Несознательный 2 (СИ) - Каталкин Василий

И в мае произошло еще одно событие, кандидатуру Катерины на награждение Сталинской премией третьей степени утвердил комитет. Казалось бы, утвердил и утвердил, что здесь такого? Давайте вашу премию… и спасибо. А вот и нет, Сталинская премия должна вручаться в Кремле, в торжественной обстановке и на ее вручении присутствует сам Сталин. Мне вот сразу стало интересно, награждать будут коллективы, там одно перечисление причастных к разработкам будет идти по нескольку минут, а при количестве работ свыше ста процедура награждения будет длиться более пяти часов, неужели Сталин столько времени будет присутствовать? Или я чего-то не догоняю? Впрочем, эти мои соображения уже мало на что влияли, Катерина включилась в гонку на выживание, это я так назвал двухнедельный период, пока она металась по швеям, чтобы обновить свой гардероб. Столько было затрачено усилий, чтобы один день поприсутствовать на торжественном мероприятии в Кремле, причем, на мой взгляд, это ее новое платье не сильно отличалось от других, которые у нее уже были.

— Как ты не понимаешь? — Сердилась она на мое ворчание. — Это же Кремль, там сам Сталин будет.

— Будет или нет, это еще бабушка надвое сказала, — возражаю я на это, — а вот зачем, столько времени и нервов на подготовку тратить…

— Я на тебя посмотрю, когда сам в Кремль пойдешь, — продолжает сердиться супруга, и тут же машет рукой, — хотя чего это я, среди награждаемых почти все мужчины, им за своей внешностью сильно следить не надо, это в основном женщин касается.

— Подозреваю, женского пола там будет достаточно, — пожимаю я плечами, — но почти весь он будет входить в состав коллективов, а вот ты там будешь одна. А кстати, почему одна, неужели начальник твоей химической лаборатории в Иркутске отказался представлять работу?

— Так и есть, — отвечает она мне, крутясь перед зеркалом и устраняя малейшие огрехи заметные только ей, — он еще тогда настаивал, чтобы в работах была записана только я. Хотя, наверное, это несправедливо, все равно была коллективная работа.

— Коллективная работа была после того, как был открыт метод получения полимеров и силиконовой резины, — замечаю я, — люди трудились над производством, а так это полностью твоя работа.

— Не моя, а твоя, — упрямо поджимает Катерина губы.

— В какой-то степени, — вынуждено соглашаюсь я, и тут же делаю страшные глаза — договорились же о моем участии не упоминать.

Впечатлений в день награждения Катерина хлебнула полной ложкой, потом она еще долго вспоминала это торжество, но в тот день она сильно устала, и, завалившись домой глубоким вечером, с трудом доползла до кровати, только на следующий день она смогла поделиться со мной событиями.

— Ну, и кто вручал тебе документы на присуждение премии? — поинтересовался я. — Сталин или Маленков? И как тебе кремль, интересно было?

— Не угадал, — отмахнулась она, — Сталин только поздравил нас, а награждение проводил управляющий делами Совета министров Чадаев, его подпись в документе второй стоит. А так да, было на что в кремле смотреть, с коллегами познакомилась.

— С коллегами? — Сразу насторожился я.

— Не бойся, о работе не говорили, — успокаивает она меня, — речь о химически чистых реактивах шла. Прежде всего, у кого их лучше заказывать?

— Так у кого заказывать? — Пожимаю плечами. — Разве есть особый выбор?

— А как же, — хмыкает Катерина, — производители по-разному к чистоте реактивов относятся. У одних чистота соответствует заявленному, а у других только на бумаге. Мы в лаборатории уже давно от продукции некоторых производителей отказались.

Надо же, а я как-то не обращал внимания, откуда что берется. Но на этом дело с награждением не закончилось, после публикации в «Правде» списков лауреатов, отовсюду посыпались поздравления, и первое время это сильно доставало Катю, но главное, теперь она должна была присутствовать на всех мало-мальски значимых мероприятиях. А я смотрел на все эти ее мучения философски, перемелется — мука будет, а так в следующий раз она хорошо подумает, прежде чем подтверждать свой статус ученого, слишком уж это хлопотно.

Кремль. Кабинет Сталина. 20 июля 1948 года. Присутствуют: Маленков, Берия, Курчатов.

— Как у нас обстоит дело с получением плутония, товарищ Курчатов, — спросил Сталин, оторвав взгляд от предоставленных документов, — насколько можно судить по отчетам, начались работы по выделению этого металла в мае, хотя первые выгрузки из реактора осуществляли больше полугода назад.

— Совершенно верно, товарищ Сталин, — кивнул Игорь Васильевич, — все дело в том, что первоначальная стадия извлечения плутония — это период охлаждения, которое заключается в хранении облученных тепловыделяющих элементов в течение двух-четырех месяцев под водой, чтобы уменьшилась активность продуктов реакции, и прошло достаточно времени для окончания преобразования получаемого вещества. Потом отлаживали процесс выделения плутония из реакторного урана, основанный на использовании фосфата висмута. Циклы очистки будут проходить с применением фторида лантана, фосфата циркония…

— Не нужно вдаваться в подробности, — махнул рукой Иосиф Виссарионович, — скажите лучше, когда вы сумеет накопить достаточное количество плутония.

— Тут трудно ответить точно, — пожал плечами Курчатов, — ведь мы до сих пор продолжаем подбирать режим работы реактора. Вполне вероятно, что к декабрю нам удастся получить требуемое количество этого вещества, поэтому где-то в феврале следующего года можно будет провести первое испытание.

— То есть, этот процесс никак нельзя ускорить? — Вдруг поинтересовался Маленков, и хозяин кабинета с Берией недовольно покосились на него.

Они понимали, что советские ученые и так делают все возможное, несмотря на получаемые из США описания процессов, но остается еще много технических нюансов, в которых и кроется дьявол. Как, например, произошло с промышленным реактором, при строительстве которого пришлось полностью отказаться от горизонтальной загрузки активного вещества (американского проекта) и перейти на вертикальную.

— Нет, не получится, — в отрицании замотал головой академик, — мы и так, для ускорения процесса ухудшаем качество ружейного плутония. Дальше этого делать нельзя.

— Хорошо, это понятно, — кивнул Сталин, — а как у нас обстоят дела с производством урана 235.

— Здесь все нормально, — успокоился Игорь Васильевич, — производственные корпуса строятся, сдача их намечена в срок. Вот только производительность их будет не такой как хотелось бы, все-таки метод газовой диффузии очень энергоемкий, пока еще электростанций настроят.

— Это не ваша забота, товарищ Курчатов, — заметил Иосиф Виссарионович, — вы главное делайте свою работу, у нас есть кому электростанциями заниматься. Или у вас есть какие-то другие предложения?

— Пока нет, — опечалился академик, — американцы тоже озаботились этой проблемой, даже пробовали сделать газовую центрифугу, но у них ничего не получилось. Да и не могло получиться, слишком велики должны быть ее обороты, ни один подшипник не сможет выдержать. Правда тут есть задумки сделать ее вообще без подшипников, на электромагнитом или газовом подвесе, но требуется провести много экспериментальных работ, а это не получается даже в США.

— В США к этим работам подошли формально, только для того, чтобы подтвердить или опровергнуть эффективность разделения урана методом центрифугирования газовой смеси. — Тут же заметил Берия. — Нужных скоростей вращения не получили, поэтому подобные устройства признаны несостоятельными. Сегодня группа немецких специалистов под руководством Штенбека получила первый результат, вполне вероятно, что уже в этом году мы выйдем на их промышленное применение.

— В любом случае надо либо совершенствовать существующие методы обогащения урана, либо искать другие технологии, — заметил Курчатов, — ведь урана нам требуется все больше и больше, вряд ли страна сможет выделить на это много ресурсов.