Мальтийский жезл - Еремей Парнов

— Поразительно! — Люсин не скрывал своего восхищения. — Ты бесподобен.

— Мерси боку. Вопросы будут?

— Еще сколько! — Люсин на секунду задумался.—

Скажи мне, пожалуйста, почему действие средства ограничивалось столь точно фиксируемым сроком? Не двадцать, не тридцать, а именно двадцать четыре? Это не кажется тебе странным?

— Нисколько. Именно на такой период Мефистофель заключил договор с Фаустом и с композитором Леверкюном из «Доктора Фауста» Томаса Манна.

— Опять художественная литература, — разочарованно поморщился Люсин.

— Интересно, чем она тебя не устраивает? Гениальнейшие творения, подобные «Фаусту», вобрали в себя концентрированный опыт минувших эпох: исторический, художественный, духовный, научный — какой угодно! Я уж не говорю о том, что почти вся утечка информации о деятельности всякого рода тайных обществ осуществлялась через литературу. Сознательно или же бессознательно — это другой вопрос. Примером тому знаменитые «Розенкрейцерские рукописи», «Божественная комедия», «Граф Габалис», «Рукопись, найденная в Сарагосе» и, конечно же, «-Фауст». Так что будь поосторожней… «Средство Макропулоса» Карела Чапека смотрел? «Ромео и Джульетту» Шекспира помнишь?

— При чем здесь «Ромео и Джульетта»?

— А склянка с сонным зельем, которую вручил Ромео монах Лоренцо? Про сон, что неотличим от смерти, забыл? — Березовский решительно двинулся в наступление.

— Но ведь они уснули не на двадцать четыре года? — сделал робкую попытку защиты Люсин.

— Во-первых, они уснули навсегда, а во-вторых, Шекспиру, величайшему из мировых гениев, было, извини, плевать на реалии. Любую действительность он подчинял главному — решению творческой задачи.

— И все же почему именно двадцать четыре?.. Ты извини, но как-то врезалось в голову, и совершенно нельзя от этой мысли отвязаться.

— Это хорошо, что врезалось. Это, брат, лучшее доказательство правоты. Ведь у каждой легенды есть своя реальная подоплека. — Березовский с наигранной медлительностью и неохотой вновь полез за блокнотом. — Проделаем нехитрые вычисления, — столь же тягуче-неторопливо он выдвинул шарик с пастой. — Двадцать четыре мы можем записать как восемь, умноженное на три, но три плюс восемь будет одиннадцать. А что такое одиннадцать? Священное число тамплиеров, которых король и папа обвиняли в поклонении трехглавому дьяволу Бафомету, принимающему обличья белобородого старца и омерзительной кошки. Двадцать четыре — тайное число ада. Вот тебе одно из объяснений.

— Конечно, если опять вмешивается потусторонняя сила, все разумные объяснения отпадают сами собой.

— Мне тоже так кажется.

— Обратимся тогда к более животрепещущим темам, — предложил Люсин. — Где же все-таки хранятся сокровища? Катарские, тамплиерские, мальтийские? Я вполне допускаю, что большая их часть досталась королям и папской инквизиции, но что-то должно было уцелеть? Хотя бы самая малость?

— На весах современности она, эта малость, перевесит груз разграбленных золотых слитков, потому что коронованные хищники в первую голову охотились за звонкой монетой. Поэтому если и были у мучеников церкви какие-то тайные святыни, то именно они надежно схоронены в укромных местах.

— Будем рассуждать последовательно, — предложил Люсин, — начиная с катаров.

— С манихеев, сосредоточивших в своих руках древнейшие реликвии «сынов вдовы». С вышедших из Персии мрачных сектантов, с болгарских богомилов, с гностических чудотворцев Александрии [172]. Я почти уверен, что альбигойские святыни по сей день пребывают где-то в скальных галереях Монсегюра. — Березовский спрятал блокнот и провел по земле отчетливую черту. — Итак, Монсегюр, — он обвел неровный прямоугольник. — Затем палач и грабитель Монфор. Что-то, конечно, удалось схоронить графам Раймундам, какая-то толика досталась тамплиерам. Согласен?

— Логично. Теперь давай этих самых тамплиеров.

— Год тысяча триста четырнадцатый, — Березовский прочертил новую борозду. — Жак де Моле сгорел на костре, орден распущен, его имущество, уже разделенное между королями и папой, лицемерно передается на попечение иоаннитам. Конечно, братья-соперники по крестовым походам могли кое-что и сберечь. Но, скорее всего, рыцари храма сами позаботились о наиболее ценном имуществе. На то есть определенные указания. Операцию «Тампль» Филипп Четвертый начал, как ты знаешь, двадцать второго сентября тысяча триста седьмого года, когда королевский совет принял решение об аресте всех тамплиеров, находящихся на территории Франции. Бальи, ведавшие судом и полицией, получили соответствующие приказы, которые были доставлены в запечатанных конвертах. Вскрыть надлежало в пятницу утром тринадцатого октября — в «черную пятницу».

— Совпадение?

— Едва ли. Я думаю, Филипп специально выбрал именно этот дурной для доброго католика день. Ведь он намеревался обвинить рыцарей в сатанизме и, наверное, надеялся, что в памяти народа «черная пятница» и «черный культ» удачно дополнят друг друга.

— Современного мышления был человек.

— О, Филипп — это штучка!.. Таким образом, арест тамплиеров прошел без сучка без задоринки, но трудно поверить в то, что столь широкомасштабная акция могла протекать с абсолютной точностью. Наверняка где-то что-то не сработало. Во всяком случае, рыцарь Жан де Шалон в конце июня тысяча триста восьмого года показал на допросе, что видел накануне ареста, как из парижского Тампля выехали три наспех прикрытые соломой повозки. В то время в устье Сены стоял тамплиерский флот из восемнадцати кораблей, и казалось вполне логичным, что именно туда и направится необычный обоз. Но телеги до пристани так и не доехали. Сгинули где-то в пути. Современные исследователи — тамплиерское наследство не дает спокойно спать уже почти семь столетий! — считают, что сокровища были схоронены в Нормандии, в подземной часовне замка Жисор. Запечатанный вход в эту секретную тамплиерскую крипту все еще ищут. Без особого успеха, надо признать.

— Остаются иоанниты, — напомнил Люсин.

— Иоанниты, они же мальтийские братья. — Под ногами Березовского появилась еще одна линия. — Им достались разрозненные останки альбигойской и тамплиерской славы. Судя по тому, что орден, существующий по нынешний день, хранит на сей счет подозрительное молчание, кое-что ему действительно перепало. На острове Родос, в подземельях Мальты, которые стерегут мегалиты, не менее древние, чем Стоунхендж, едва ли что уцелело. В России, мы с тобой это знаем лучше других, остались лишь жалкие крохи, в основном регалии эпохи Павла. Тайники Рогана предоставим искать чешским друзьям: герцог Шарль Аллен ухитрился вывезти из Франции семьдесят восемь сундуков. Конечно, многое просочилось сквозь пальцы, было продано или безвозвратно погибло. Нацистские гауляйтеры Гейдрих и Франк тоже нагрели руки будь здоров! Но я не могу поверить, что исчезло все без остатка.

Начертанные на земле фигуры постепенно соединились в разветвленную схему.

— Пути идей, пути сокровищ, следы безумного вожделения и запредельные мечты. — Березовский безжалостно стер свои квадраты и линии. — «Можешь убить меня, но только не трогай чертежи». Хотел бы я знать, чем был занят старик Архимед в свой последний час.

— Архимед-то тут при чем?

— Так, игра ассоциаций… Смешно уповать на чудо. Священные предметы, среди которых было и золото египетских гробниц, и награбленные крестоносцами храмовые сосуды, возможно давным-давно переплавлены в тиглях. И все же мне кажется, что тайники не обманут грядущих исследователей. Я почти уверен в том, что многие исторические загадки получат совершенно неожиданное объяснение. Легенды, эту молву веков, никак нельзя игнорировать. В истоке почти всегда скрывается утечка информации. Думаешь, в тайных обществах не было своих болтунов? Сколько угодно! И среди крестоносцев тоже водились отчаянные трепачи. Недаром получила такое распространение поговорка: «Пьет, как тамплиер». За кубком мальвазии или кипрского орденского вина эти парни в плащах, наверное, выбалтывали поразительные вещи! Про допросы под пыткой и наветы всяческих ренегатов я уж и не говорю. Хотелось бы посидеть в какой-нибудь средиземноморской кантине четырнадцатого века! Скоротать вечерок…

— Тебе достаточно зримо представить себе обстановку, — скрывая улыбку, посоветовал Люсин. — Остальное приложится.

— Всяческие чудотворцы тоже внесли свою лепту, — Березовский продолжал развивать тему. — И немалую! Как метеоры, проносились они сквозь века, влача за собой шлейф тайны. Господи, сколько же их было! Мани и Аполлоний Тианский, Симон-маг и вовсе загадочные Розенкрейц, Нострадамус, Сен-Жермен, Калиостро… А знаменитые лекари? Паре? Киприот Макропулос?

— Схема получилась впечатляющая, — Люсин покосился на затоптанный рифлеными подошвами глинозем. — Однако есть и существенный изъян. Ты не учел тайника, который погрузился в пучины моря.