Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Кларов Юрий Михайлович

Отец становится на изготовку, а боцман резко открывает дверь. Ствол автомата начинает ходить слева направо и наоборот. Ни один из бандитов не успевает взяться за оружие. Затем они закрывают и завинчивают люк машинного отделения.

С радиорубкой у них проблем не возникает. Как только они появляются в проеме двери, радист сразу поднимает руки. Связанным боцман препровождает его в каюту к первому пленнику.

Данилов и солдаты на баке встречают батю с боцманом виноватыми взглядами. Они их освобождают, и отец командует:

— Становись! — Бойцы привычно занимают свои места в строю. — Сергей Александрович, — обращается батя к Данилову, — вы не солдат, выйдите из строя. А вас, боцман, я прошу встать перед строем. Смирно! За проявленную находчивость и смелость в бою объявляю вам благодарность.

— Служу Советскому Союзу! — четко отвечает боцман.

Отец вглядывается в лица солдат и не видит ни растерянности, ни страха. Они лишь несколько взволнованы пережитым, но уже привычно подтянуты.

— Солдаты! — обращается он к строю. — Сейчас вы с боцманом пройдете в кубрик, и каждый возьмет свое оружие. Надеюсь, что в дальнейшем ни при каких обстоятельствах вы не выпустите его из рук.

Минут через двадцать бойцы выстраиваются уже с оружием. Батя просит боцмана обрисовать машинное отделение корабля и наметить точки, которые должны занять солдаты, чтобы держать всех находящихся там под прицелом.

Но эту операцию проводить не приходится. Команда машинного отделения сдается без сопротивления. После короткой беседы отец предлагает им продолжить работу. На всякий случай он направляет в машинное отделение двух автоматчиков.

Солдаты складывают тела погибших бандитов на верхней палубе и сдают бате их личные документы. Он спускается в свою каюту за радистом, чтобы тот передал шифровку о случившемся руководству. Оба связанных матроса лежат на своих местах, но первый пленник — мертв, а радист — с предсмертной синевой на лице.

— Что случилось?! Кто вас? — бросается к нему отец.

— Японец, — едва слышно шепчет радист. — Он главный… Он не ушел, ищи его… — Это были его последние слова.

Батя бросается в радиорубку. Передатчик искорежен. В ярости он орет:

— Боцман! — Тот мгновенно подлетает к нему. — Рация уничтожена, радист убит. Все это сделал какой-то японец. Перед смертью радист сказал, что он главный и находится на судне. Бери людей и начинай прочесывать весь корабль.

— Есть! — отвечает боцман. — Но кто займет место в ходовой рубке?

— Я, — говорит Данилов, подходя к отцу. — Я старый яхтсмен. Понимаю, что корабль не яхта, но думаю, что справлюсь.

— Сергей Александрович, — обращается батя к Данилову, — теоретически я понимаю, как ведут корабли по морю, но практически нет.

— Все очень просто, — улыбается Данилов. — Я использую астрономию и с помощью секстанта и хронометра определяю свое местонахождение в море. Затем компас, приборы, измеряющие силу ветра, сведения о течениях и математические расчеты дают мне возможность определить курс яхты, то есть судна.

— Сергей Александрович, идите в ходовую рубку, — говорит отец, — а мы с тобой, боцман, начнем осмотр корабля.

Трижды они обходят судно, заглядывают в каждую щель — и все зря. Батя уже начинает отчаиваться, когда Игорю приходит в голову мысль проверить междудонные отсеки, которые используются для хранения пресной воды. Полчаса поисков — и перед ними распластанное тело маленького человечка. Это действительно японец, причем прекрасно говорящий по-русски.

На допросе отец битый час задает ему один и тот же вопрос: как и почему он оказался на советском судне? И битый час японец молчит. Батя чувствует, что его терпение вот-вот лопнет.

— Самурай, — обращается он к нему, скрывая под внешней холодностью обуревающую его ярость, — подумай, сколько времени ты выдержишь адские муки, если я суну тебе в задницу раскаленный металлический прут?!

Фигурка японца напрягается, резко выступают скулы, и даже нос заостряется. Лицо его бледнеет, потом покрывается красными пятнами, а губы, силясь что-то сказать, судорожно кривятся. Наконец на его физиономии появляется подобострастная улыбочка, и он говорит осевшим голосом:

— Вы хорошо подготовлены, господин офицер, и вы способны исполнить свои угрозы. У нас тоже есть такие люди, как вы. А сколько сейчас времени?

— Одиннадцать, — привычно вскидывает отец левую руку к глазам.

— Отвечаю на ваш вопрос. До тринадцати часов я буду мучиться. Два часа, — кланяется японец.

— Откуда такая точность? — удивляется батя.

— Через два часа здесь будет военный корабль, — продолжает самурай. — Господин офицер, у вас есть только один выход — сдаться. Вы убили капитана корабля, уничтожили команду. Я видел трупы на палубе. Кто будет управлять судном? Солдаты?

— Насколько я понимаю, — говорит отец, — твоим хозяевам нужно золото, а не мы? Поэтому есть другой выход — затопить корабль.

— Это по-русски, — японец, кажется, совсем приходит в себя, и лицо его принимает нормальный вид. — Я ждал такого поворота. А почему бы вам в обмен на имеющийся на судне драгоценный металл не взять валюту, скажем, доллары или фунты? Мы обещаем переправить вас в любую, по вашему выбору, страну.

— И этими посулами ты завербовал капитана с его командой? — глядя прямо в глаза самураю, спрашивает батя.

— Не все так, но близко. Разговор был более конкретный, — отвечает японец.

— Благодарю за откровенность, — говорит отец японцу в завершение беседы. — Сейчас к тебе придет новый капитан судна и ты расскажешь ему все, что передал по рации, прежде чем ее уничтожить. Понял? И расскажешь все точно. Корабль на плаву — ты жив. Корабль — на дно, и ты — на дно. Солдаты опутают тебя цепями и посадят вновь туда, откуда взяли.

Разговор Сергея Александровича с самураем был недолгим. Отец приходит к решению, что надо избегать любого боя и, лавируя, идти к Аляске. Храбростью судно, а следовательно, и золото не спасти. Если же все-таки придется вступить в драку, то нужно идти только на абордаж.

Батя тут же приступает к подготовке своего подразделения. Боцман с тремя матросами из машинного отделения начинает делать абордажные крюки и прочую снасть, необходимую для сцепки двух судов борт о борт.

Несколько деморализуют людей тела убитых, и отец приказывает их сбросить за борт.

До полуночи батя находится на мостике с Сергеем Александровичем. С двадцати четырех часов на вахту заступает боцман. Отец с Даниловым идут в каюту спать, но нервы их так взвинчены, что заснуть им не удается ни на минуту.

На следующий день у занявшего ходовую рубку Сергея Александровича появляются сомнения в правильности курса. После полудня перед ними возникают вершины каких-то гор, и он никак не может определить, откуда они взялись. И в это время появляется темный силуэт двигающегося на них корабля. Суденышко кажется маленькой безобидной игрушкой. Захлебываясь водой и переваливаясь с борта на борт, оно медленно, но неуклонно приближается к ним.

— Это по нашу душу, — тихо говорит Игорь и становится рядом с Даниловым. Батя поднимает на них глаза. Лицо Сергея Александровича неподвижно и жестко. Боцман указывает ему на тень, далеко протянувшуюся от гор. Данилов согласно кивает головой.

«Ясно, — прикидывает отец. — Они хотят попасть в теневую полосу. Если мы успеем туда добраться, то сразу лишим пиратов меткости в стрельбе. Хотя вряд ли они будут топить нас».

Появляется удобная, на взгляд бати, бухточка, где можно спрятаться. Но Данилов, даже не советуясь с ним, проскакивает мимо нее. Отец грубо высказывает ему свое неудовольствие. Но Данилов только мотает головой, ничего ему не отвечая. Буквально через полчаса Сергей Александрович круто поворачивает судно влево, и оно, едва не касаясь бортами гранитных скал, входит в пролив и начинает медленно продвигаться по нему.

Данилов застывает на своем месте, как монумент. Батя не может понять то, что он делает, — рулетка или рассчитанный маневр? Ведь этот маневр решает судьбу всех.