Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов

менее нужен; во-вторых, потому, что, потеряв надобность в священнике, человек потерял и охоту заботиться о нем; и в-третьих, потому, что, в связи с упадком веры и убеждением в бесполезности духовенства, изменился и взгляд на священника, и исчезли условия, гарантировавшие продуктивность его нравственного воздействия на паству. Ибо всё то, что отличало духовенство былое от современного, было мыслимо, во-первых, потому, что было больше веры в Бога, а во-вторых, потому, что материальное положение духовенства было менее зависимо от паствы, и в-третьих, потому, что духовенство имело больше прав, чем ныне.

Отсюда ясно, что нужно делать для того, чтобы улучшить состав нашего духовенства.

Для этого нужно, во-первых, улучшить сначала самих себя, во-вторых, обеспечить священнику материальную независимость от паствы и в-третьих создать условия для возможно более широкого влияния его на паству.

Было время, когда значение каждого человека измерялось одним мерилом – близостью его к Богу.

В настоящее время такое мерило не признается безусловным. История развития человеческой культуры с поразительной очевидностью указывает на то, как постепенно с завоеваниями разума увеличивалась гордость человека и уменьшалось сознание его зависимости и ответственности пред Богом, как параллельно с этим изменялось и его отношение к тем людям, на обязанности которых лежало напоминать о Нем. Упоенный культурными приобретениями разума, гордый человек забыл даже спросить себя, в праве ли он назвать эти приобретения «культурными», и может ли быть иное какое-либо мерило для определения культурности, кроме того, что, составляя свойство совести, а не разума, позволяет всем людям находить разницу между добром и злом.

Ослепленный победами разума и не задавая себе даже вопроса о том, что могут дать эти победы, гордый человек строил и жизнь свою и культуру на началах одного только разума своего и не замечал того, как постепенно удалялся от Бога. В результате получилось то, что только и могло получиться.

И жизнь и культура, построенные на началах сомнительного разума человеческого, не только удалили нас от Бога, но вызвали логически неизбежное разъединение всего человечества, ибо поскольку разуму не дано познания абсолютной истины, постольку то, что одним признавалось умным, казалось другому глупым.

Тот же элемент, который бы соединил всех людей в признании себя детьми одного Бога и урегулировал бы жизнь человеческую на этом начале, создав и культуру, которая бы отражала в себе это начало, поразительно отсутствовал в построении и жизни и культуры человечества. Отчуждение от Бога стало всеобщим, культурность изменила свое содержание. И как раньше «культурным» признавался тот, кто стоял ближе к Богу, так теперь – тот, кто стоит от него дальше. Вот почему теперь всякий «умник», желающий петь в унисон с временем, желающий казаться «культурным», набрасывается прежде всего на Бога, вот почему и значение духовенства увеличивалось по мере удаления от нашего времени и уменьшалось по мере приближения к нему. Пока в народе жила вера в Бога и потребность верить в Него, а культурность русского измерялась не западно-европейским покроем платья, а отражением черт сына Руси православной, до тех пор и в сознании народа жило убеждение, что духовенство нужно, а в связи с этим и материальное положение его находилось в должном соответствии.

Была, словом, вера в Бога, были и священники хорошие.

Господствующее же в настоящее время безверие, рождающее убеждение в бесполезности духовенства, не может, конечно, вселить убеждение в необходимости улучшить его быт, а, наоборот, вызывает убеждение во вреде духовенства как сословия, развивающего в народе суеверие и тем останавливающего его развитие. Спросите любого священника и особенно сельского, отчего ему трудно живется на земле, и я больше чем уверен, что все они прежде всего станут жаловаться на несправедливое и обидное отношение к себе со стороны окружающих, на оскорбительное недоверие интеллигенции, а затем уже будут говорить о материальной необеспеченности, тягостной зависимости от паствы и пр. А ведь сделать другого плохим нетрудно. Нужно только чаще говорить ему, что он плох, чтобы, приучив его к этой мысли, убить и надежду сделаться лучше. Предоставленный самому себе в борьбе с материальными невзгодами, священник сельский ведет в то же время и борьбу с своею совестью и ведет ее до тех пор, пока горькие жизненные условия не приучат его, поневоле, быть менее взыскательным, до тех пор, пока, не выбившись из сил в неравной борьбе с этими условиями, потеряет и умение и возможность поддерживать эти силы в другом. Тогда начинаются новые испытания, находящие свое выражение в характере отношения к нему, столь оскорбительном, что окончательно добивают его. Так мало-помалу притупляется чувство сопротивления злу, охладевают порывы, уменьшаются размеры влечения к добру, и удивительно ли, если сбитый с дороги, не имея поддержки извне, иной священник и не стоит на высоте своего положения!

Но даже не связывая значения духовенства с религиозным настроением народа в разные эпохи, а обусловливая его только личными качествами духовенства, я всё же остаюсь при своем прежнем мнении, что если духовенство и плохо, то потому, что при настоящих условиях и не может быть лучшим. А не может оно быть лучшим столько же потому, что лишено всякого престижа, сколько и потому, что не обеспечено материально и лишено должных прав.

Если мы не имеем веры настолько, чтобы видеть в лице священника служителя церкви и алтаря, если не можем проникнуться сознанием святости носимого им сана, то будем хотя помнить, что поскольку всякое зло, отражая неустойчивость нравственных понятий, вредно как само по себе, так еще более по своим последствиям и результатам, постольку миссия священника имеет не только религиозное, но и политическое значение. И если мы сами превратили священника из пастыря и учителя в чиновника государства с определенными служебными функциями и стали измерять его значение не характером нравственной физиономии его, а мерилом, общим для всех чиновников, т. е. умелым выполнением этих точно определенных служебных функций, если, благодаря такому взгляду, мы далеки от убеждения в необходимости поставить духовенство на должную высоту, сану его подобающую, то, сохраняя за духовенством хотя бы политическое значение, должны обеспечить ему условия, могущие гарантировать престиж его, как чиновника государства.

Я уже сказать, что в самом основании характера положения сельского священника допущена крупнейшая ошибка, обусловившая необходимость его кормиться своим приходом. При относительно низком уровне образования нашего сельского духовенства и незначительном уровне нравственного развития некоторых из них, я готов согласиться, что такое основание, давая широкий простор аппетиту священника, может вызывать злоупотребления. Но, говоря о назначении определенного жалованья духовенству, я меньше всего имею в виду это «грабительство» народа священниками, ибо мне всё же кажется, что,