Пророк - Фрэнк Перетти

Снова Мэриан в прямом включении от Женского медицинского центра: «Итак, Джон и Эли, сегодняшний инцидент – пусть он и не послужит ни к чему другому должен напомнить нам, что ожесточенная полемика по проблеме абортов далеко не завершена, несмотря на то, что общественность недавно одобрила законы, защищающие права женщин».

Джон уже приготовился задать вопрос из сценария, написанный в сценарии для него Мэриан Гиббоне:

– Итак, Мэриан, убедились ли теперь Брюверы в том, что Женский медицинский центр не виноват в смерти их дочери?

Мэриан отвечает с экрана: «Когда я задала миссис Брювер этот вопрос, она ответила отрицательно и сказала, что они будут продолжать борьбу с целью выяснить истину. Таким образом, к сожалению, Женскому медицинскому центру следует ждать новых неприятностей, пока эта история продолжается».

– 0'кей, Мэриан. Спасибо.

Камера Один берет Эли крупным планом. «Настоящий переполох вызвал грузовик с двумя тысячами живых цыплят, который перевернулся на автостраде 40...»

Джон перелистнул страницу сценария. Вот и все. Забавно, сколько душевной борьбы, боли, волнения и информации можно донельзя упростить, проскочить и отбросить прочь за какие-то две минуты. Все произошло так быстро, что ему даже не хватило времени подумать об этом. У него не было времени и сейчас. Приближался следующий сюжет – и его очередь говорить в камеру. Он обдумает все позже.

Макс и Дин так и продолжали сидеть перед телевизором, пока Эли рассказывала о теле, найденном рядом с автострадой 40, потом Джон предварил несколькими словами сюжет о пятидесятой годовщине армейской хозяйственной службы, а затем Эли сообщила о пожаре в жилом доме. Они не могли отыскать подходящих слов, и каждый боялся даже представить себе, о чем думает другой.

Двенадцатилетняя Виктория заговорила первой:

– Мамочка... ты сделала что-то плохое?

– Нет, золотко...

Макс треснул кулаком по ручке кресла и вскочил на ноги.

– Вот мерзавец...

– Хорошо, детки. – Дин подняла детей. – Расходитесь по своим комнатам и займитесь уроками. Ужин скоро будет готов.

Они ушли. Папа был зол, мама плакала. Лучше держаться от них подальше некоторое время.

Карл отвернулся от телевизора и уставился на холст, просто уставился на белое, ничего не выражающее пространство холста. Он попытался снова вызвать в воображении свое видение картины, свою цель, свой новый проект.

Видение пропало. Он не мог вспомнить его.

Рэйчел Франклин вернулась к работе, тихо ругаясь. Джон Баррет не удивил ее, особо не удивил.

Мэрилин Вестфол откинулась на спинку кресла и потрясла головой. «Люди просто ничего не знают, – подумала она, – и, возможно, никогда не узнают».

Сюжет прошел еще раз в семичасовом выпуске, в слегка урезанном виде, но в целом такой же. А потом семичасовые новости, как и пятичасовые, закончились в спешке: прозвучали торопливые пожелания доброго вечера под энергичную музыку, проплыли заключительные титры на фоне панорамы города, а потом один за другим пошли рекламные ролики. Новости дня пролетели, словно поезд на полной скорости, и исчезли, чтобы снова появиться в 11 часов вечера, а потом в установленные часы на следующий день – и снова пролететь на полном ходу, чтобы вернуться в 11 вечера и в установленные часы на следующий день, обогатившись по пути несколькими новыми остротами и смешками телеведущих.

– Макс, создание передачи новостей – это очень сложный процесс, на который влияет огромное количество факторов... – Джон поморщился и отвел трубку от уха, искренне радуясь тому обстоятельству, что разговаривает с Максом по телефону, а не с глазу на глаз. – Макс... Макс, послушайте же... – Оглушительные проклятия и ругательства, вырывавшиеся из трубки, были слышны в радиусе нескольких метров. – Макс, я могу понять ваш гнев, поверьте, но не я здесь отбираю новости для программы. – Новый залп ругательств. – Да, я прочитал текст. Это моя работа. – Макс начал излагать Джону свое мнение о его работе. Макс, вам следует сообщить о своих чувствах моему боссу. Поговорите с ним, скажите ему то, что говорите мне сейчас. Нет, сейчас его здесь нет, он уже ушел домой. Но вы можете позвонить ему завтра. – Похоже, Макс не имел желания выслушивать еще какие-то советы от Джона Баррета, ведущего программы новостей. – Макс, давайте обсудим все это поподробнее завтра, договорились? – Ничего подобного. Щелк. – Макс? – Короткие гудки.

– Вот ведь попал... – Джон швырнул трубку на рычаг.

Рабочий день кончился, все ушли домой, и в отделе новостей было очень тихо: никого, кроме нескольких сотрудников, подготавливавших одиннадцатичасовой выпуск. Джон рвал и метал – даже более того, он пообещал убить Оуэна Весселла, режиссера одиннадцатичасовой программы, если Оуэн хотя бы подумает о том, чтобы вставить сюжет об абортах в вечерний выпуск. Оуэн понял мысль Джона. «Да, старина, конечно. Можешь на меня положиться».

Джон выключил компьютер, словно пытаясь вычеркнуть из памяти этот дурацкий день, все эти ужасные неприятности, весь этот цирк, в котором он выступал клоуном. Он просто хотел поскорее убраться отсюда.

Лесли пододвинула кресло и упала в него с бесконечно усталым видом. Она задержалась в отделе почти на три часа, чтобы увидеть исход дела.

– Это был Макс? – спросила она.

– А то кто же. Забудь о прогулках по темным аллеям – сейчас я не хотел бы встретиться с ним и при свете дня. Лесли кивнула.

– Полагаю, наша дружба с Брюверами на этом кончилась. Мы выступили кисло. – Далее она высказала мысль, не особо ее воодушевлявшую: – Возможно, я позвоню завтра Дин и попытаюсь объяснить ей все.

– Потом она просто вздохнула и уныло покачала головой. – Но насколько убедительно такое объяснение? В данный момент оно и самой мне не нравится. – Лесли бросила взгляд в противоположный конец зала. – Я разговаривала с Мэриан, и с Рашем тоже, и... я знала, о чем они собираются говорить.

Джон подсказал ответ:

– Это новости. Событие имело место...Лесли начала:

– И...

– И... все в репортаже соответствовало действительности, фактической стороне дела.

– И...

– Они представили точку зрения обеих сторон. Лесли вскинула руки, откинулась на спинку кресла и сказала:

– И я выхожу из игры.

Услышав это, Джон замер на месте. Ему не следовало удивляться, но он удивился.

– Ты уверена?

Лесли хотела ответить сразу, но потом заколебалась.

– Я больше ни в чем не уверена. Нет, не так. В одном я твердо уверена: я предала своих друзей, я поступилась своими убеждениями, я поплыла по течению, но... по крайней мере я уберегла свою драгоценную задницу. Репортер Лесли Олбрайт осталась цела и невредима. – Она замолчала, чтобы поразмыслить над сказанным.