Сын Войны, Дочь Хаоса (ЛП) - Рэллисон Джанет

На самом деле, я чувствовала себя виноватой из-за того, что почти не думала о Джеке с тех пор, как появился Дейн. Дейн так легко занял центральное место на сцене.

— Джек очень хороший парень, — медленно сказала я.

— Если ты упускаешь из виду часть о серийном убийце.

— Он заботится о моих чувствах.

Дейн приложил руку к своей груди.

— Я не только забочусь, я запомнил части твоего дневника.

— Когда Хорусиане напали в почтовом отделении, Джек был готов сражаться за меня.

— Я тоже.

Я опустила подбородок.

— Нет, ты дрался со мной. Джек боролся за меня. Это тонкое, но важное различие.

Дейн покачал головой.

— Я всегда боролся за тебя, Эйслинн. Я всегда пытался защитить тебя, увести подальше от Сетитов.

Мой подбородок опустился ниже.

— Ты хотел убить моего отца и брата.

— Но я этого не сделал. Это тонкое, но важное различие.

— В любом случае, — сказала я, возвращая разговор к первоначальному вопросу, — я забочусь о Джеке. Однако у нас есть некоторые серьёзные расхождения во мнениях.

— Потому что ты больше Хорусианка, чем Сетит.

— Я ни то, ни другое.

Я подошла к своему книжному шкафу и сняла с полки книгу Кеплера. Вот почему я в первую очередь привела Дейна в свою комнату.

— Хорошо, — сказал он, подходя ко мне. — Я могу согласиться с тем, что ты ни то, ни другое. До тех пор, пока ты не Сетит.

Он снова встал рядом со мной. Так близко, что я чувствовала запах его лосьона после бритья. Я могла сказать, что он хотел обнять меня. Он ждал, когда я сделаю первый шаг, подам ему знак, что хочу его поцеловать.

Я действительно хотела этого, но я бы этого не сделала.

Дейн протянул руку и положил её мне на плечо.

— Неужели ты не можешь мне хоть немного доверять?

Он всегда так легко читал меня.

— Доверие подобно стеклу. Как только оно сломано, его трудно собрать снова, — вероятно, даже невозможно.

Он убрал руку от меня и медленно, разочарованно вздохнул.

Я протянула ему книгу.

— Это интересное чтиво. Это заставит тебя по-другому взглянуть на звёзды.

Он кивнул, смирившись.

Несколько минут спустя я наблюдала из своего окна, как он уходит. Я чувствовала себя такой же далёкой от земли, как звёзды надо мной, как звёзды в руках Дейна. Может быть, это и было безопасное место, но мне не нравилось там находиться.

ГЛАВА 32

На следующий день, когда мои лекции закончились, Дейн, как обычно, ждал за дверью. Я беспокоилась, что встреча с ним сегодня будет неудобной, что наш последний разговор будет висеть над нами, как затяжной дым. Но в то утро он проводил меня в столовую без малейшего намёка на обиду или гнев. Весь день он был самим собой, полным непринужденной беседы и улыбок, предназначенных только для меня.

Когда мы вышли из дверей здания, он послал мне ещё одну улыбку. Улыбку, у которой есть секрет.

— Я подумал, что мы могли бы пропустить библиотеку и пойти куда-нибудь ещё.

— Куда?

Он вытащил из кармана солнцезащитные очки и надел их.

— Увидишь.

День был пасмурный, с тяжёлыми висячими серыми облаками, скребущимися по нижней части неба. На самом деле, если бы облака зависли ещё ниже, им пришлось бы отказаться от статуса облаков и получить название туман. Я рассмеялась над контрастом, который создавала погода с солнечными очками Дейна. Он казался знаменитостью, который хотел остаться инкогнито.

— Что? — спросил он, оглядывая смешавшихся студентов на дорожках.

— Тебе следует снять очки. Ты выглядишь дерзко в них, когда пасмурно.

— Нет. Люди не считают меня самоуверенным; они думают, что я слепой. И ты выглядишь бессердечной из-за того, что смеёшься над слепым парнем.

— Я не такая.

— Бессердечная?

— Смеюсь над тобой.

Его комментарий заставил меня ощетиниться, и на несколько мгновений я замолчала и пошла быстрее. Ни в чём из того, что произошло между нами, не было моей вины. Я не была тем, кто обманывал, охотился или брал в плен.

— И я тоже не бессердечная. А если и так, то это потому, что ты давным-давно вырвал моё сердце.

— Вырвал — уродливое слово.

Он обвел взглядом толпу, чего не сделал бы слепой парень.

Я ожидала извинений и осталась раздраженной.

— Ну, ты же знаешь, как обычно говорят. Если подходит это слово, носи его.

— Так говорят про обувь, а не о словах.

Я пожала плечами.

— То же самое.

Он продолжал наблюдать за студентами на тротуарах.

— Совершенно разные вещи. Когда в последний раз кто-то смотрел на твои ноги и спрашивал тебя, откуда у тебя эти порочно-крутые слова?

— Такое случается всё время.

Дейн одарил меня улыбкой, если бы я их классифицировала, то эта попала бы в специальную сексуальную колонку.

— Лгунишка.

— Потрошитель сердец.

— Мы на месте.

Мы пошли к старой каменной церкви на Банбери-роуд. У неё были две остроконечные крыши, а за ними возвышалась высокая зубчатая башня, как будто её со временем собрали вместе.

— Ты хочешь зайти в церковь? Хочешь исповедаться?

Он взял меня за руку и потащил по дорожке к двери.

— Нет, я надеюсь, что Бог замолвит за меня словечко. Знаешь, будь одной из моих рекомендателей, — он послал мне ещё одну улыбку, на этот раз слегка вымученную. — Это то, что нужно, чтобы вернуться на твою хорошую сторону?

— Извинения помогли бы.

— Я сделал это. Несколько раз. Даже написал тебе письмо в своём дневнике.

Я усмехнулась.

— Я не думаю, что извинения имеют значение, если вскоре после этого ты включишь меня в свой список на убийство.

— На самом деле ты никогда не была в моём списке на убийство, а это значит, что это всё ещё имеет значение.

Я не ответила. Мы зашли внутрь, и мне показалось неправильным разговаривать. Я держала свою руку в руке Дейна дольше, чем следовало. Его пальцы, обхватившие мои, казались интимными, сильными, до боли знакомыми. Опасными. Наконец я убрала свою руку из его.

Сводчатый потолок выгибался над нами дугой, сам по себе произведение искусства. Резьба на деревянных скамьях петляла и кружилась с замысловатыми деталями. Я восхищалась тем, кто их сделал, и жалела того, кому приходилось их полировать. В одном конце часовни огромный орган тянулся вверх, как сверкающий сталагмит, достигая потолка. В каменной кладке внизу херувимы молитвенно сложили руки.

Я шагнула к алтарю, где ангелы с золотыми крыльями парили вокруг Христа и Иоанна Крестителя. Приглушённым тоном я сказала:

— Давай посмотрим, замолвит ли кто-нибудь за тебя словечко.

Вместо того чтобы идти в этом направлении, Дейн жестом пригласил меня следовать за ним к одному из витражных окон. Даже несмотря на пасмурное небо снаружи, ряды святых сияли яркими синими, красными, жёлтыми и зелёными цветами.

— Посмотри на это, — он сделал широкий жест в сторону окон. — Они прекрасны, тебе не кажется?

Каждый светился, нежный, но достаточно прочный, чтобы выдержать годы.

— Они невероятны.

— Витражи сделаны из маленьких вырезанных кусочков стекла.

— Правильно.

Я не знала, почему он указывал на этот факт.

Он перевёл взгляд с окна на меня.

— Разбитое стекло, возможно, невозможно собрать обратно, но его всё равно можно превратить во что-то удивительное, во что-то лучшее, чем оно было раньше.

Он провёл своими пальцами по моим, словно перышко, прося подержать меня за руку.

Моя рука осталась лежать рядом, словно налитая свинцом. Я ходила на цыпочках между любовью и осторожностью, боясь сделать слишком большой шаг, или неправильный шаг, или любой другой шаг.

— Это прекрасно. Но я уверена, что на то, чтобы сделать эти окна, ушло много времени.

— Возможно.

Он слегка улыбнулся мне. Эту улыбку было трудно классифицировать. Терпение? Растерянность? Что-то ещё? Я не могла сказать.

— У нас есть время.