Автономное плавание - Виктор Устьянцев

Но лодка неумолимо приближалась к ледяному полю, метристы и акустики наперебой докладывали дистанцию до него, Стрешнев видел уже оторванные ветром многотонные глыбы льдин, грузно ворочавшихся на волнах. Встреча с ними могла закончиться катастрофой.

- Обе машины стоп!

Потеряв ход, лодка вышла из повиновения, ее развернуло лагом к волне, и стрелка креномера металась по шкале как сумасшедшая. Рулевой безуспешно пытался привести лодку носом к волне. А штурман все "качал" звезды. Наконец сунул секстан за полу куртки и весело доложил:

- Готово, товарищ командир!

Вслед за ним Стрешнев спустился вниз и приказал погружаться на глубину шестьдесят метров. Ухнула в балластные цистерны вода, лодка начала проваливаться. Метров до двадцати ее еще качал океан, потом стало тихо, и все облегченно вздохнули. А океан уже нахлобучил ледяную шапку и притих.

* * *

Предположения Кошелкина о том, что в исследуемый район заходит отрог большого подводного хребта, оправдались. К востоку глубины начали постепенно уменьшаться, линия на регистрирующем приборе эхолота неуклонно поползла вверх. А эхолсдомсры отмечали толщину льда с осадкой около двенадцати метров. Стрешнев трижды приказывал подвсплывать и уменьшать глубину погружения, чтобы иметь запас чистой воды под килем.

- Докладывать изменение глубины через каждые три метра! - приказал он, когда от ограждения рубки до нижней кромки льда осталось всего сорок пять метров.

- Есть! - откликнулся старшина штурманской группы, обслуживающий эхолот. И тут же доложил: - Шестьдесят шесть!

И потом каждые две-три минуты докладывал:

- Шестьдесят три... Шестьдесят... Пятьдесят семь...

И вдруг радостно заорал:

- Сто семьдесят семь!.. Сто девяносто два!

Столь резкое изменение глубины насторожило не только командира, а почти всех, находящихся в центральном отсеке, должно быть, им пришла одна и та же мысль: "А не вышел ли эхолот из строя?" и они одновременно посмотрели на регистрирующий прибор второго эхолота - кормового. Перо на его ленте резко, почти отвесно, ползло вниз.

А старшина радостно кричал:

- Четыреста тридцать девять!.. Четыреста восемьдесят семь!..

К Стрешневу подошел Кошелкин и сказал:

- Похоже, что мы миновали вершину отрога. С запада его склон круче.

- А если это всего лишь впадина или каньон?

- Тоже возможно.

Глубины уже приближались к километровой отметке, но Стрешнев не спешил погружаться ниже тридцати метров и вел лодку прежним курсом малым ходом.

Так они прошли около часа. Наконец Стрешнев приказал увеличить глубину погружения до восьмидесяти метров. Оба эхолота и регистрирующий прибор фиксировали почти плоское дно.

Дойдя до западной границы района, Стрешнев повернул на обратный курс. Теперь надо было с другой стороны подойти к отрогу и пройти вдоль него, чтобы определить направление и протяженность, а затем уже продолжить обследование района продольными и поперечными галсами.

Он уже знал, где следует ожидать резкого уменьшения глубины, однако вел лодку еще более осторожно, потому что восточный склон отрога был обрывист, не дай бог с ходу врезаться в скалу. Поэтому задолго до подхода к отрогу Стрешнев уменьшил ход до самого малого.

Первыми обнаружили резкий подъем дна гидроакустики:

- Центральный! Слышу эхосигналы от грунта! - доложили из рубки акустиков.

Стрешнев взглянул на репитер гидролокатора. На его экране появилось бледно-серое пятно. Цепь отметок на эхолоте пока оставалась розной.

- Всплывать на глубину тридцать метров!

И как только лодка подвсплыла на заданную глубину, Стрешнев отдал следующие команды:

- Лево на борт, курс сто шестьдесят! Акустики, внимательно следить за сигналами от грунта!

Потом еще несколько раз пришлось менять курс, пока не установили направление продольной оси отрога. Он простирался на зюйд-зюйд-ост, и в течение почти целых суток лодка осторожно пробиралась именно в этом направлении до самой южной границы района, за которой уже начиналась достаточно обследованная трасса Северного Морского пути. Стрешнев предполагал, что ближе к материку отрог должен быть выше, но оказалось все наоборот: еще за четыре десятка миль до южной границы района хвост отрога едва возвышался над окружающим дном океана.

Перейдя на другую сторону отрога, лодка легла на обратный курс.

Через несколько суток проделали все намеченные галсы и закончили обследование района. Было немало тревожных минут и часов, но все прошло благополучно, ни один прибор не отказал. Горбатенко и Кошелкин нанесли на карты глубины, сняли кальку, сделали несколько фотокопий и вместе с картами закрыли их в сейф. Океанологи заполнили но два журнала, но оставили их при себе. И только ихтиолог был не вполне удовлетворен своими наблюдениями: на его долю их досталось мало, потому что лодка все время находилась подо льдом.

- Ничего, вот придем на полюс, там и порыбачим, - утешал его Пашков.

А лодка и в самом деле уже повернула к полюсу. Горбатенко торжественно доложил:

- Курс ноль градусов! Идем прямо по меридиану на земную ось.

- Смотри, штурман, как бы нам не погнуть эту ось, а то перестанет земной шарик вертеться.

- Ничего, наши механики ее быстро выпрямят, смажут и будет наша матушка-Земля еще миллиарды лет за милую душу вертеться, - весело отозвался штурман и, склонившись над картой, замурлыкал:

Где-то на белом свете,

Там, где всегда мороз,

Трутся спиной медведи

О земную ось...

Перья эхоледомеров вычерчивали причудливые башенки и острые пики нижней кромки сплошного льда. Теперь эти пики уже не казались грозными, наверное потому, что до них было более ста метров. И дно океана, хотя и не было идеально ровным, но тоже не представляло пока опасности - под килем было около трех тысяч метров.

К Стрешневу подошел Гречихин.

- Разрешите провести учения по борьбе за живучесть корабля?

Разрешив механику провести учения, Стрешнев сказал старпому:

- Заступайте, Петр Григорьевич, а я пойду наверстывать упущенное. Если ничего непредвиденного не случится, поднимете меня через четыре часа.

За последнюю неделю, как это установлено по записям в вахтенном журнале, он в общей сложности проспал двадцать два часа одиннадцать минут, что в среднем составило по три часа десять минут в сутки. Впрочем, все это Осипенко подсчитал уже после того, как Стрешнев ушел к себе в каюту. И старпом не разбудил его ни через четыре часа, ни через пять. Может быть, он не разбудил бы командира и через шесть часов, если бы из жилого отсека не донесся встревоженный голос вахтенного:

- Пробоина в верхней части!