Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер

Он сделал вид, что собирается выйти из машины. И тут я опомнился. Мой гнев был почти искренним.

— Вы с ума сошли, генерал?

Не убирая руки с дверного замка, он оглянулся.

— Вынужден напомнить, что вы обращаетесь к начальнику.

— Начальнику, черт возьми! — прорычал я. — Как вы только что говорили, синьор Вагас, сделка остается сделкой только до тех пор, пока она выгодна обеим сторонам. Превосходно! Знаете, как я собираюсь поступить, генерал? Вернусь к себе в отель, положу пять тысяч лир в конверт и отправлю вам сегодня же вечером. А что касается вашего драгоценного отчета, попросите его у Муссолини. А ваше начальство… шли бы они, сами знаете куда — так им и передайте.

— Боюсь, вы делаете глупость. — В его голосе слышалась угроза.

Я едва не умолк, но вовремя опомнился.

— Глупость? Послушайте. Если вы через тридцать секунд не уберетесь из моей машины, придется вытолкать вас в шею.

Он тщательно поправил монокль.

— Полагаю, я должен предупредить вас, что в кармане у меня револьвер и при необходимости я без колебаний им воспользуюсь. — Я постарался придать себе испуганный вид. Это было не так уж трудно. Продолжил генерал уже примирительным тоном: — Марлоу, мне понятно ваше раздражение, но, уверяю вас, я лишь следую инструкции.

Я сделал вид, что эта ложь меня немного успокоила.

— Не могу представить, что вы хотя бы на секунду поверили, что я могу принять подобное… предложение.

— Это не предложение, — спокойно парировал он. — Это приказ. — А потом, когда я открыл рот, собираясь запротестовать, прибавил: — Пожалуйста, сначала выслушайте меня. Похоже, вы решили, что уже нет смысла поддерживать со мной дружеские отношения. Позвольте мне рассеять это заблуждение.

— Если вы думаете, что несколько грязных лир…

Вагас предостерегающе поднял руку:

— То, что я собираюсь сказать, не имеет никакого отношения к деньгам. Ссориться со мной не в ваших интересах. По одной очень важной причине. Начальство в Белграде по секрету сообщило мне, что они могут посчитать уместным — если вы будете упорствовать — отправить письмо в Англию, господину Пелчеру, с фотокопиями документов, которые вы прислали мне три недели назад. Позволю себе предположить, что вам это будет не очень приятно.

Я задохнулся от возмущения.

— Вот, значит, как! Шантаж!

— Вовсе нет, — непринужденно ответил он. — Просто напоминаю, как важно взаимное доверие между деловыми партнерами. И речи не идет, чтобы требовать от вас больше того, что вы можете дать, не рискуя собой. В ответ мы будем соблюдать свои обязательства и выплачивать вам три тысячи лир в месяц. Все достаточно разумно.

Я молчал. Потом заговорил — с явным намерением сохранить то, что осталось от моей гордости:

— Очень хорошо. Вижу, выбора у меня нет — только согласиться. Но позвольте сказать вам следующее, генерал. Если бы я не верил, что вы действуете согласно инструкциям, к выработке которых не имеете отношения, даже пистолет не помешал бы мне выразить свои чувства более энергично.

Вагас улыбнулся — как мне показалось, не без торжества.

— Мой дорогой друг, все мы отданы на милость болванам. Остается лишь мириться с неизбежным и сохранять достоинство, насколько это возможно. Надеюсь, никаких личных обид?

— О нет, никаких обид.

— Тогда пожмем друг другу руки.

Мы обменялись рукопожатием. Генерал открыл дверцу и вышел.

— Жена просила передать вам привет, Марлоу.

— Поблагодарите ее от меня.

— Обязательно. Буду ждать вашего отчета через пятнадцать дней. Полагаю, вы поняли, что от вас требуется.

— Да, понял.

— В таком случае арриведерчи.

— Спокойной ночи.

Генерал ушел, оставив после себя слабый аромат «Шипра». Я смотрел, как он разворачивает машину и едет в сторону Милана. Немного подождал, затем последовал за ним. Я понимал, что должен быть доволен собой, однако никакого удовлетворения не испытывал. Таковы уж хитросплетения человеческой логики: мне казалось, будь мой отчет Вагасу настоящим и отсутствуй у меня скрытые мотивы, сегодня вечером я вел бы себя точно так же.

Минут через десять я подъехал к кафе, где оставил Залесхоффа и Тамару.

На столике, за которым они сидели, громоздились пустые кофейные чашки. Пока я шел к ним и усаживался на свободный стул, Залесхофф не отрывал от меня пристального взгляда.

— Порядок?

— Порядок, — ответил я. — Думаю, в мой кофе нужно добавить немного бренди. Сегодня был тяжелый день.

Когда я вернулся, два сыщика в штатском, усталые и замерзшие, сидели в кафе напротив отеля «Париж». У них был надутый вид поссорившихся людей.

Через две недели Н. Маринетти отправил Дж. Л. Венезетти второй отчет.

Ту часть, которая относилась к фирме «Спартак», я составлял сам, остальное было работой Залесхоффа. Он потратил на нее довольно много времени. Большая часть сведений состояла из не представляющих интереса фактов о деятельности предприятий трех крупных клиентов. По словам Залесхоффа, все это уже три месяца известно любой европейской разведке. Он утверждал, что эти сведения станут скучным, но необходимым — с точки зрения достоверности — фоном для действительно важных вещей. Я не стал спрашивать, откуда Залесхофф черпает информацию, — пустая трата времени.

На первый взгляд важные сведения не представляли собой ничего особенного. Во-первых, я довольно туманно сообщал о трех гидравлических подъемниках для самолетов, якобы заказанных муниципальными властями Трентино. А во-вторых, информировал, что те же муниципальные власти пригласили известного в Италии инженера-строителя по фамилии Бочини в качестве консультанта и что этот инженер уволился из итальянского министерства военно-воздушных сил. Я смотрел на отчет без всякого воодушевления.

— По-моему, довольно слабо.

— Не волнуйтесь. — Залесхофф усмехнулся. — Это динамит. Увидите, что произойдет, когда Вагас его получит. И отреагирует так, как надо.

Вагас действительно отреагировал. Через два дня после отправки отчета мне пришло письмо до востребования. К трем тысячам лир прилагался листок с текстом.

Дорогой сэр!

Ваш отчет получил. Прилагаю 3000 лир, как было условлено. В вашем отчете упомянуты два факта, о которых я хотел бы как можно быстрее узнать дополнительные подробности. Речь идет о гидравлических подъемниках и о приглашении инженера Бочини. Меня интересует следующее:

1. Каковы условия оплаты подъемников? Изготавливаются ли они за счет средств итальянского правительства? В какой форме были выданы кредиты производителям? На эту тему вы можете выйти следующим образом: скажите, что из достоверных источников вам известно о финансовых трудностях вышеупомянутого муниципалитета.

2. Кто разрабатывал подъемники? Когда они были доставлены клиенту?

3. Имеет ли Бочини какое-либо отношение к заказу подъемников?

Я понимаю, что для скорейшего сбора информации вам нужно посетить Турин. Прошу вас организовать поездку туда в максимально короткий срок. За дополнительные сведения я готов заплатить премию в размере 5000 лир.

С уважением,

Увидев это письмо, Залесхофф издал радостный вопль.

— Ну, что я вам говорил? — торжествующе спросил он.

— Ничего не понимаю.

— Все очень просто. Из соображений секретности итальянское министерство военно-воздушных сил разместило заказы на эти три аэродрома через муниципалитеты. Официально подъемники поставляются муниципалитету. На самом деле — министерству военно-воздушных сил. Бочини там главный по строительству подземных аэродромов. Вагас сразу все понял. Я и не сомневался. Однако он не хочет ошибиться. Ему нужно подтверждение.

— Но откуда я возьму?..

— Можете не беспокоиться. У меня уже все есть. Подождем пару недель — для достоверности. Тогда все будет в порядке.

За четыре дня до этого разговора произошло событие, явно улучшившее мое настроение: я обнаружил, что два шпика в штатском исчезли и за мной больше не следят. Энтузиазм Залесхоффа завершил дело. На радостях мы втроем поужинали в более дорогом ресторане, чем обычно. Я заказал бутылку игристого «Асти». Мы пили за поражение Вагаса, потом по очереди танцевали с Тамарой. Вспоминая тот вечер, я живо представляю, какие испытывал чувства — словно сидишь на солнце после сильной грозы. Мы веселились от души. Однако теперь наше веселье кажется мне довольно жалким. Похоже, с тех пор у меня выработался суеверный страх перед такого рода празднованиями. Я уже никогда не забываю о неизбежном разочаровании, которое ждет в прихожей.

На следующий день я заверил Вагаса, что постараюсь добыть нужную ему информацию, и занялся обычными делами.

Благодаря стараниям Умберто работа постепенно приобретала разумные формы. Беллинетти — к моему облегчению — все меньше времени проводил за письменным столом и все больше в кафе. Ко мне он относился с преувеличенной сердечностью — очевидно, пришел к выводу, что новая метла устала мести и пыль снова осядет в тех же углах. Я решил его не разочаровывать. Все шло гладко. В одной из своих еженедельных записок Фитч в шутливом тоне отметил растущую эффективность работы миланского отделения. Я почти пожалел о своем решении уволиться по завершении месяца.