Наваждения - Макс Фрай

Рыжая таможенница была совершенно права, когда настоятельно советовала нам странствовать по дорогам Куманского Халифата только вместе с караваном халифа. Она ничуть не преувеличивала, обещая, что здесь к нашим услугам будут все удобства, доступные тому, кто решился отправиться в путь. Я с удовольствием убедился в этом на собственной шкуре.

Рогатые куфаги, чей вид поверг меня в панику при первом знакомстве, оказались не только хорошими ходоками, но и редкостными умницами. Меня совершенно обезоружило робкое дружелюбие этих гигантов. В первый же вечер я кормил свою зверюгу медовыми коржиками. Куфаг аппетитно похрустывал лакомством и охотно отзывался на добрую дюжину дурацких имен, которые я для него с энтузиазмом придумывал и тут же забывал.

Дни сменяли друг друга самым приятным образом. Я не уставал поражаться внезапно обретенной способности наслаждаться жизнью, невзирая на безделье. Оказалось, что я могу часами неподвижно лежать на спине и пялиться в небо, которое по мере нашего продвижения в глубь материка приобретало все более густой оранжевый оттенок. Время от времени я переворачивался на живот и переводил взгляд на изумительный ландшафт уандукских степей: лазурные переливы высокой, сочной травы, которую на ходу пощипывали наши куфаги, молочно-белая поверхность круглых валунов, куда больше похожих на авангардные садовые скульптуры, чем на обыкновенные камни, разбросанные по неухоженному телу планеты.

Я сам себя не узнавал. Меня совершенно не тянуло поболтать — ни с Кофой, ни даже с теми, кто остался дома. Разумеется, иногда я все-таки давал себе труд послать зов Теххи или коллегам, узнать, что у них творится, и рассказать о себе, но мною руководило скорее чувство долга, чем желание вынырнуть из сладкого омута изумительной тишины, в котором внезапно увязла моя жизнь.

Кофа тоже вовсю наслаждался процессом бытия. Время от времени до меня доносилось монотонное треньканье его шарманки — в кои-то веки Кофино музицирование никому не мешало жить! Разве что горемычному куфагу, у которого не было решительно никакой возможности протестовать.

Гостеприимный предводитель каравана хальфагул Шухша Набундул честно держал свое слово. Каждый вечер мы с Кофой получали обещанную сказку. У его историй был такой же специфический сладковатый привкус, как у лучших блюд местной кухни: незнакомый, чарующий и в то же время немного нервирующий. Впрочем, через несколько дней я привык к тихому голосу старика, его неторопливой манере произносить слова и мягкому, тягучему уандукскому говору. Я даже обогатил свою активную лексику доброй дюжиной местных фразеологических оборотов. Кофа отчаянно пытался с этим бороться: утверждал, будто в Ехо меня с таким жаргоном не пустят ни в один приличный дом. Не могу сказать, что ему удалось меня напугать: ни одного приличного дома, который следовало бы посетить, у меня на примете не было.

Так или иначе, но постепенно я перестал внимательно прислушиваться к ежевечерним выступлениям нашего проводника. На мой вкус, они были слишком уж однообразными, несмотря на все свое экзотическое очарование.

Но однажды вечером старик рассказал нам историю об одном вельможе, под чьим началом он когда-то служил в армии прежнего халифа. В те годы наш почтенный генерал был совсем молоденьким рядовым Стражем границ. Сам не знаю, что заставило меня слушать его рассказ, открыв рот. Поначалу история приключений Вукушиха Махаро не слишком отличалась от множества других историй, под которые я привык дремать по вечерам, удобно устроившись на своем уладасе.

Наше путешествие уже приближалось к концу. В полдень сэр Кофа как раз справлялся, когда мы прибудем в Кумон, и мы оба были потрясены до глубины души, услышав, что сие долгожданное событие случится не позже, чем спустя три рассвета. Может быть, именно поэтому я так внимательно слушал очередной рассказ нашего проводника: до меня вдруг дошло, что скоро его неторопливые монологи станут частью моего прошлого, как и многие другие чудесные вещи, которые были моими, но ушли. В те дни мне казалось — навсегда.

В любом случае, мне и в голову не приходило, что эта экзотическая, но незатейливая сага надолго возьмет меня в плен. Повернет колесо судьбы, как сказал бы сэр Анчифа Мелифаро, — уж он-то знал, как это бывает…

— Во времена халифа Нубуйлибуни цуан Афии жил в городе Кумоне один человек неприметный — не то холостяк, не то вдовец. Он жил одиноко в небольшом доме в одном из тихих кварталов, среди рощ, где благоухает дерево маниова. Мужчина он был статный и телом дородный, и себе на уме. Но о жизни имел суждение странное. А звали его Вукуших Махаро, — говорил старик.

Подобное вступление неизменно предваряло любую его историю, даже когда он рассказывал о своих хороших приятелях. Очевидно, этого требовали какие-нибудь местные каноны устного творчества. Мы с Кофой придали своим лицам страдальческое выражение и понимающе переглянулись. Старый хальфагул тем временем невозмутимо продолжал свое повествование.

— Отец его, Тринадцатый купец Хулбег, человек весьма почтенный, мало что оставил сыну в наследство, поскольку покинул этот Мир не в лучшие для себя времена, ровно через полгода после того, как укумбийские пираты ограбили и потопили его караван из десяти кораблей с грузом букиви, следующий в страну Ташер. Хулбег вложил в это предприятие почти все свои сбережения и таким образом оказался разорен, сохранив только самую малость на достойные похороны.

— Ох уж эти укумбийские пираты, как они любят отбирать букиви у честных купцов… — с напускной скорбью заметил Кофа. — Между прочим, букиви — это та самая пряность, счастливыми владельцами которой мы с тобой недавно стали. Тебе стыдно, сэр Макс? — шепотом спросил он.

— А почему мне должно быть стыдно? Не забывайте, Кофа, не я создавал этот прекрасный Мир, частью которого являются укумбийские пираты.

— Все равно тебе должно быть стыдно, — настаивал Кофа.

— Не мешайте мне слушать! — потребовал я.

Кофа так удивился, что действительно замолчал.

— Похоронив отца — да примет его медоносная золотистая чаша Урмаха! — Вукуших Махаро поступил на службу в войско старого халифа, Нубуйлибуни цуан Махифы, отца цуан Афии, да пребудут они оба в согласии со своими тенями. Сорок лет Вукуших Махаро провел в военных походах против врагов Халифата и побывал во многих странах, среди которых попадались как чудесные и восхитительные во всех отношениях, так и весьма унылые и ничем не примечательные. Однако по морю он ездил лишь один раз, памятуя о злоключениях отцовых караванов.