Императрица - Перл Бак

Однажды ночью, когда императрица спала в своей спальне, а в залах дворца и во внутренних двориках, как обычно, стояли на страже бдительные евнухи, случилось следующее. В безмолвные часы между полуночью и рассветом евнухи услышали, как со скрипом открывается дверь и в слабом лунном свете в узкую щель просовывается черная нога. Евнухи бросились ловить таинственного врага. Он бежал, но повсюду его сторожили евнухи, и в саду за большой скалой, которую императрица приказала перевезти сюда из далекой провинции, они схватили черного человека.

Крики и вопли евнухов разбудили императрицу. Она быстро поднялась с постели, так как сама наказывала, чтобы злоумышленника привели к ней тотчас же, в любое время суток. Фрейлины одели ее, увенчали ей голову строгим головным убором, и вскоре императрица уже сидела на троне в Зале аудиенций. Сюда евнухи притащили человека, связанного веревками.

Он стоял перед императрицей и отказывался кланяться, хотя евнухи схватили его за шею и попытались пригнуть к полу.

— Пусть стоит, — сказала императрица, и голос ее был тих и спокоен.

Она разглядывала высокую самоуверенную фигуру молодого человека с бритой головой. Его странное тигриное лицо, покатый лоб, натянутый рот, раскосые глаза поразили ее. Черное одеяние, мастерски сшитое, прилегало к его телу словно кожа.

— Кто ты такой? — спросила она.

— Я никто, — сказал мужчина. — Я не имею имени и ничего не значу.

— Кто послал тебя сюда? — спросила она.

— Убейте меня, — сказал человек беззаботно, — все равно я не скажу вам ничего.

От такой дерзости евнухи разозлились и набросились бы на него, но императрица подняла руку.

— Посмотрите, что у него есть при себе, — велела она.

Они обыскали человека, он отнесся к этому безразлично.

Евнухи ничего не нашли у него.

— Ваше величество, — сказал Ли Ляньинь, — умоляю вас отдать этого злодея мне. Под пыткой он заговорит. А я позабочусь, чтобы его отстегали бамбуковыми прутьями, расколотыми на тонкие острые полоски. Он не сможет двигаться, так как его уложат на землю, руки и ноги растянут в стороны и привяжут проволокой к кольям. Отдайте его мне, ваше величество.

Все знали, как жестоко пытал Ли Ляньинь, и одобрили его предложение стонами и криками.

— Возьми его и делай все, что хочешь, — сказала императрица. И тут она прямо встретилась с глазами пленника и увидела, что они были не черными, как глаза других людей, а желтыми и дерзкими, как глаза диких зверей, которые не боятся человека. Она не могла отвести свой взгляд, настолько вызывающими и в то же время необычайно красивыми были эти желтые глаза.

— Поработайте хорошо, — велела она евнухам.

Два дня спустя Ли Ляньинь пришел сделать доклад.

— Какие имена он назвал? — спросила императрица.

— Никаких, ваше величество, — ответил он.

— Тогда продолжайте пытку. Пусть удары будут в два раза медленнее.

Таким было ее приказание, но Ли Ляньинь покачал головой.

— Ваше величество, — сказал он, — слишком поздно. Он умер, словно по собственному желанию, он так и не заговорил.

В первый раз за свою жизнь императрица испугалась. Казалось, странные желтые глаза по-прежнему наблюдают за ней. Но разве она позволяла себе бояться? Она протянула правую руку и сорвала жасминовый цветок с цветущего дерева, стоявшего рядом в фарфоровом горшке, и полной грудью вдохнула его благоухание, ища утешения.

— Что ж, тогда забудем о нем, — сказала она.

Однако сама никак не могла забыть бритоголового мужчину. Он оставил после себя тень темноты и подозрительных сомнений. Красота ее дворца потускнела, и хотя каждый день она гуляла по паркам, восхищаясь и радуясь каждому цветку и плоду, и хотя ежедневно она приказывала придворным актерам давать веселое представление, ее непринужденная радость ушла. Она не боялась смерти, но тревога и грусть тяжелым грузом легли ей на сердце, поскольку где-то рядом были недруги, которые желали ее смерти. Имей она возможность найти своих врагов, она бы их казнила, но где их найти? Никто не знал, и все были обеспокоены.

Однажды, в предвечерний час императрица сидела среди своих фрейлин в той самой мраморной лодке, на строительство которой ушло столько денег, и увидела, что к ним приближается Ли Ляньинь. Она весь день играла в азартные игры; вот и теперь, держа чашку с чаем в одной руке, другой она двигала фишки, приближаясь к выигрышу.

— Ваше величество, ваш чай остыл, — сказал евнух. Он взял ее чашку и позволил евнуху-прислужнику наполнить ее. Поставив чай на стол рядом с ней, он прошептал, что принес новости.

Императрица, казалось, не слышала, она доиграла игру, а затем поднялась и взглядом велела ему следовать за ней.

Когда они остались наедине в ее дворце, она махнула веером, давая понять, что ему не надо вставать на колени, и кивком головы велела ему изложить то, с чем он пришел.

— Ваше величество, — произнес евнух шипящим шепотом у ее уха.

Она ударила его веером.

— Встань подальше, — властно вскричала она, — твое дыхание зловонно, словно гниющая падаль.

Он поднял тогда руку, чтобы прикрыть свое дыхание, и начал свой рассказ.

— Ваше величество, плетется заговор.

Она отвернула лицо в сторону и приложила веер к носу. О, проклятая изысканность, подумала она, что заставляет ее чувствовать в два раза тоньше других людей любые ароматы и любую вонь! Не служи ей этот евнух всей душой, она бы не держала его при себе.

Вот что поведал евнух о заговоре. Молодой император слушал теперь своего наставника Вэн Тунхэ, который убеждал его, что страна должна стать сильной, иначе она непременно падет и окажется во власти кровожадных врагов, которые давно истекли слюной в ожидании, когда же они смогут поглотить китайский народ. Когда император спросил, что следует делать, наставник ответил, что великий ученый по имени Кан Ювэй должен дать совет, поскольку этот ученый сведущ не только в истории, но и в новых западных манерах. Он один мог посоветовать, как строить корабли и железные дороги, и школы для молодых людей, чтобы обновить страну. Император послал за Кан Ювэем.

Императрица повернула голову, но не убрала от лица веер.

— А этот Кан Ювэй уже в Запретном городе? — осведомилась она.

— Ваше величество, — сказал евнух, — он ежедневно бывает у императора. Они вместе проводят часы, я слышал, как он заявил, что в качестве первой реформы китайские мужчины должны остричь косички.

Тут императрица опустила веер.

— Но их косички — это знак их подчинения в течение двухсот лет нашей маньчжурской династии!

Ли Ляньинь трижды кивнул своей тяжелой головой.

— Ваше величество, Кан Ювэй — это китайский революционер, кантонец. Он плетет заговор против вашего высочества! Однако у меня есть более худшие новости. Он велел нашему императору послать за Юань Шикаем, генералом, что командует военным округом, как вы знаете, ваше высочество. Этот Юань теперь имеет императорский приказ схватить вас силой, ваше величество, и держать вас в заключении.

Евнух изверг могучий выдох, такой зловонный, что императрица поспешила снова поднять свой веер и защититься.

— Несомненно, мой племянник замыслил меня убить.

— Нет, нет, — сказал евнух. — Наш император не так зол. Возможно, это Кан Ювэй ему насоветовал, но мои шпионы доносят мне, что император запретил причинять вред вашей священной личности, ваше высочество. Нет, он говорил только, что вас следует заключить в Летнем дворце. Вам будут оставлены все ваши удовольствия, но власть будет у вас отнята.

— И в самом деле, — молвила она. Она почувствовала, как ее кровь наполняется странной сладостной силой. Сражение вселяло в нее уверенность и давало наслаждение — она снова будет победительницей.

— Хорошо, хорошо, — сказала она и засмеялась. Ли Ляньинь, поразившийся ее прекрасному настроению, засмеялся вместе с ней, и его безобразное лицо стало еще более отвратительным.

— Под Небесами никто не сравнится с вами, — сказал он нежно. — Вы выше мужчин и женщин, ваше величество, вы великая и единственная под Небесами.

Они обменялись взглядами, и она весело стукнула его по лицу своим сложенным веером.

— Закрой свой рот и не открывай его, — сказала она, — клянусь, что твое отвратительное дыхание окружает тебя, даже когда ты идешь.

— Да, ваше величество, — сказал евнух радостно и поднял руку, толстую, как медвежья лапа, к своему улыбающемуся рту, прикрывая его.

В ее императорские привычки не входило спешить в каком-бы то ни было деле. Она долго размышляла над тем, что ей рассказал главный евнух. Проводя дни в праздных наслаждениях, она не выказывала никакого страха. Лето шло, один прекрасный день сменял другой, а она жила согласно обыкновению, занимаясь своими делами и играя с огромным северным псом, чья шерсть была белой как снег и который рычал на всех, кроме нее, его хозяйки. Ей одной он выказывал преданность, и ночью он спал рядом с ее кроватью. Ее маленькие светло-коричневые собачонки проявляли ревность, и она много смеялась, наблюдая, как они кружат вокруг огромного пса словно разъяренные бесенята. Но гуляя по паркам или устраивая пикник на озере, или сидя в театре и наслаждаясь любимой пьесой, она всегда раздумывала над жизнью за стенами Летнего дворца и о том, какую цену ей придется заплатить, чтобы сохранить мир и красоту. Уже дважды удавалось откупиться от войны с врагами-островитянами из Японии — один раз золотом, а в другой раз уступив права на ее народ-данник, на Корею. Это, как она сейчас чувствовала, было слабостью ее верного генерала Ли Хунчжана, и если бы он дважды не уговорил ее уступить, то эти маленькие коричневые островные карлики сейчас бы не мечтали о том, чтобы проглотить ее государство целиком. Война, открытая война против врага, отважное нападение на суше, если не на море, должно наконец стать ее защитой. И Юань Шикай должен начать эту войну, не на китайской земле, а в Корее и оттуда выгнать японцев в море, к неприветливым скалам их островов. Пусть они там мрут с голоду!