Белая береза - Михаил Бубеннов

Командуя стрелковым отделением, Андрей Лопухов изменился еще более, чем в знаменательный день 7 ноября. Чувство ответственности за свое дело, за подчиненных людей вдруг пробудило в нем новый поток энергии. Он зорко следил за тем, чтобы все солдаты его отделения были примерными во всех отношениях: честно несли службу, стойко переносили все ее тяготы, берегли оружие и держали его всегда готовым к бою, были сыты, бодры и сражались с врагом, не щадя своей жизни. Дни и ночи, недосыпая и недоедая, он был поглощен выполнением своих новых воинских обязанностей: командовать отделением, да еще во время войны, совсем не легкое дело, как могут думать несведущие люди.

Но Андрей Лопухов быстро накапливал не только военные знания и военный опыт. Постоянное общение с людьми разных профессий и разного культурного кругозора, частые беседы с ними о событиях, потрясавших мир, желание как можно глубже разобраться во всех сложных процессах жизни, взбудораженной войной, - все это оказывало огромное влияние на его духовный рост: звало на беседы политруков и агитаторов, заставляло брать в руки газету, жадно слушать рассказы бывалых людей, самому вступать в частые солдатские споры. Служба в армии оказалась для Андрея необычайно суровой, но чудесной школой жизни.

В последние дни недавно назначенный помощник командира взвода старший сержант Дубровка, белокурый крепыш, еще бледный после недавнего ранения, аккуратно, утром и вечером, проводил во взводе различные беседы и читки газет. Андрей всегда садился поближе к Дубровке и слушал его, стараясь не проронить ни слова. Особенно жадно слушал он все статьи и заметки, в которых рассказывалось о жизни на захваченной оккупантами территории. Когда в сводках Совинформбюро или в газетных корреспонденциях говорилось о действиях калининских партизан, Андрей отчетливо, как живого, видел перед собой худощавого, с горящими глазами Степана Бояркина и вспоминал его гневный голос при последней встрече. Если же в газетах описывалось, как колхозники оказывают сопротивление врагу, Андрей видел перед собой всех родных - отца, мать, Марийку - и представлял их участниками описанных событий. В такие минуты Андрей то шумно вздыхал, то в радостном или тревожном волнении сжимал кулаки и просил у Дубровки газету, чтобы увидеть напечатанное своими глазами.

Интерес к событиям в родных местах был трепетен и горяч, и это объяснялось легко: Андрей все больше и больше тосковал и тревожился об Ольховке, о родителях, о Марийке и Васятке... Но он, этот интерес, никак не мешал Андрею горячо интересоваться и тем, что происходило во всех других местах, где были оккупанты, и тем, что происходило в тылу - в Москве, на Волге и Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке... То чувство, которое он испытал при отступлении в октябре, поднявшись на ольховское взгорье, когда, казалось, перед его взглядом на мгновение открылись необозримые, лежащие за горизонтом просторы родины, - он испытывал в эти дни очень часто. Что делало с Андреем это чудесное чувство связи и общности со всем зримым и незримым, что вмещалось в пределы родины!

Вчера агитатор Дубровка заболел - от простуды перехватило горло. Встретив Андрея, он подал ему свежую армейскую газету, хрипя, сказал:

- Прочитай ребятам. Сначала сводку, а потом вот эти заметки. И потолкуйте потом, если что... Я в санроту пошел - видишь, как давит? Просто беда!

Андрей посмотрел в карие, лукавые глаза Дубровки, вздохнул и взял газету...

Читал Андрей хорошо, и солдаты слушали его внимательно. Но Андрей волновался, как в бою. Особенно разволновался он, когда читал маленькую заметку о том, как немецкие оккупанты грабят и притесняют колхозников какой-то деревни О. в Калининской области. Деревень, названия которых начинаются с буквы "О", в Калининской области десятки. Андрей знал это. Описанные в газете события могли происходить и не в Ольховке, как и было в действительности. Но Андрей сразу, без всяких сомнений, решил, что все описанное произошло именно в его родной Ольховке, и с большим трудом, едва сдерживая себя, закончил чтение газеты.

- Что с тобой? - спросил его Умрихин. - Тоже захворал?

Весь вечер Андрей молча лежал в своем углу на соломе, отвернувшись к стене. Когда батальон стоял на передовой, Андрею некогда было часто вспоминать об Ольховке и родных: мелькнет какая-нибудь картина из прежней мирной жизни - и сразу погаснет, точно вспышка при взрыве снаряда. А соберется Андрей вечером, после боя, припомнить прошлое, подумать о родных, но только свалится на нары - и от усталости сразу точно падает в омут... Но теперь ничто не мешало, и Андрей дал полную волю своим думам.

Прошло немногим больше месяца, как Андрей покинул родной дом. И срок-то небольшой, а сколько уложилось в него жизни! Да какой! За все годы молодости не было прожито столько! Даже иногда думалось: не сбился ли со счета? Может, прошли не дни, а годы? Андрею часто вспоминалось то первое утро на передовой линии, когда он вместе с Олейником смотрел из траншеи на одинокую березу среди "ничейной" полосы и думал о доме. Тогда ему показалось, что все, что он запомнил о дне расставания с домом, происходило давным-давно: не то в юности, не то в детстве... Он и сейчас не мог избавиться от этого странного впечатления, - так перегружена была его память всем, что произошло за короткое время, когда он ушел из Ольховки. И Андрею невольно казалось, что если он пережил так много событий, то и все его родные пережили их не меньше. Но как они пережили их?

Ночью Андрей видел Марийку во сне.

Это был чудесный сон. Чудесен он был тем, что в нем не было никакой выдумки воображения, а с исключительной точностью воспроизводился один случай из недолгой его жизни с Марийкой. И ничего особенного не происходило ни тогда, когда они были вместе, ни сейчас, во сне. Была весна. Они шли извилистой дорожкой вдвоем с полевой работы в деревню. Шли в обнимку; Андрей молчал, а Марийка пела песню. Вся прелесть этого их возвращения с работы заключалась именно в том, что они шли вдвоем, обнимая друг друга, а вокруг простирался высокий полуденный мир, полный ласкового солнца. Андрей увидел все, что видел когда-то наяву: и веселую рябь тронутых ветерком хлебов, и скользящие по ним тени грачей, и яркую, ласковую зелень перелесков в стороне от дороги, и сверкающее небо... И очень хорошо он слышал голос Марийки. Она пела о любви, и песня ее так сливалась со всем миром, сквозь который они шли, что у Андрея стесняло грудь от восторга жизнью. И Андрею хотелось, как и тогда, наяву, без устали шагать рядом с Марийкой, рядом с ее песней...

IV

Андрей вышел на крыльцо.

На соседнем дворе, вдоль всей изгороди, на подстилке из гнилой соломы лежала разношерстная собачья стая. Ее привела вчера группа девушек-санитарок, прибывших в полк для пополнения санроты. У каждой девушки - упряжка из четырех собак; упряжка таскает за собой легкие белые лодочки для вывозки раненых с поля боя. Осматривая эти лодочки, солдаты вчера невесело шутили:

- Покатаемся, а? Кто хочет?

- А вот пойдем в бой - накатаемся!

Увидев собак, Андрей вспомнил о Черне, вспомнил о том, как он провожал его из Ольховки, и подошел к изгороди.

Лежавшие у изгороди собаки встревоженно поднялись, ощетинились и зарычали. Облокотясь о верхнюю жердь, Андрей посмотрел на них спокойно и ласково. Собаки сразу же приветливо повиляли хвостами и улеглись на свои места.

Вдруг со стороны - чистый девичий голос:

- Товарищ сержант!

Андрей с удивлением повернулся на этот приятный голос - давно не слыхал такого... Повернулся - и остолбенел: перед ним стояла девушка в беленом полушубке и шапке-ушанке, темноволосая, темноглазая, с полными румяными губами, как две капли воды Марийка! Это было чудо. Несколько секунд Андрей смотрел на нее не отрываясь, удивленно и растерянно. Девушка никак не могла понять, чем вызвала изумление Андрея, и, пока пыталась понять, выражение ее лица и глаз менялось с поразительной быстротой; когда же наконец она догадалась, в чем дело, выражение недоумения, растерянности и испуга - и на лице и в глазах - вдруг заслонила лукавая и озорная улыбка.

- Обознались, товарищ сержант?

- Обознался, - приходя в себя, ответил Андрей.

- Так похожа?

- Очень!

- На жену?

- Да.

Лена Малышева с интересом поглядела на Андрея.

- Вот не ожидала, что на кого-то так сильно похожа, - сказала она с улыбкой. - Я думала, что я - одна такая... А может, вам, товарищ сержант, только показалось, что я так похожа на вашу жену?

Андрей опять взглянул на девушку: да, она похожа, конечно, на Марийку, но и в самом деле не так сильно, как показалось при первом взгляде. Она пониже Марийки, лицо у нее круглее и щекастее, а чернявой и черноглазой она только кажется, потому что вся в белом да в изморози, а на самом деле - русая, с карими глазами. И голос у нее не такой, как у Марийки, - более низкий и грудной...

- Нет, вы не отвечайте, - спохватилась Лена, поняв, что задает неуместные вопросы. - У меня к вам дело, товарищ сержант. - Она подошла к изгороди. - Право, и не знаю, как вас просить. Вчера утром, на последней стоянке, у меня сбежала одна собачка. Такая была неуживчивая, просто беда. Я измучилась с ней! Не хочет идти - и все. Рычит, бывало, того и гляди укусит.