Григорий Распутин-Новый - Алексей Варламов

О Варнаве речь ниже, а к материалу, собранному отцом дьяконом, можно добавить телеграмму, которую послал после не прекращавшихся против него статей Распутин митрополиту Антонию в 1911 году: «Благослови, миленький владыко, и прости меня! Желаю вас видеть и охотно принять назиданье из уст ваших, потому много сплетней. Не виноват, дал повод, но не сектант, а сын православной церкви. Все зависит от того, что бываю там у них, у высоких, – вот мое страдание. Отругивать газету не могу».

Антоний его не принял (хотя здесь – редкий случай – буквально вопль Григория о желании быть не учителем, но послушником), зато встретился с Государем и высказал ему все, что о своих опасениях по поводу Распутина думает. Император заявил, что это его частное дело и никого оно не должно касаться. В ответ Антоний, по словам Родзянко, возразил: «"Слушаю, государь, но да позволено будет мне думать, что русский царь должен жить в хрустальном дворце, доступном взорам его подданных". Государь сухо отпустил митрополита, с которым вскоре после этого сделался нервный удар, от которого он уже не оправился».

О дальнейшем пишет Сергей Фирсов:

«Сообщенное Родзянко находит подтверждение в так называемом "Дневнике Распутина", писанном под диктовку одной из почитательниц "старца" – аристократкой Марией (Муней) Евгеньевной Головиной. Текст "Дневника", подготовленный Головиной, хранился у монахини Акулины Никитичны Лаптинской, также почитательницы Распутина, излеченной им от "беснования". От Лаптинской, видимо, "Дневник" и попал в руки архивистов. В "Дневнике" можно найти материал с характерным названием: "Как я митрополиту Антонию нос натянул". В нем идет речь об уже упоминавшемся докладе Петербургского владыки. Распутинские заявления столь показательны, что их стоит привести полностью, сохранив "живую речь" сибирского странника, донесенную до нас составительницами "Дневника".

"Я, грит Антоний, монах честной, мне от миру ничаво не надо! А коли не надо, зачем – лезешь? Тоже, вот, явился к Папе с докладом обо мне. 'Большой', мол, 'нам от мужика этого – конфуз… Он и царством править хочет и до Церкви добирается. Он в царский дом вхож и на царску семью – пятно от его кладется'". А Папа и говорит Антонию: «Зачем не в свое дело мешаешься? Кака тебе забота до того, што в моем дому делается? Аль уж я и в своем доме – не хозяин?»

А Антоний и говорит: "Царь-Батюшка, – в твоем доме сын растет… и сын этот будущий наш царь-повелитель, – и попечалься о том, по какому пути ты свово сына поведешь! Не испортил бы его душу еретик, Григорий?!"

А Царь-Батюшка на его цыкнул… Куда, мол, лезешь?!.. Я, чай, и сам не маленький, учить меня не гоже.

Как пришел митрополит Антоний домой… кукиш проглотил… запечалился… А я велел через человека толстопузого, штоб ему Мама наказала, што тебе, мол, Антоний, на покой пора… Ужо об этом позабочусь…

Вот".

Митрополит Антоний, как известно, вплоть до своей смерти оставался столичным архиереем, но его отношениям с монархом, и без того испорченным в годы Первой русской революции, этим докладом, думается, был нанесен окончательный удар.

Видимо, только частые болезни владыки, заставлявшие надолго оставлять епархию, уезжая на лечение, делали неактуальной его отставку. А в ноябре "переломного" для Распутина 1912 г. митрополит Антоний скончался».

Вопрос о подлинности «Дневника Распутина», как уже говорилось ранее, окончательно не решен. Ряд исследователей его признают, другие нет (на наш взгляд, он не более подлинен, чем «Дневник Вырубовой»), но нечто похожее на то, что говорил Царю митрополит Антоний, приводит в своей книге и В. И. Гурко.

«…когда Распутин еще никакого влияния на политику не имел и вся беда сводилась к тому, что в царские чертоги проник разгульный бахвалившийся мужик, о чем усиленно гласила мирская молва, Государь выставлял и другой довод. Он говорил, что Распутин никакими правами им не облечен, а то обстоятельство, что он бывает во дворце, что он с ним беседует, – решительно никого не касается:

"– Это моя частная жизнь, – заявлял Государь, – которую я имею право, как всякий человек, устраивать по моему личному усмотрению…"

Но в том-то и сила, что у монархов частной жизни нет. Они живут как бы в заколдованном кругу, где все, творящееся за его пределами, во многом для них неведомо и непонятно, куда отзвуки жизни доходят с большим трудом. Но за то вся жизнь самих монархов, каждый их жест, на виду у публики и обсуждаются ею со всех сторон. В этом случае, можно сказать, что если для глаз Царя стены его дворца непроницаемы и заслоняют окружающий мир, то для глаз общества они прозрачны и даже напоминают собою оптическое стекло, представляющее все в преувеличенном виде».

Что же касается еще одного архиерея – епископа Варнавы, который, по общему мнению, получил свое звание благодаря Распутину и против которого резко выступал митрополит Антоний, то мнения об этом первом среди архиереев распутинском ставленнике также расходятся. В большинстве случаев его считали никчемным человеком, полностью выполнявшим волю своего благодетеля.

«В 1909 году, будучи в Царицыне, Распутин, болтая обо всем, между прочим, говорил мне:

– А знаешь, Илиодорушка, архимандрита Варнаву?

– Который настоятелем монастыря около Москвы?

– Да, да! Кажется, Голутвина!

– Знаю, знаю, слышал. А что?

– Да вот что: мама постоянно говорит мне про него, вот беда, Григорий, с Сусликом Варнавой! Приедет этот Суслик ко мне, упадет на землю, обхватится обеими руками за ноги, целует их сквозь чулки и одно твердит: "Матушка царица, матушка царица! Сделай меня епископом! Хочу быть епископом! Ну, что поделаешь! Уж несколько раз приставал!

– Ну и что из этого вышло? – спросил я "старца".

– Да мама говорит, как ты, Григорий, так и я. А я ей говорил: "Хоть архиереи и будут обижаться, что в среду их, академиков, мужика впихнули, да ничего, наплевать, примирятся. А Суслика надо в епископы. Он очень за меня стоит"».

Очень резко отзывался о Варнаве Г. И. Шавельский в своих «Воспоминаниях последнего протопресвитера Русской Армии и Флота»: «Тобольский епископ Варнава – тот самый, по поводу которого архиепископом Антонием было пущено крылатое слово, что для сохранения В. К. Саблера на посту обер-прокурора "мы" (говорилось от Синода) "и черного борова поставили бы в епископы"[30]. В описываемое время епископ Варнава – в миру Василий Накропин – был своего рода unicum в нашем епископате. Его curriculumvitae для епископа наших дней не обычно. По рождению – крестьянин или мещанин Олонецкой губернии. Нигде не учился и до последних дней оставался полуграмотным. (В списке российских архиереев за 1915 г. значится: еп. Варнава «обучался в Петрозаводском городском училище». Если он там и обучался, то курса этого училища он не закончил, ибо грамотность его ни в коем случае не превышала грамотности слабо закончившего курс начальной школы. В делах канцелярии протопресвитера хранилось одно его письмо на мое имя. В письме каждое новое слово начинается с большой буквы и после каждого слова точка. Буква «ять» отсутствует. Подпись: «грешный еп. Варнава». Датировано письмо 1913 г.)