Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Густав Эмар

Тот, который шел ближе к телеге, был высокий человек, с физиономией куницы и с козлиного бородой, с головой, покрытой густыми седыми, нерасчесанными волосами; он шел, слегка согнувшись и опираясь на палку. Он казался, в особенности по своим летам, старшиной этого почтенного общества.

Маленький осел бежал довольно крупной рысью, а собака бегала около каравана, опустив морду в землю и обнюхивая кусты.

— Ну, капитан, — спросил тот из трех мужчин, которого мы еще не описывали, потому что он был в своем костюме, и читатель, вероятно, его узнал, — как вы нас находите?

— То есть, — ответил капитан, — мы представляем собою самую красивую коллекцию разбойников, какую можно вообразить. Мой отец почти испугался, когда увидал нас.

— А я так очень доволен собою, — сказал Паризьен, крутя свои усы, — я похож на прогуливающегося гидальго.

— Брат, — сказал голос из повозки, — долго еще мы останемся в этом гадком экипаже? Я предпочла бы идти пешком.

— Не торопитесь, мамзель, — сказал контрабандист, — настанет минута, когда придется поработать ногами.

— Нам здесь совсем неудобно.

— Ужасно как трясет, — прибавила госпожа Гартман, — кости все разбиты.

— Нельзя же иметь все удобства, — смеясь, сказал Мишель.

— Не находите ли вы, капитан, с вашего позволения, что луна уж очень хорошо светит и что приятно прогуливаться за городом в прекрасную ночь?

— Не говорите так много, — сказал контрабандист, — мы не знаем, кто может нас подслушать. Если хотите, разговаривайте на эльзасском наречии.

— Я, любезный друг, его не знаю, — сказал Паризьен.

— Перестаньте, старик, молчите, как я.

Путешественники подвигались таким образом несколько часов и не говорили ни слова. Дамы, утомленные усталостью, заснули.

Мишель сел на передок повозки и также заснул. Только контрабандист и Паризьен, навострив уши, бодрствовали над общей безопасностью.

К пяти часам утра, на рассвете, повозка остановилась перед фермой, которую только несколько часов бросили ее обитатели, потому что все окна и двери были отворены и огонь погасал в кухне.

Контрабандист с помощью Паризьена поставил повозку под навес, а осла в конюшню, и задал ему сена и овса, а потом разбудил дам и Мишеля, и, наконец, позвал сына.

— Ты видишь, мальчуган, — сказал он ему, — вон ту деревню в углублении? Ступай туда, засунув руки в карманы, купи бутылку водки и хлеба, а сам разузнавай, во-первых, как называется деревня, а потом, что нового в здешнем краю. Ты хорошо понял, не так ли, мальчуган? О нас ни слова.

— Да, батюшка, — ответил ребенок хитрым голосом и ушел, засунув руки в карманы и с небрежным видом.

— Теперь вы, милостивые государыни, — сказал Оборотень, — и ты, старикашка Паризьен, заройтесь в сено с головой и спите, пока я вас не позову.

— Для чего же мне оставаться здесь, — сказал Паризьен, — я ведь не больной и могу быть полезен на что-нибудь.

— Это правда, старина, но очень может быть, что к нам придут гости, а у тебя такое резкое произношение, что я не могу позволить тебе разговаривать с тем обществом, которое станет здесь шататься.

— Хорошо, понимаю. Только пусть это будет недолго, а то я ведь не выдержу.

— Полно, полно, бедный старик! Не порти себе крови. Через несколько часов мы будем вне опасности и тогда я предоставлю тебе свободу работать языком сколько хочешь. В особенности не надо курить, слышишь?

— Мы знаем, как следует обращаться с женским полом, старина. Не беспокойся.

И Паризьен с видом полурассерженным, полудовольным пошел за дамами, которые уже ушли.

— Теперь мы остались вдвоем, капитан. Если вы хотите, мы приготовим кое-что поесть. Ходьба придает аппетит. Вы должны быть голодны.

— Ну да, — ответил Мишель, — только я не знаю, где провизия.

— Не беспокойтесь, я позаботился о ней. Она в чехле на повозке. Пойдемте со мною.

Мишель пошел с ним под навес, куда поставили повозку.

Контрабандист вынул из чехла котелок, большую ложку, шумовку, кусок говядины, шесть котлет, капусту, морковь, картофель, репу, форель, перец, соль и четыре бутылки вина.

— О! О! — закричал Мишель, — я не думал, что мы так богаты.

— Позвольте, позвольте, капитан, — ответил контрабандист тем же тоном, — вы еще видели не все; есть кое-что другое; вы увидите, когда будет время.

Они взяли провизию и вернулись в кухню.

Мишель с серьезным видом начал чистить овощи, а контрабандист разводить огонь щепками и прутьями, которые нашел на дворе, принес воды из колодца и поставил котелок на огонь.

— Как вы думаете, а ведь завтрак-то у нас будет славный, капитан? — сказал он, смеясь.

— Да, если нам не помешают, — ответил молодой человек.

— Кто может нам помешать? Здешние фермеры трусы и, вероятно, убежали в Страсбург. Край еще спокоен с этой стороны; бояться нечего. Только ночь будет суровая; впрочем, если кто-нибудь придет, нас предупредят.

— Кто? Все спят, а мы оба здесь.

— А Тома-то вы забыли. Он на часах. Нечего опасаться, чтоб нас застали врасплох, он свою службу знает.

— Это правда; я забыл о бедном Томе. Как вы думаете, далеко мы теперь от Страсбурга?

— Далеко. Осел шел хорошо. Вот уже больше пяти часов, как мы в дороге, и если не ошибаюсь, мы должны быть в окрестностях Молькирха. То есть, мы сделали почти шесть с половиной лье. Пруссаки не должны еще быть в этой стороне; а если мы и увидим их, то это будут только лазутчики, разведчики, от которых нам освободиться легко.

— А я предпочел бы, чтоб мы никого не встречали, так как с нами дамы.

— Я согласен с вами; но вы знаете, капитан, ничего наверно знать нельзя, только мы скоро доберемся до гор, которые вы видите отсюда, и тогда мы будем почти в безопасности.

— Да, вероятно, пруссаки еще не имели времени дойти сюда; я опасаюсь теперь не пруссаков, а дезертиров, отставших. Сохрани нас Бог от встречи с ними, потому что с ними объясняться-то нельзя. Наконец, — философически прибавил Мишель, снимая пену с котелка, — кажется, самое главное сделано и нам нечего опасаться.

— Дай-то Бог, капитан! Попробуйте-ка бульон; кажется, мы забыли положить соли.

— Это правда, — сказал Мишель, — решительно, я плохой повар.

— Что же делать? Делаешь, что можешь. Том завизжал.

— Это что? — спросил капитан.

— Ничего, ничего, не беспокойтесь. Это возвращается мой мальчуган. Том здоровается с ним.

Действительно, почти тотчас мальчик вошел в кухню. Он держал в руках хлеб в шесть фунтов.

— Ну, мальчуган, — сказал сухо ему отец, — что ты там узнал? Где мы?

— Мы на ферме «Красивый Терновник», между Розенвилем и Молькирхом, но ближе к Молькирху. Розенвиль с рассвета остался у нас с правой стороны.