Люди и призраки - Оксана Панкеева

– Откуда ты знаешь?

– Давай лучше о другом, – ушел от ответа Доктор, и Кантор понял, что опять спросил лишнее.

– А о чем?

– Например, анекдот расскажи. Только не политический, а то непонятно будет.

– Ладно, – Кантор пожал плечами и послушно принялся рассказывать первое, что пришло в голову. – Одна дама, путешествуя по Галланту, решила остановиться на ночь в провинциальной гостинице. А там не оказалось свободных номеров. Время было позднее, погода паскудная, и дама стала настаивать, чтобы ей нашли хоть какое-то помещение, обещая хорошо заплатить. Хозяин помялся, потом говорит: «Есть у нас один номер, но он не совсем свободен и вряд ли вы захотите там ночевать…» Однако дама все же продолжала настаивать, и согласилась на то, что ей предложили. Наутро она спустилась веселая и счастливая, долго благодарила хозяина и расплатилась с неслыханной щедростью. Потрясенный хозяин не выдержал и поинтересовался: «Простите, мадам, но вас ничего не смутило в этом номере?» «Да ничего, – беззаботно ответила дама. – Я провела прекрасную ночь». «Но мадам! – в ужасе вскричал хозяин. – Разве вы не заметили, что в том номере лежал мертвый мистралийский кабальеро?» «Правда? – искренне изумилась дама. – А я подумала, что это живой лондрийский джентльмен…»

Доктор засмеялся и заметил:

– Я давно обратил внимание, что анекдоты разных миров очень похожи. Что-то у тебя настроение испортилось, как я вижу. Не надо было рассказывать о мертвых мистралийцах, если тебе это неприятно.

– Да я об этом и не подумал… – неохотно отозвался Кантор. – Просто ты попросил политических не рассказывать… и я вспомнил одного знакомого. Он, наоборот, вечно приставал к переселенцам с требованием рассказать политический анекдот, и чем непонятнее, тем ему было интереснее.

– А смысл?

– А ему нравилось самому догадываться, в чем состоит юмор. Он любил загадки, над которыми надо подумать. Необычный был человек. И погиб как-то… ненормально.

– Потому ты и расстроился? Может, хочешь об этом поговорить?

– Нет, – качнул головой Кантор. – Не хочу. Только сильней расстроюсь.

– Ну и хорошо, что не хочешь. А то мы уже пришли.

– Уже? Так быстро?

– А что ты хотел? Странно, что тебя вообще не вынесло. Вот он выход, видишь?

– Да вижу… – вздохнул Кантор. – Ну что, будем прощаться?

– Само собой, – согласился Доктор.

– Мы еще увидимся?

– Не думаю… хотя, кто знает. У тебя редкостная способность попадать в неприятности, так что, может и встретимся. Но на всякий случай, прощай.

– До свидания, – возразил Кантор, и они так же бок о бок стали подниматься по бесконечным ступеням. Через несколько шагов его спутник загадочно исчез, а еще через пару десятков ступенек исчезла и лестница. Осталось головокружение и темнота. Потом осталась только темнота, и Кантор с трудом сообразил, что у него просто закрыты глаза. Затем вернулись ощущения и звуки. В комнате галдели и говорили одновременно.

– Нет уж, хватит! Никаких больниц, квартир и прочих небезопасных помещений! Ко мне домой, всех, прямо сейчас! Там уж точно никто до них не доберется! – это Элмар. Вполне жив, здоров, и крепко сердит. Хвала небу, с ним ничего не случилось…

– Возможно, вы правы, но немного позже. Сначала ему все-таки надо в больницу, а потом, когда все раны обработают надлежащим образом, можно и к вам. – Это придворный маг. Да, Доктор не ошибся, его действительно держал кто-то очень крутой. Круче некуда. Элементалисты единственные маги, которые умеют лечить, но делают они это не хуже мистиков. Особенно те, кто специализируется на пятой стихии. И особенно господа такого уровня…

– Уволю. Под трибунал отдам. Бездарные лопухи, раззявы, недотепы вислоухие. Вас усыпили, как лохов последних, а вы и не заметили. Вы у меня будете до конца жизни работать уборщиками пыточных камер. – Это господин Флавиус. Тихим бесцветным голосом отчитывает каких-то подчиненных, которые громко сопят и не решаются оправдываться. Двое, судя по сопению.

– Нет, ну надо же было, чтобы все это случилось именно в моей гостиной! – это Жак истерически всхлипывает на кухне. И там же на кухне плачет Ольга, горько и безнадежно, тихонько подвывая и совершенно не обращая внимания на проблемы Жака, которому столь живописно разукрасили гостиную.

– Не расстраивайся, ничего страшного, здесь все равно пора делать ремонт. Заодно и в спальне наведем порядок, и выбросим эту ужасную кровать… – это Тереза. Несгибаемая девушка, ничем ее не прошибешь. Ни налетами, ни побоищами, ни черными кляксами над камином.

– Уважаемый мэтр совершенно прав, пациенту необходима помощь хирурга, – это незнакомый голос, наверное, какой-то врач. Стеллы нет в городе, значит, позвали просто ближайшего… Еще какие-то голоса, тоже незнакомые, переговариваются полушепотом, боясь перебить господина Флавиуса и не приведи небо, привлечь к себе его внимание…

И ощущения. Жесткий пол под ребрами. Щекотный ворс ковра на щеке. Холодно. Кто-то – наверное, тот самый врач – ковыряется в ране. И не больно. Совершенно не больно. Впервые за последние шесть дней. Или семь, сбился со счета… О небо, какое это счастье – когда ничего нигде не болит! Пусть холодно, пусть кружится голова и нет сил даже пошевелиться, но наконец успокоилась проклятая спина, которая так его доставала. Теперь все будет хорошо. Теперь можно будет поспать. Спокойно расслабиться, закрыть глаза… нет, просто не открывать… Проклятье, да скажите же кто-нибудь Ольге, чтобы успокоилась, объясните, что с ним ничего не случилось… Как будто ей короля было мало…

Открывать глаза и вообще лишний раз шевелиться Кантор не стал, чтобы не вызывать еще большей суматохи и не отвечать на вопросы, как он себя чувствует и тому подобное. Он просто расслабился и решил, что лучше всего будет действительно поспать. А то ведь обезболивающее заклинание – оно не вечное, может скоро закончиться, и тогда фиг поспишь…

Уже засыпая, он услышал, как на кухне Тереза неожиданно вскрикнула:

– Ой, я совершенно забыла! Жак, я сегодня видела мэтра Альберто, и он просил тебе передать, что та гипотеза, которую вы с ним обсуждали, при экспериментальной проверке оказалась ошибочной. Не знаю, что он имел в виду, но…

– Спасибо, – с каким-то странным сарказмом в голосе отозвался Жак. – Он бы еще позже это передал…

Кантор никогда не слышал, чтобы в одной простой фразе было столько яду.

Появившись в своей комнате с бутылкой, Мафей с некоторым злорадством отметил, что кузен Кондратий в его отсутствие здорово понервничал. То ли боялся, что его тут увидят и дедушке настучат, то ли опасался какого-нибудь подвоха, то ли просто неловко было торчать в чужой комнате одному. Как бы то ни было, возвращению Мафея он искренне обрадовался.