Речные заводи (том 1) - Ши Най-Ань

Бранясь и колотя себя в грудь, он ушел.

А старая Янь поднялась наверх и сказала Сун Цзяну:

– И вы не нашли ничего лучшего, господин писарь, как связаться с таким оборванцем? Этот мерзавец только и думает, как бы кого надуть да выпить. Подзаборный пьянчужка, у которого одна забота – ходить по домам честных людей и оскорблять их.

Сун Цзян был человеком честным, он понимал, что старуха права и что ему в эту ночь все равно уже не выбраться из ее дома.

– Вы уж не обижайтесь на меня, господни писарь, – сказала старуха, – я только хотела указать вам на это. Ну, доченька, выпей с господином Сун Цзяном еще по чашечке, вы ведь уже давненько не видели друг друга и, верно, хотите пораньше лечь спать. Я вот только приберу здесь немного и уйду.

Старая Янь заставила Сун Цзяна выпить еще пару чашек вина, затем собрала со стола всю посуду и спустилась вниз, к очагу. Оставшись наверху, Сун Цзян размышлял: «В каких отношениях По‑си с Чжан‑санем, я знаю лишь понаслышке. Сейчас уже поздно, так что придется мне, как видно, переночевать здесь. Кстати, посмотрю, как будет она вести себя со мной!»

Старуха же снова поднялась наверх и сказала:

– Поздно уже! Ложитесь‑ка вы поскорее с моей дочкой, господин писарь.

– Не твое это дело, – сердито бросила ей дочь. – Иди спать!

– Хорошо, хорошо! – бормотала старуха, посмеиваясь, когда спускалась с лестницы. – Укладывайтесь поудобнее, господин писарь. Нынче ночью много вам предстоит удовольствия, а завтра поутру не спешите вставать с постели.

Сойдя вниз, старуха прибрала у очага, вымыла руки и ноги и, погасив свет, легла спать. Сун Цзян же все сидел на скамейке и, искоса поглядывая на По‑си, беспрестанно вздыхал. Наступило уже время второй ночной стражи. Женщина, не раздеваясь, легла в постель, положила под голову расшитые подушки и, отвернувшись к стене, притворилась, что спит. «Вот чертова девка, – подумал Сун Цзян, – даже не взглянула на меня и спать завалилась. Заговорила мне зубы старая ведьма да еще вином опоила. Но ничего не поделаешь, время позднее, придется лечь спать».

Сун Цзян снял с головы косынку и положил ее на стол. Затем он скинул верхнее платье и повесил его на вешалку, а пояс, к которому были подвешены кинжал и кошелек, перекинул через спинку кровати. Наконец, сняв с себя башмаки и носки, он лег на кровать головой к ногам По‑си.

Прошла уже половина стражи, когда он вдруг услышал легкий смех По‑си. Это так огорчило Сун Цзяна, что он больше не мог уснуть. Ведь недаром еще в старину говорили: «За весельем и ночь коротка, когда же на душе тоскливо, то не дождешься, пока половина стражи пройдет». Время тянулось медленно, хмель проходил, и, как только наступила пятая стража, Сун Цзян поднялся, умыл в тазу лицо холодной водой, оделся и, повязав голову, громко выругался:

– Совсем обнаглела, подлая шлюха! Совести никакой нет!

Услышав ругань, По‑си повернулась и сказала:

– А у тебя нет никакого самолюбия.

Эти слова очень рассердили Сун Цзяна, и, разгневанный, он сошел вниз. Заслышав его шаги, старая Янь крикнула ему с кровати:

– И зачем только вы встали в такую рань. Поспали бы еще немного, господин писарь.

Но Сун Цзян ничего не ответил и поспешил к двери.

– Когда вы выйдете, господин писарь, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – попросила старуха.

Выйдя, Сун Цзян закрыл дверь и, не зная, на чем бы сорвать свой гнев, поспешил домой. Когда он проходил мимо уездного управления, то увидел около него огонек светильника. Подойдя поближе, чтобы узнать, кто так рано пришел сюда, он увидел старика Вана – продавца различного рода снадобий, который собрался пораньше начать торговлю. Завидев Сун Цзяна, старик поспешил приветствовать его и сказал:

– Что это вы так рано сегодня, господин писарь?

– Да вот выпил с вечера немного лишнего, – ответил Сун Цзян, – и перепутал, какая стража идет.

– Вы, верно, чувствуете себя неважно после выпивки, – заметил старый Ван. – Выпейте‑ка чашечку моей микстурки, настоянной на двух видах трав. Она помогает с похмелья.

– Вот это мне и нужно! – сказал Сун Цзян и присел на скамейку.

Старик налил чашку густой настойки и поднес ее Сун Цзяну. И когда Сун Цзян пил, то вдруг подумал: «Я постоянно пью у этого старика настойку, и никогда он с меня не берет денег. Как‑то я обещал подарить ему гроб, однако до сих пор не сделал этого. В моем кошельке лежит слиток золота, который мне вчера прислал Чао Гай. Отдам‑ка я его старику на покупку гроба, пусть порадуется». И он тут же обратился к Вану:

– Почтенный Ван, когда‑то я обещал тебе денег на покупку гроба, но так и не дал их. Сейчас у меня есть немного золота, вот я и хочу отдать его тебе. Пойди к Чэнь Сань‑лану, купи у него гроб и поставь у себя дома. А в день твоего столетия я обещаю подарить тебе еще денег на похороны.

– Благодетель вы мой, – растроганно отвечал старик. – Я и без того постоянно чувствую вашу заботу, а вы еще беспокоитесь о моих похоронах. Если мне не удастся в этой жизни отплатить вам за все добро, то в будущей я готов служить вам ослом или лошадью.

– О, не говори так! – возразил Сун Цзян и полез за кошельком, но тут же испугался. «Вот беда‑то! – подумал он. – Вчера, когда я был у этой шлюхи, то повесил пояс на спинку кровати, а потом так расстроился, что совсем забыл о нем и только думал, как бы уйти поскорее. Что там осталось два ляна золота – это пустяки, беда в том, что золото завернуто в письмо, присланное Чао Гаем! Я хотел было сжечь это письмо еще в кабачке, где сидел с Лю Таном, да подумал, что он расскажет об этом своим друзьям и они обидятся. Тогда я решил, что сожгу письмо сразу же, как вернусь домой. Однако по дороге меня схватила старуха Янь и затащила к себе. Сжечь письмо над свечкой в присутствии этой дряни я тоже не решался, а сегодня так спешил, что даже позабыл о нем. Раньше мне случалось видеть, как эта шлюха читает свои песенники, следовательно, она знает кое‑какие иероглифы. Если это письмо попадет к ней в руки, то случится беда!» Подумав обо всем этом, он поднялся со словами:

– Дорогой Ван! Не сердись на меня, мне не хотелось тебя обманывать. Я думал, что золото у меня в кошельке, но забыл, что, уходя сегодня в спешке из дому, оставил его там. Сейчас я пойду и принесу его тебе.

– Стоит ли беспокоиться! – запротестовал старый Ван. – Завтра успеете принести.

– Да нет, дедушка! Дело даже не в золоте, я там еще одну вещь забыл, так что мне все равно надо идти, – сказал Сун Цзян и, поспешно поднявшись, направился к дому старой Янь.

Вернемся теперь к По‑си. Когда Сун Цзян ушел, она встала с кровати.

– Этот негодяй так и не дал мне всю ночь глаз сомкнуть, – ворчала она. – Надеется, тварь, что я буду перед ним извиняться. Только не бывать этому, не стану я больше жить с ним, мне по душе Чжан‑сань, а он кому нужен? Лучше всего, если он совсем перестанет ходить сюда.

Ворча, она снова постелила постель, сняла кофту, юбку, сбросила рубашку – и вдруг заметила на спинке кровати ярко‑красный расшитый бархатный пояс, на который падал свет лампы. Тогда По‑си засмеялась и сказала:

– Ай, Хэй‑сань, и не попировал‑то как следует, а пояс свой здесь оставил. Возьму‑ка я его себе и подарю Чжан‑саню, пусть носит. – Вместе с поясом По‑си взяла кинжал и кошелек, в котором, она сразу почувствовала, лежало что‑то тяжелое. Она развязала его и высыпала содержимое на стол. Из кошелька вместе с письмом выпал какой‑то предмет, и когда По‑си стала рассматривать его, то при свете лампы обнаружила, что там блестит золото.

– Ну, как будто само небо заботится о нас, – засмеялась радостно По‑си. – За последнее время мой Чжан‑сань даже похудел! Да и я как раз хотела купить чего‑нибудь, с ним вместе полакомиться.

Она положила золото на стол, поднесла письмо к свету и разобрала, что на листе было написано «Чао Гай» и еще многое другое.

– Ну и дела! – воскликнула По‑си. – Я думала, что только «бадья падает в колодец», а тут, оказывается, колодец сам вылился в бадью! Я мечтала стать законной женой моего дружка, а Сун Цзян мешал нам. Но он в моих руках! Выходит, писарь поддерживает связь с разбойниками из Ляншаньбо, и они прислали ему сто лян золота. Погоди же! Теперь я над тобой потешусь! – Затем она завернула золото в письмо, как и было, и положила его в кошелек. – Теперь хоть всех чертей призывай на помощь, они не помогут тебе, – злорадствовала она.

Разговаривая так сама с собой, она вдруг услышала, как внизу хлопнула дверь, а мать, все еще лежа в кровати, спросила:

– Кто там?

– Это я, – послышалось с порога.

– Ведь я говорила вам, господин писарь, что еще рано, – продолжала старуха Янь, – а вы не поверили мне. Вот и пришлось вернуться. Идите поспите еще со своей женой, а когда совсем рассветет, тогда и отправитесь.