Дно разума - Алексей Атеев

– Вот уж не знаю.

Профессор взял серебряную штучку в руки и стал с любопытством ее разглядывать. Видно было: монета прошла через многие руки. Поверхность ее была исцарапана, местами виднелись черные пятна, с одной стороны край оказался выщерблен, словно надкусан. На лучах пятиконечной звезды едва заметно выделялись буквы, складывавшиеся в имя «Satan», глаз в ее центре смотрел прямо на зрителя.

– Возьмите, – произнесла девушка.

– В каком смысле? – опешил Севастьянов.

– Монета ваша. Мне она не нужна.

– То есть как?

– Да очень просто. Поскольку вы интересуетесь подобными вещами, она должна принадлежать вам.

– Но я не могу…

– Да чего же тут такого?

– Как же… Ценная вещь. Ведь ей, насколько мне известно, несколько веков.

– Вот и прекрасно. Пусть будет у вас. А не возьмете, я ее выброшу.

– Ну хорошо… Раз вы настаиваете… Только просто так я ее не возьму. Давайте сходим в кафе, выпьем ситро, съедим пирожное, или не знаю, что там еще… мороженое, скажем.

Девушка изучающе взглянула на Севастьянова. Открытое лицо профессора не предвещало ничего дурного.

– Хорошо, – согласилась она. – Только когда?

– Да хотя бы прямо сейчас. Улизнем с похорон…

– Неудобно.

– А чего тут такого? Мы засвидетельствовали свою скорбь. А ехать на кладбище… Стоять там возле могилы и наблюдать, как под траурную музыку закапывают нашего любимого Тимофея Ивановича… Извините, но, пожалуйста, без нас.

Лена немного подумала, потом вновь взглянула на Севастьянова.

– Ну что ж… Пожалуй, вы правы. Давайте уйдем. Только осторожно, чтобы никто не заметил.

Вечером Севастьянов очистил письменный стол от накопившегося на нем хлама, подвинул поближе настольную лампу, уселся за него и, вооружившись сильной лупой, стал тщательно изучать подаренную Леной цацку. Ничего нового он не увидел. Надписи, которые переводятся как: «Вижу тебя насквозь» и «Исполнится». Маленькая дырочка, видимо, для того, чтобы талисман можно было носить на шее.

Профессор таращился на свое новое приобретение, однако мысли его витали далеко. Он перебирал в памяти события сегодняшнего дня.

Вот они в кафе. Лена попросила сливочного пломбира и стала уплетать его за обе щеки, профессор же ограничился стаканом сладкой газированной воды, до которой, нужно признаться, он был большой охотник, и почти с отеческим умилением наблюдал, как девушка наслаждается мороженым. Потом они пошли гулять. По дороге зашли в еще одно кафе, где кроме традиционного пломбира им принесли сухого венгерского вина.

Лена все больше и больше нравилась профессору. Оказывается, она совсем недавно окончила филфак местного педагогического института, в котором преподавал профессор, и у них нашлось много общих знакомых. Они мило болтали, пока Севастьянов провожал ее домой, и условились встретиться завтра, поскольку этот день был субботой.

«А ведь она чертовски хороша», – размышлял профессор. Подобная девушка всегда возникала в его мечтах, когда приходили мысли о женитьбе. Умна, красива… Плюс – высшее образование. Жениться бы на такой. Чем не подходящая партия?

Вначале эта идея казалась Севастьянову нереальной. Но чем дальше он размышлял над ней, тем больше она нравилась ему. Он, конечно, не молод – почти сорок, а ей чуть больше двадцати. Но нужно же когда-нибудь обзаводиться семьей. У Лены как будто уже имеется ухажер. Тот самый Скоков. Да, Скоков… И монета принадлежала ему.

Севастьянов поднял кругляш и, совсем как незабвенный Вова Пушкарев, облизнул его языком. Вкус самый обычный, металлический… Допустим, она все-таки немножко… э-э… волшебная. Что из этого следует? Как там писал знакомец отца Афанасия?..

Кажется, так: «Талисман способен исполнять желания, но только низменные, идущие из самых глубин человеческого разума». До него он принадлежал уголовнику. А какие желания у уголовника? Именно низменные. А теперь талисман в надежных руках. Никаких криминальных мыслей у него не имеется. Талисман – просто забавная вещица с многовековой историей. Неужели ею действительно владел Жиль де Ре? Да! Синяя Борода – это звучит! И рука Синей Бороды точно так же касалась его, как теперь рука Севастьянова. Здорово! У Синей Бороды, кажется, было семь жен, а у него – ни одной. Ах, Лена, Лена… Возможно, она все же станет…

Но дальше развивать свои матримониальные планы Севастьянов не стал, а отправился спать. В ту ночь ему снились встающие из гробов мертвецы, покойный старик Кобылин с торчащими изо рта вампирскими клыками, обнаженная Лена верхом на помеле.

На следующий день Севастьянов направился в ювелирный магазин и, несколько стесняясь, приобрел серебряную цепочку. Дома он приделал к цепочке монету и надел ее на шею. С полчаса он вертелся перед зеркалом, то снимал, то надевал монету, наконец, почти успокоившись, оставил ее на шее и отправился на свидание. Девушка появилась через пять минут. Они опять посетили кафе, потом сходили в кино и, наконец, отправились гулять. Дорогой Севастьянов как бы невзначай поинтересовался Скоковым.

– С ним все кончено, – с предельной откровенностью сообщила Лена. – Он оказался мерзавцем и бандитом. Такие типы не поддаются исправлению.

– И где он сейчас? – поинтересовался профессор.

– А черт его знает! – с неожиданной для столь утонченной натуры грубостью ответила девушка и почему-то потрясла в воздухе левой рукой, на запястье которой поблескивали золотые часики.

Обрадованный тем обстоятельством, что вопрос с соперником как будто решен и путь вперед открыт, Севастьянов перешел в наступление. Однажды он набрался храбрости и пригласил Лену к себе домой. Девушка охотно приняла приглашение и посетила небольшую, но уютную квартирку профессора. Тут-то Севастьянов и раскрыл свои планы. Нет, конечно же, как и подобает советскому ученому, он не стал действовать грубо и нахально. Профессор показал девушке обе комнаты и кухню, извинился за холостяцкий беспорядок, предложил чаю с пирожными, а потом завел несколько неопределенный, но весьма бойкий разговор о своих планах на жизнь. Вначале он посетовал на неустроенность быта и отсутствие женской ласки, потом стал расписывать собственные перспективы в отношении карьеры, которая, как он подчеркнул, пока складывается весьма неплохо. Наконец он поинтересовался панами Лены на будущее. Узнав, что особых перспектив в библиотеке не наблюдается, он заметил, что столь умная и привлекательная девушка могла бы рассчитывать на значительно большее, чем переставлять книжки на полках. Он мог бы посодействовать переходу Лены на работу в педагогический институт, скажем на кафедру советской литературы, и дальнейшему поступлению в аспирантуру. Девушка пришла в восторг.