Цели и средства - Gamma

Ханна тихонько ткнула его в бок.

— Глава Дома Гриффиндора! – повторила Макгонагалл. – Невилл, ты поддерживаешь Эвана Смита?

Разумеется, сказать «нет» – означает подставиться и раскрыть карты. Смит уверен, что все поддержат его, потому что все ему доверяют, все его ценят и считают нужным и полезным человеком. Еще бы! С начала года он успел пригодиться каждому, от директора до завхоза, Невилл и сам у него в долгу: и Снейпа он осадил, и удобрение достал, о Мерлин, неужели его, Невилла Лонгботтома, можно так дешево купить? Ладно, профессор Смит, посмотрим, чего вам нужно от деканской должности.

— Поддерживаю, – проговорил он.

— Профессор Биннс, – продолжила Макгонагалл. – Что вы скажете нам о возможности выбрать Главой Хогвартского Дома выпускника Дурмштранга?

— В своей малоизвестной, но вполне заслуживающей доверия биографии Салазара Слизерина, – загудел профессор Биннс, – Радольфус Питтимен упоминает, что до основания Хогвартса Слизерин некоторое время провел в стенах Шоломонарии, где познал немало темных искусств и страшных тайн. После разрыва с Основателями Слизерин покинул Англию, скорее всего, вернувшись в Шоломонарию, а поскольку после изгнания Черным Князем колдунов из валашских земель те бежали на север и там основали Дурмштранг, то Дурмштранг основан, по сути, учениками Салазара Слизерина, а следовательно…

— А следовательно, – мягко перебила Макгонагалл, – мы можем назначить выпускника Дурмштранга главой Дома его славного основателя. Аврора, прошу вас.

Синистра вышла из‑за стола со значком колледжа в руках, Макгонагалл поднялась для торжественного объявления. Смит кашлянул.

— Прошу прощения, директор. Я бы хотел услышать еще одно мнение.

Невилл и сам бы хотел его услышать. Он повернулся к большой картине над столом и заметил, что все посмотрели туда же.

Альбус Дамблдор чуть подтолкнул Северуса Снейпа вперед из тесного ряда бывших директоров. Невилл взглянул в суровое лицо настоящего слизеринского декана и тут же покосился на Смита. Похоже, все косились на Смита, а тот стоял прямо, задрав подбородок, и смотрел на Снейпа – как? Невилл не видел и очень жалел об этом.

Профессор Снейп молчал еще несколько томительных секунд, потом медленно склонил голову.

— Удачи, профессор Смит. Надеюсь… Нет, в ваших интересах, чтобы директор Макгонагалл ни на миг не пожалела о своем решении.

Уже потом, когда Синистра передала полномочия, зал украсился зелеными знаменами, а все учителя подняли бокалы за нового декана, Невилл услышал, как Макгонагалл проговорила, склонившись к Смиту.

— Спасибо, Эван. Он заслужил уйти красиво.

…после захода солнца загоны рекомендуется закрывать…

Тонкс успела нашептать волку половину планов по обмыванию новой должности Эвана, когда слизеринский декан вдруг резко выпрямился, хмурясь. Она оглянулась, ища, кто это так напугал Эвана, и увидела, что Макгонагалл тоже замерла и прислушивается к чему‑то.

— Нам нанес визит мистер Малфой, – подала голос директор. – Профессор Люпин, полагаю, он хочет видеть вас.

Люциус? – успела удивиться Тонкс, – Он же не встает…

В окно скользнула мамина белка.

— Дора, деточка, Люциус скончался. Драко зовет нас на похороны.

— Вот как… – пробормотал Снейп. – Люциус, старый товарищ…

Но на него никто не обратил внимания, и портрет быстро исчез из рамы.

…выбор партнера, как правило, остается за самкой…

Бим–бом! Большие песочные часы принялись отсчитывать время. Луна распахнула окно, скинула туфли и уселась на пол, подставив лицо под струю морозного воздуха. Закрыв глаза, она сосредоточилась на ощущениях в кончике носа и шуме деревьев за окном. Этот нехитрый ритуал защищал от мыслежорок. Коварные гусеницы, личинки мозгошмыгов, заводились в голове и прогрызали в мыслях дырки, превращая их в путаницу. Мыслежорок и защиту от них придумал Драко год назад, когда еще умел смеяться, но от этого вредные гусенички не становились менее настоящими, а ритуал – менее действенным. Мысли, которые обычно носились туда–сюда быстрее снитчей, в эти минуты покоя потихоньку оседали в голове, и тогда их можно было поймать и привести в порядок.

Мыслей было много. Большая их часть была про Драко и про то, что он разучился смеяться. Наверное, потерями, как свинкой, надо переболеть в детстве, – всплыло вдруг из какого‑то закоулка. Тогда позже они не так страшны. А Драко… Драко еще ни разу не терял того, в чем по–настоящему нуждался.

Драко был… интересный. Сложный, как комод с сотней ящичков, к каждому свой ключик, и в каждом ящичке другие ящички, поменьше, а в самых маленьких – по конфете. Луна любила конфеты. И головоломки тоже. И уж конечно, она любила Драко. Правда, к последнему ящичку ключик подобрать оказалось непросто… но он откроется. Луна это знала с детства: ящички всегда открываются. Главное не торопиться и не сломать замочек.

Звякнул хрустальный бубенчик. Луна открыла глаза. Песок в часах перетек из верхней чаши в нижнюю и из голубого стал зеленым. Пора приниматься за дела. Она поднялась, влезла в туфли и перевязала волосы черной лентой. Потом помедлила и улыбнулась про себя. У нее есть еще один ключик в запасе. И, наверное, он как раз подойдет.

…повышенная бдительность и дополнительные меры…

— Мои соболезнования, Тонкс, – проскрипел Эван, и Минерва насторожилась: сам‑то как?

Тонкс подняла руку отмахнуться, потом опустила и покачала головой. Розовые волосы потемнели, но тут же резко вернули цвет.

— Мы не общались. И, мягко говоря, друзьями не были. Жаль по–человечески, конечно, но тетю Цисси жаль больше.

Драко – в строгой черной мантии – был безукоризненно вежлив и официален. Поприветствовав директора и преподавателей, он обратился к «почтенной кузине» с приличествующим ситуации монологом, суть которого сводилась к «отец умер, завтра похороны, ждем». Стоило являться самому, да еще и идти в Хогвартс? Прислали бы сову Андромеде. Или…

Минерва взглянула за окно. Так и есть, мальчик отлично рассчитал время.

— Негоже свидетелям смерти покидать дом после заката, – произнесла она, кляня про себя традиции. – Мы будем рады предложить главе рода Малфоев кров в эту ночь.

Драко, кажется, вздрогнул, услышав свой новый титул. Полсекунды, не больше, – а потом выдал традиционную формулу благодарности.

— Присмотрю, – просипели над ухом. – Не впервой.

— А вас, Эван, отпустить на похороны?

Эван пожал плечами – правое поднялось чуть выше левого.

— Не имею чести быть знакомым с этим благородным семейством.

Чего не было в бутылке… Август 1975 года

Ему пятнадцать с половиной, он сутул, угрюм и уродлив. Зеркало в родительской спальне, самое обычное, маггловское, с длинной трещиной после ссоры, безжалостно отразило все это.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});