Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мяч я пообещал уничтожить, и мы разошлись, довольные друг другом.
В первые ночи на станции мне начал сниться один и тот же ужасный сон: как будто к дверям моей комнаты, закрытой на шпингалет, приближалось нечто дикое и страшное, отчего мне становилось крайне жутко. С замиранием сердца я смотрел на дверь. Это нечто тяжело напирало на нее всей массой. Дверь трещала, выгибалась, наконец, с сильным треском лопалась и… тут я просыпался, весь в холодном поту. Стояла полная тишина и плотная густая темнота. Сердце билось с замиранием, словно останавливалось. Света в кишлаке не было, только откуда-то издалека доносился крик петуха, да в окно заглядывали огромные звезды. Я крестился дрожащей рукой и старался уснуть, но сна в такие ночи подолгу не было. Постепенно это пугающее наваждение прошло, но заставило задуматься о том, в какой непростой и чуждый моей душе странный мир я попал.
Тем не менее, необычная и полная новых впечатлений жизнь в Богизогоне продолжалась. Здесь я вволю поел царского тутовника «шахтута», которого впервые отведал в Ромите и принял за ядовитые ягоды. Ребятишки взяли меня с собой в поход в ущелье Гузели, где им была известна целая роща этих удивительных деревьев. Когда мы еще только подходили к старым тутовникам, сверху донизу усыпанным крупными черными ягодами, мальчики на ходу скинули свои рубашки и с веселым смехом вскарабкались на толстые ветви деревьев, срывая спелые ягоды. Красный сок тек по их счастливым лицам, рукам и груди, но зато они ели до отвала, призывая и меня сделать то же самое. Я последовал их примеру, вмиг превратившись в беззаботное и счастливое существо. Яркое солнце заливало нас ослепительным горячим светом, а тутовый сок заливал своей непередаваемой сладостью, окрашивая фиолетовыми разводами лица и руки. Вначале я опасался, что этот ягодный сок уже не смоется, но выяснилось, что незрелые ягоды этого дерева легко снимают с тела нашу боевую раскраску. Когда мы как следует почистились, трудно было заметить, что мы ели ягоды тута, но наши счастливые лица выдали нас местным старожилам.
Как в России, так и в других краях нашей многоликой страны, сколько ни присматривался я к окружающим людям, большей частью, к сожалению, неверующим, мне пришлось с горечью заметить одну странную закономерность жизни, которую Евангелие называет «миром». Как трудно в нем найти действительно живых и по-настоящему интересных людей! Редко кто из них, не имеющих никаких духовных ориентиров и не знающих Бога, выходит из однообразных разговоров с пошловатым содержанием и неизменными заботами о заработке и здоровье. Такое общение, где приходилось поддерживать эти скучные темы, начало утомлять меня. Мир взрослых предстал на поверку удручающе тусклым и безпросветным, наполненным безконечными жалобами и ропотом. Это оказался мир людей, утративших детство.
Разительно отличался от их мироощущения мир безхитростных, жизнерадостных, ясноглазых детей! Только с ними душа отдыхала от всех взрослых докучливых разговоров и расспросов о житье-бытье. Дети не требовали ничего, кроме любви, и сполна платили такой же безкорыстной любовью. После молитв особенно трудно было вступать в общение со взрослыми, зачастую крайне любопытными. И особенно легко и радостно становилось в кругу детей. Я любил сидеть в их компании, просто любуясь ими и слушая их звонкие голоса и заливистый смех. Тогда я с радостью чувствовал, что в душе еще остались живые нотки, которые также радостно, словно в унисон, откликаются на чистые движения детских душ.
Быстро настала осень, а вслед за ней зима. По горам лег снег и начал валить и в долине, где он мог идти по несколько дней подряд. Печи в моей комнате не было, а напарник, обещавший ее привезти, все еще не появлялся. На окнах комнаты намерз лед толщиной в палец. Мне снова пришлось укрываться матрасом, но мерз я жутко. На руках и ногах опять появился артрит. Я попробовал сам переложить дымящую печь, стоявшую в смежной комнате. Нашел на речных обрывах для нее глину, добавил в раствор для кладки кирпичей ишачий помет, помня, как в станице мы собирали лошадиный навоз и смешивали его с глиной и соломой для обмазки стен дома. Но когда в новосложенной печи разгорелись дрова, пошла такая невыносимая вонь, что дышать было невозможно. Поэтому днем я грелся печью моего напарника, а на ночь уходил к себе в комнату, где было хотя и очень холодно, но зато молитва шла легче.
Можно много проповедовать о путях к Богу, но невозможно проповедовать о Боге, не обретя Его в самом себе. Могут полностью рушиться человеческие представления о Боге и о вечности, но Сама Божественная вечность не может рухнуть никогда. Проповедующий Христа, не обретая Его в своем сердце, проповедует свои представления о Христе. Защищающий веру в Христа, защищает не ее, а свои разумения о вере. Открытость и мягкость сердца приводят человека к исправлению своих заблуждений, а упрямство и гордыня делают его фанатичным и жестоким. Обманщики всегда остаются обманутыми своими же обманами, а правдивые неуклонно пребывают в правде, укрепляемые ею. В греховности своей и лжи мы восстаем не только против Бога, но и против самих себя, в безумстве своем не считая себя грешниками.
ПЕРВЫЕ ДЕЙСТВИЯ МОЛИТВЫ
Те, которые закрыли свои сердца от людей, не могут закрыть их от Всевидящего Бога, укоряющего нас нашей
