В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима - Залман Градовский

Было установлено, что указанные записи посвящены исключительно событиям в гетто Лодзи (Литцманнштадта). Они были оформлены как последовательно продолжавшиеся письма автора к другу, причем имя самого автора нигде не было названо. К записям были приложены шесть дополнительных листов, являвшихся своеобразным комментарием к рукописи: они были подписаны Залманом Левенталем, говорившим как бы от имени всей «зондеркоммандо».

Лодзинский дневник прерывается 15 августа 1944 года. В этот день 2000 лодзинских евреев прибыли в Аушвиц, и только 244 мужчины из этого транспорта уцелели, пройдя селекцию и получив номера от В-6210 до В-6453. Остальные были в тот же день убиты и сожжены, и в их числе и автор дневника, обнаруженного, по всей вероятности, уже среди его вещей, оставленных в «раздевалке». Впоследствии удалось установить, что им был Эммануэль Хиршберг, писатель и поэт из Лодзи[506].

Начало дневника написано в форме писем автора к некоему «Вилли», оно содержит общие сведения о Лодзинском гетто, но ближе ко второй половине начинаются записи в хронологическом порядке[507].

Автор комментария Залман Левенталь пребывал явно в большой спешке: он читал и писал буквально всю ночь, с 19.15 вечера до 8.44 утра, опасаясь быть застигнутым за этой работой. К тому же на эти дни первоначально планировалось восстание, и как знать — если бы кто-то из своих выдал бы эти планы, несдобровать никому: надо было торопиться.

В главной концепции автора — во всем виноват юденрат и его король Хайм Первый, то есть председатель Хайм Румковский, — Левенталь усматривает интересный и исторически ценный психологический изгиб, но относится к ней критически. Такая «концепция», в его глазах, заслоняет главное — неизбежность депортации и последующего за ней убийства, а это не позволяет тем, кого это касается, приготовиться хоть к какому-то сопротивлению. Лодзинскому гетто он противопоставляет Варшавское, дерзнувшее на восстание и уже потому победившее, что доказало всем и прежде всего самим себе способность биться и сражаться со своими убийцами. Это для Левенталя главное, а все остальное, как он пишет, он «передоверяет историкам и исследователям». Как и Градовский, Левенталь поражается тому, что даже то, что русские стоят у ворот Варшавы, а американцы и англичане у ворот Парижа, неспособно отвлечь немцев от главного — от тотального уничтожения евреев! «Отражение правды, — заканчивает свой комментарий Левенталь. — это еще не полная правда. Вся правда гораздо трагичнее и гораздо ужасней…»

Залман Левенталь родился в 1918 году в Цехануве, четвертым ребенком в семье с семью детьми. Ко времени начала войны учился в иешиве в Варшаве, откуда поспешил вернуться в Цеханув. Дальнейшее он описал сам: в Аушвиц прибыл 10 декабря 1942 года из пересыльного лагеря Малкиния (Malkinia) и сразу же попал в «зондеркоммандо», обслуживавшую газовые камеры и крематории II и III. Дов Пайсикович вспоминает о Левентале следующее: на вид около 35–37 лет, штубендинст (освобожден от тяжелых работ), кривая походка[508].

№ 7. РУКОПИСЬ ЗАЛМAHA ЛЕВЕНТАЛЯ

Дата и место обнаружения: 17 октября 1962 г., возле крематория III.

Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша.

В приложенных к лодзинским материалам комментариях Левенталя указаны места, где были спрятаны различные материалы членов «зондеркоммандо» и где в 1962 году действительно были сделаны новые находки, в том числе и его, Залмана Левенталя, собственный дневник.

Это произошло 17 октября 1962 года близ руин крематория III. Представитель Комиссии М. Барцишевский и бывшая узница лагеря Мария Езерская обнаружили на глубине около 30 см пол-литровую стеклянную банку, обернутую листовым железом. В ней находился бумажный ролик, в который, как в полотенце, был завернут разодранный на листы блокнот размером 10 на 15 см. Блокнот вместе с листами был схвачен скрепкой, сильно проржавевшей. Кроме того, там находилось несколько разброшюрованных листов того же размера (исписанных синими чернилами) и 1 лист большего размера, исписанный карандашом и только с одной стороны — всего 75 страниц, считая и 10 пустых. Зато страницы записной книжки исписаны с двух сторон, по 18–19 строк на страницу, при этом сначала книжка написана до конца на одной стороне, а потом идет продолжение снова с начала. Примерно 40 процентов текста прочтению не поддалось. То же, что поддалось, оказалось написанным на идиш, причем, по мнению переводчика, не всегда идеальном, зато ивритские элементы (обращения и цитаты из Талмуда) были безукоризненны. Одна-единственная страница (из числа разброшюрованных) написана по-польски — это суммирующий список транспортов и уничтоженных евреев в октябре 1944 года.

При просушке рукописи случилось непоправимое: листы перепутались, и сегодня мы вынуждены иметь дело исключительно с реконструкциями. Первая реконструкция-перевод принадлежит 3. Голштынскому, его работу правил и редактировал (в том числе, по-видимому, и с идеологических позиций) Ш. Датнер. Вторая реконструкция — Б. Марка.

О содержании рукописи можно судить из следующего внутреннего оглавления (в скобках обозначены номера листов рукописи): Гетто в Цехануве и депортация (1–5), транзитный лагерь в Малкинии (6–8), транспорт из Малкинии в Аушвиц (9), прибытие в Аушвиц, рампа (10), водворение в лагерь после селекции, зачисление в «зондеркоммандо» (11–13), речь Моля перед членами «зондеркоммандо» (14), описание сцен, разыгрывавшихся на рампе и возле бункеров, трагедия «зондеркоммандо» (16–21), анализ состояния духа и души членов «зондеркоммандо» (22–36), «3000 обнаженных» (37–46), описание удушения газами (46), забота о подлинном представлении истории Аушвица-Биркенау всему миру (47–51), образы отдельных членов «зондеркоммандо», попытки побегов (52–59), попытки организовать восстание, план подготовки восстания и его отзыв, мероприятия по соединению этого восстания с общелагерным. Непредвиденное начало восстания 7 октября 1944 года (60–92), общие соображения по поводу восстания, обвинения в адрес польских узников и справка о местах, где «зондеркоммандовцы» спрятали свои рукописи (93–99), «600 мальчиков» (100–102).

Бер Марк, знакомившийся с оригиналом одним из первых, подметил, что два фрагмента принадлежат не 3. Левенталю, а тому же самому неизвестному автору, чью рукопись он уже однажды пытался атрибутировать. Следующий шаг — полную атрибуцию — уже после смерти мужа довершила Эдварда Марк, добавившая к двум указанным рукописям — кандидатам на переатрибуцию — еще и третью: единственный листок на польском языке (приготовленный, вероятно, для передачи польским подпольщикам в Аушвице I).