Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7 июля 1947
"Вот древний лук длиною метра в два..."
Вот древний лук длиною метра в два.В сравненьи с танком это прутик хрупкий!У каждой оконечности зарубки,Чтобы держалась жила – тетива.
А вот праща Давида, какова!Она мне кажется смирней голубки,А ей убит был Голиаф, – едваПоверишь, разум требует уступки.
Я уступаю, это было так,Как в сказке сказано, Давид мастакБросать был камушки да петь на лире.
Меня волнует пасынок судьбы,Разумный зверь двуногий, первый в миреОсвободивший руки от ходьбы.
8 июля 1947
"По рынку книг на набережной Сены..."
По рынку книг на набережной Сены,Где моет кисть неведомый Сезанн,Эредиа могучий, как титан,Сонет слагая, бродит вдохновенный.
Он выбирает старый том толстенныйИ роется в пыли времен и стран,Кровавый Рим он видит сквозь туманИ городов разрушенные стены.
А вечером, когда кругом Париж,Как зачарованный, и море крышВ лучах зари, он слово «император»
Рифмует с «ужасом» в сонете том,Где в пурпуре крылатом триумфатор,Как облако в закате золотом.
8 июля 1947
"Копаются в белье твоем, поэт!.."
Копаются в белье твоем, поэт!«Наталья Николавна неопрятна:На скатерти и на салфетках пятна,В посуде, в мебели порядка нет».
Написано назад сто с лишним лет,А пушкинисту прочитать занятноТакую дрянь, хоть, может, неприятноТебе, ведь ты средь нас живешь, мой свет!
И стоит ли позвать кого на ужин!У нас расстройство полное во всем.Шатучи стулья, и тарелок дюжин
В буфете нет, – живем по-басурманскиС тобой, Сергевна! Друга позовем –Предаст… Ведь предал Пушкина Туманский!
"Есть дом в Москве на площади Собачьей..."
Есть дом в Москве на площади Собачьей,Который Пушкин «съезжей» называл,Где автор «Годунова» ликовал,Щенят лаская с резвостью ребячьей.
И там, где голос трепетал горячий,Где гений сквозь «магический кристалл»Глядел в грядущее и где взлеталОн ввысь, еще не зная неудачи
Своей женитьбы роковой и пылСвой не растратив, где он счастлив был, –Питейное возникло заведенье.
Там загребала денежки казна.Теперь горючим там торгуют… БденьеОгня здесь вижу я сквозь времена.
13 июля 1947
"С квадратом, что Малевич Казимир..."
С квадратом, что Малевич КазимирПокрыл блестящей тушью, ты картинуРембрандта уравнишь, и паутинуМеж них паук соткет… Прекрасен мир.
Прервать не можешь, время, ты свой пир!Века все краски выпьют… Я застынуБезруким торсом… Что сказать мне сынуПред смертью? Что любил я стиль ампир?
Разрушит пусть он у ворот пилоныС фигурами ленивых львов, затемПусть разобьет пред домом сквер зеленый!
Сшиби всё лишнее, спили колонны,Живи в коробке! Походи ты всемНа стиль эпохи, к пышности не склонной!
14 июля 1947
"Скопированную с оригинала..."
Скопированную с оригинала,Которым с давних пор гордится Рим,Фигуру Вакха в лавке сей мы зрим,Что вин обильем запад перегнала.
Букетом пряным пахнет здесь подвала,Бутылки полны сумраком густым,В них всё, что производит знойный Крым,Кавказ, и лоз Молдавии немало.
Нарядные, на каждой свой ярлык,Стоят на полках, на затылки книгПозолоченных кажутся похожи.
Задумываюсь глядя я на нихИ посвящаю им свой грешный стих:В них истина! Остановись, прохожий!
15 июля 1947
"Когда в Париже падала колонна..."
Когда в Париже падала колонна,Что как своих трофеев гордый грузВоздвиг великий маленький француз,Уж призрак действовал определенно.
Осталось что от дел Наполеона?Кровавой славы дым и горький вкусРомантики во рту прекрасных муз, –История к сюсюканью не склонна.
И там, где с громом пронеслась она,Царит музейное безмолвье сна,Всё призрачно – и пушки, и знамена.
Лишь твердыми зубами время ихГрызет безжалостно, грызет бессонно…«Рассейтесь, призраки!» – кричит мой стих.
19 июля 1947
"Она украла жизнь мою так ловко..."
Она украла жизнь мою так ловко,Что оглянуться не успел, и глядь –Обобран я, окручен, и сиятьИзволю я, как муж, – в слезах воровка!
Вся в родинках, как божия коровка.Грех раздавить, меня учила мать,И стал я с нею в мире поживать,Плодиться стал – Маринка, Зойка, Вовка.
Вдруг начал я бессонницей страдать,И стала пухнуть от стихов тетрадь,Брюхатая ко мне явилась муза.
Она во всем призналась мне, комокЗастрял в гортани… Новая обуза.Хотел убить ее – убить не мог.
19 июля 1947
"Клай Клаич? Ась? Алло! Я тот, о коем..."
Клай Клаич? Ась? Алло! Я тот, о коемПисали Вы… Увы, мы старики!Забвение. Как бы на дне рекиЛежим и наслаждаемся покоем.
Читают мало нас, мы Леты стоим.Из Вас едва я помню полстроки.Теперь мы без пожатия рукиБеседуем, друг другу рожи строим.
Перемололо время стих, помолДовольно тонкий, я себя нашел,И выбрался я кое-как из Леты,
По-старому сонеты я пеку,Они сердечным пламенем согреты,Ловите, Вам бросаю их в реку!
"И солнце только пестрое пятно..."
И солнце только пестрое пятноНа фоне голубого небосклона,Напоминающего полотно,Повешенное чересчур наклонно.
Над самой головой висит оно.Искусственное небо БарбизонаИсполнено так честно и законно,Что настоящему вполне равно.
Вдыхая воздух своего района,Мне хочется пасти коров ТраонаИ посидеть под деревом Коро,
Заслушиваясь шумною листвоюПод злым порывом ветра… Что перо!Здесь кисть нужна с палитрою живою!
24 июля 1947
"Невиданные вещи - облака!.."
Невиданные вещи – облака!Всё небо в них, и солнцу жить не тесно.Так смять материю могла чудесноЛишь легкая воздушная рука.
А так листву развесить, чтоб сучкаНи одного не пропустить, так честноЛист каждый выписать, что было б лестноИ нам, – здесь виден опыт старика.
Безвестный мастер мощный и великийБросает кистью трепетные бликиНа мертвый грунт и жизнь дает всему,
Что движется от ветра, и в сплетеньиЛучей, живому свойственных письму,Стремится к улыбающейся тени.
25 июля 1947