановки в большой гостиной на первом этаже. Отверстия от пуль в стене, оставшиеся после той ужасной ночи, были заделаны штукатуркой, а прожженный паркет перед камином закрыт ковром, подаренным одним из кузенов Кэролайн. Незадолго до Рождества к дому подкатил фургон, доставивший содержимое чердака родового гнезда семейства Хорнби. Иные предметы из этого разномастного собрания своей древностью превосходили, вероятно, даже самого Санта-Клауса.