Вятская тетрадь - Владимир Николаевич Крупин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В той же газете о сельских школьниках, их приобщении к труду. Это очень хорошо, это просто необходимо. Ребята учатся производству. Но если те же ребята не знают ничего, как теперь говорят, о малой родине, говорю это с уверенностью, ибо многократно спрашивал, то дело плохо — ребята могут стать приложением к производству, роботами по поставке кормов, фуража, по уходу за машинами и животными. А знали бы своих предков — стыдились бы жить плохо.
— Ты чьих, — всегда был на Руси такой вопрос.
Очень много в Вятке именно таких фамилий, образованных от ответа на этот вопрос. Фоминых, Русских, Деревских, Кузьминых — это все вятские фамилии, и подобных много.
Чьих мы?
Вятские мы, вятские, люди хватские.
«То-то люди, эй, ребята,
Вятка Ванями богата…»
Семен Веснин ровесник Кузьмы Ершова (год разница). Оба семинаристы. Ершов, сибиряк, одарил литературу «Коньком-горбунком», вятич Веснин «Рассказами бабушки о Ванях-вятчанах». Всемирность известности ершовской сказки затмила многое из написанного на народные мотивы. «Вани-вятчане» и прежде были малоизвестны, а сейчас прочно забыты. И просто необходимо в «Вятской тетради» рассказать о них.
Книгу «Вани-вятчане» издал в 1913 году А. П. Чарушников. Но когда книга была издана первый раз, неизвестно. Может быть, Чарушников издал ее по сохранившейся рукописи.
В «Библиотеке для чтения» в 1834 году были напечатаны отрывки из «Конька-горбунка». Это, полагает в предисловии Р. Н. Блинов, воодушевило Веснина к написанию похождений вятских Ваней. Может, и так.
Семен Веснин овдовел в двадцать два года. Двадцати пяти, исходив святые места России, был пострижен в монахи с именем отца Серафима, на Афон прибыл в 1843 году, где принял схиму с именем Сергия и стал, как говорили тогда, святогорцем. Он много писал религиозно-нравственных писем и был знаменит в России этими письмами. «Письма Святогорца» многократно издавались в России в 19-м веке. Умер Веснин в 1853 году, 39 лет. Теперь непосредственно о сочинении. Оно делится на части и главы.
Первая глава называется «Поездка в Устюг».
Вот стоят в запряге сани
и два вятчанина Вани,
снаряжаясь в дальний путь,
хлеба на сани кладут.
Склали, богу помолились
и до Устюга пустились.
На третий день метелица, что «ни неба, ни земли Вани взвидеть не могли». Один побежал за возом согреться, другой на возу «пошевеливал ногами да почекивал зубами».
Добрались до ночлега. Хозяин, узнав, что они с Вятки, подшутил, ибо знал, что они, чтоб наутро не сбиться с пути, вечером ставят сани оглоблями в ту сторону, в какую завтра ехать. Дальнейшее понятно, сани повернули, братья утром запрягли и поехали. Едут день-другой, «Все им кажется не ново! Глядь-ка, это ведь Орлово». Другой брат упорствует, спорит, что едут правильно, наконец, узнали свой дом. «О, как черт морочит нас. Ну-ка, Ваня, разувайся, стелькой в обуви меняйся» (это по примете обороняло от лешего). Стельками поменялись, но «по-прежнему их дом с воротами и крыльцом… жены в шубах меховых тут выходят встретить их».
Погоревали братья и решили ехать на другой год в Москву, тоже продавать хлеб. Приезжают, дивятся на колокольню Ивана Великого. «Надо голову загнуть, чтоб на крестик заглянуть… высока, однако, крепко, чай, не вылучишь (не докинешь) и щепкой…» Во время дивованья у них украли «и воза и лошадей да и сумку сухарей». Они жаловаться, плакать, над ними хохочут: «Что за этакой народ, словно вятский зеворот? — То-то, батюшка, мы с Вятки, не ошиблись, мы в догадке». Но что делать? Наши Вани «повыли сколь могли да пешком и побрели».
Главка «Дом без окон».
Все-таки Вани не только были обокрадены в Москве, но и кое-что повидали. Они слышали, что есть дома без окон, и увидели такой дом в Москве. Зачем он, они не поняли, но решили: «Дай-ка мы так смастерим, то-то вятчан удивим». Вернувшись в Вятку, стали делать задуманное, а народ действительно дивится: «Дом без окон? Да кому? Аль, ребята, на тюрьму?»
«Ладно, — думают Ванюши, — взвеселим мы ваши души». И вот они достроили дом, а в нем темно. Стали лукошками носить в него свет. «Но сколь свету ни таскали, только время потеряли». Бросили пустое занятие, «прорубили окон ряд, стали жить да поживать. И у Ванек тех светелки развеселы, да и только!» Другие Вани, чтобы перефорсить братьев, построили дом без трубы, а дым из дому выносили решетами.
И свет лукошками, и дым решетами уже носили в устном народном творчестве. Все ж кажется, что знание пошехонцев более пристало к вятским, трава у них вырастает не на бане, что не диво, а на доме. Это мы узнаем из присказки к следующей главе. Вырос на доме «целый густенький травник. Он не мал и не велик, две-три зрелые травинки. — Как бы, Ваня, и скотинке их не худо бы скормить, — младший Ваня говорит». Другой — «плетенчик завивает он козленку на рога, тянет вверх: — А ну, врага!» Козленок «щиплет травку на дому и в разгуле по нему». Финал истории печален, козленок сваливается.
После такой присказки идет глава «Поросенок на нашести». «Наши Вани, два-то брата, толь не славные ребята! И удалы, и умны, как-то вздумали они… сорты выводить», сорты — породы домашней скотины. Вздумали, а чего бы это поросятам не сидеть на насесте, как курицам. В самом деле, почему «поросенок на нашесть не может вовсе сесть? Глядь, известно, у враженка ведь не куричья ножонка. Их четыре, да каких!.. как бы выучить нам их?» Взяли подопытного поросенка, установили на насест. «Поросенок на лоб — бух, только схрюкал бедный рюх». Вопреки ожиданиям наши Вани не печалятся. «Надсажалися, смеясь, хохотали оба враз… Эко дьявольское рыло, чтоб тя, черта, задавило! Ты недаром у татар словно в горле нож пропал». Больше того, Вани удивляются: «Как тебе б не сесть, враженку, уж добро б одна ножонка. Ведь четыре у врага, вишь какая комуха». (Комуха — это опять же нечистая сила,
