Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки - Геннадий Есаков

В 1985 г. судом было рассмотрено второе значимое дело, изначально возникшее в практике Джорджии.[1123] В процессе по обвинению в тяжком убийстве присяжные были проинструктированы следующим образом: «Действия вменяемого лица (a person of sound mind and discretion) презюмируются продуктом воли лица, но презумпция может быть опровергнута. Вменяемое лицо презюмируется намеревающимся естественных и возможных последствий своих действий, но презумпция может быть опровергнута».[1124] Отменяя осуждение, Верховный Суд указал, что «поскольку разумный присяжный мог понять оспариваемые части инструкции присяжным в данном деле как создающие обязательную презумпцию, сдвигающую на обвиняемого бремя убеждения по центральному элементу– намерению постольку инструкция присяжным не согласуется с требованиями оговорки о надлежащей процедуре».[1125] Как заключил своё решение суд, «Сандстром против Монтаны прояснил, что оговорка о надлежащей процедуре XIV поправки запрещает штату использовать инструкции присяжным, которые носят эффект освобождения штата от бремени доказывания в уголовном преследовании… критического вопроса – намерения».[1126]

В 1980-1990-х гг. Верховный Суд ещё не раз обращался к проблеме конституционности презумпции mens rea и последовательно разрешал возникавшие казусы в свете принципов, сформулированных в прецедентах дел Д. Сандстрома и Р.Л. Франклина.[1127]

Основываясь на рассмотренной линии решений, представляется допустимым сделать следующие выводы. Являясь (не касаясь строгой ответственности) обязательной составляющей преступления, mens rea подлежит безусловному доказыванию обвинением на базе стандарта «вне разумных сомнений», прежде чем к лицу могут быть применены уголовно-правовые санкции. Тем не менее, будучи сковано в своих возможностях доказать настрой ума деятеля, сам факт существования которого выявляется только постольку, поскольку он объективируется в носящих внешний характер поступках человека, изменяющих окружающую его реальность, обвинение с неизбежностью вынуждено полагаться на эти внешние действия как необходимое и безусловное, по общему правилу, доказательство бытия подлежащего установлению настроя ума, т. е. mens rea. Основываясь на поступках человека, обвинение, соответственно, вправе предложить присяжным и судье считать их намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее в той мере, в какой они были бы намеренными, в любом ином схожем случае, т. е. вправе предложить, говоря иными словами, считать их намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее относительно естественных и возможных последствий конкретного деяния, которых намеревалось бы, которые злоумышляло бы, применительно к которым было бы неосторожно и так далее любое здравомыслящее лицо в ситуации действующего. Но при этом будучи (исходя из здравого смысла и житейского опыта) вправе предложить считать конкретные поступки намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее, обвинение не вправе ни обязать безусловно считать их намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее, ни обязать рассматривать их как намеренные, злоумышленные, неосторожные и так далее до тех пор, пока противное не будет доказано обвиняемым, или, используя язык юридических конструкций, вправе прибегнуть к допустимому выводу (фактической презумпции) относительно mens rea, но не к неопровержимой презумпции mens rea или обязательной опровержимой презумпции последней. Иное решение сводило бы здесь субъективный феномен mens rea до объективизированного уровня помыслов «разумного человека», не позволяя в должной мере принять во внимание и учесть индивидуальные субъективные настроения действующего. Такое положение вещей могло устраивать в XVIII–XIX вв. с присущими тому времени ярко объективизированным вменением, базировавшимся на оценке не намеренности, а моральной упречности, и отсутствием доступных средств к установлению таковой упречности, кроме как через стандарты сообщества. Однако такое положение вещей неприемлемо в XX–XXI вв. со свойственным им стремлением познать истинные чаяния людей с целью через них и только через них оценить меру их моральной порицаемости.

Подытоживая сказанное, можно отметить две принципиальных черты презумпции mens rea в её современном понимании: во-первых, требование наличия предположительной связи между презюмируемой mens rea и объективными обстоятельствами, дающими основание к такому презюмированию,[1128] и, во-вторых, юридическую природу рассматриваемой презумпции как могущей существовать только в форме допустимого вывода. Именно в плане соотнесения частных случаев презумпции mens rea с данными характеристиками, придающими ей конституционно позволительный статус, и увязана в большинстве своём судебная практика в настоящее время.

В качестве примера приложения первой из отмеченных черт презумпции mens rea, предположительной связи между базисными объективными фактами и презюмируемым субъективным явлением, можно обратиться к так называемой «доктрине смертоносного оружия» (deadly weapon doctrine).[1129] В соответствии с последней, доказанность одного лишь факта намеренного использования обвиняемым при совершении преступления смертоносного оружия в отношении другого человека достаточна для вывода о том, что он действовал с намерением на причинение потерпевшему смерти или тяжких телесных повреждений, которые с очевидностью должны были повлечь и повлекли смерть. Основанием к такому заключению, в свою очередь, служат объективные по своему характеру суждения, в силу которых «когда одно лицо насильственно атакует другого с опасным оружием, вероятно способным причинить смерть и которое фактически лишает жизни сторону, подвергшуюся нападению, естественная (иными словами, разумно и обоснованно следующая из наличествующих обстоятельству курсив в цитате мой. – Г.Е.) презумпция заключается в том, что оно намеревалось относительно смерти или тяжкого телесного вреда».[1130]

Иллюстрацией действия доктрины смертоносного оружия может служить сравнительно недавний калифорнийский казус.[1131]Высшим Судом округа Фресно трое обвиняемых, Ванг, Янг и Ляо,

были приговорены к девяти последовательно исчисляемым пожизненным заключениям и ряду меньших сроков. Присяжные признали их виновными (помимо иных преступлений) по одному пункту тяжкого убийства и девяти пунктам покушения на тяжкое убийство (§ 187 УК Калифорнии). Согласно фактическим обстоятельствам дела, в ходе «гангстерских разборок» между азиатскими организованными преступными группировками вечером 21 августа 1996 г. осуждённые совершили с разрывом в несколько минут нападения на два жилых дома, при этом убили одного человека, ранили трёх и лишь по счастливой случайности из шести иных потерпевших никто больше не пострадал. В ходе нападений применялось автоматическое огнестрельное оружие большой поражающей мощности, причём стрельба велась с небольшого расстояния (7,5 м в первом эпизоде), было сделано значительное количество выстрелов в направлении домов, хотя из-за темноты стрелявшие и не видели всех лиц, находившихся внутри жилых помещений (ясно они видели лишь в первом эпизоде двух человек, один из которых в итоге был убит, а другой – ранен).

На апелляции Янг и Ванг утверждали, что обвинение в тяжком убийстве могло быть выдвинуто против них только применительно к двум потерпевшим, по одному из которых они намеревались убить в двух жилых домах (соответственно, Чанг Хе и Тухар Фанга), в то время как остальные пункты обвинения не подтверждены доказательствами относительно намерения причинить смерть иным пострадавшим, поскольку из-за темноты они не видели их всех, находившихся внутри помещений, а выстрелы были сделаны ими из движущейся машины.

Апелляционный Суд штата Калифорния отклонил их доводы, указав следующее: «Присяжные сделали обоснованный вывод, исходя из местоположения пулевых отверстий, числа выстрелов (по меньшей мере, пятьдесят в первом эпизоде. – Г.Е.) и использования высокомощного, пробивающего стены оружия (курсив мой. – Г.Е.% что обвиняемые затаили специальное намерение убить каждое живое существо внутри обстрелянных ими помещений… Доводы обвиняемых могли бы иметь силу, если бы был произведён лишь один выстрел в том направлении, где они видели Чанг Хе и Тухар Фанга… § 188 (УК Калифорнии. – Г.Е.) предусматривает, что злое предумышление «является точно выраженным, когда существует очевидное обдуманное намерение неправомерно отобрать жизнь ближнего». В данном случае обвиняемые, когда они стреляли из высокомощного, пробивающего стены оружия в обитаемое жилое помещение, с очевидностью проявили обдуманное намерение неправомерно лишить других жизни (курсив мой. – Г.Е.). То обстоятельство, что они не могли видеть всех потерпевших, никоим образом не отрицает точно выраженный злой умысел или намерение убить относительно тех потерпевших, кто находился в помещении и подвергался опасности, но, по счастью, не был убит».[1132]