Палач - Виктор Вальд

Тело Мартина мгновенно сжалось. Его мышцы превратились в камень. Но этого было недостаточно. Проклятая деревяшка плавила камень и, войдя в задний проход, болью пронзила все тело и заставила дико закричать. Если бы острие пирамиды было более вытянутым и глубже вошло вовнутрь, тело не посмело бы сопротивляться. Но верхушка ужасной «колыбели» была сделана так, чтобы заставить тело поверить, что еще можно сопротивляться проникновению в себя. И поэтому само тело, помимо сознания Мартина, с чудовищной силой напряглось, превратив мышцы в боевую сталь.

На одно мгновение, и только на одно мгновение, пытаемый почувствовал облегчение. Он даже улыбнулся палачу. Но в следующую секунду сжавшиеся мышцы зазвенели такой болью, что не дали возможности даже открыть рот в непреодолимом желании освободиться от раскаленного крика. И этот крик разлился внутри Мартина, заставив сердце, легкие, печень и кишки сжаться до того состояния, в котором они были еще в утробе матери. И это вызвало еще один сильнейший удар боли, от которого мозг потух, как факел, опущенный в воду.

Вода. Она обожгла лицо и грудь. Она вернула к жизни несчастное тело. Зачем ее живительная влага разбудила от спасительного сна? Сна, в который его заставила впасть «колыбель Иуды».

– Плесни еще раз, – послышался голос судьи.

И новый поток обжигающей влаги обрушился на Мартина. Он вздрогнул и почувствовал, что лежит на дышащем холодом каменном полу.

Мартин застонал и зашелся в рыдании:

– О Господи, Господи, Господи… Защити меня и сохрани…

– Он уже пришел в себя. Можно задавать вопросы.

Это голос палача. Проклятого палача, приоткрывшего дверь в вечные муки ада.

– К преступнику применена щадящая пытка. «Бдение» не ломает кости, не рвет мышцы и связки. Он в полном сознании и может отвечать на вопросы. Ты будешь говорить правду?

А это голос судьи. Проклятого судьи. И все, кто вокруг Мартина, – люди проклятые, желающие боли несчастного узника. И чтобы избежать этой боли, нужно говорить все, что они желают услышать. Все. Все…

И Мартин медленно, а затем все живее и живее заговорил, отвечая на вопросы судьи и тех, кто был рядом с ним.

Да, Мартин желал воспользоваться телом этой глупой девчушки. Она сама к этому призывала, раздевшись донага. Она звала его. Если не голосом, то обнаженным телом. Грешным телом. Грешным, как и у всех женщин. Ибо женщина – порождение греха и его родительница. Родительница от связи с дьяволом. И яблоко в райском саду, протянутое Адаму, – это плод совокупления с врагом Господа и человека. С дьяволом!

Однако он, Мартин, ничего не знает о другой девчушке, над телом которой надругались, а затем вонзили нож в сердце.

И вот ужасные руки палача опять хватают слабое тело узника. И он опять на вершине страшной деревянной пирамиды. И боль, боль, боль… Но она не так уж и остра, как в первый раз. Хотя она вырывает из Мартина крик и забирает его сознание.

И опять этот крутой кипяток воды. Палач не жалеет его. И льет, и льет.

Он все скажет. Он во всем признается. Правда – вот его спасение от многорукой боли, что тянет каждую мышцу и крошит каждую косточку несчастного тела Мартина.

Да, он убил девчушку. Он. Зачем же ей было кричать и звать Деву Марию на помощь? Зачем было призывать на душу Мартина все муки ада? И это всего лишь из-за скупости собственного тела и ненависти к мужскому желанию. Она не могла остаться в живых. Тогда бы Мартин не смог приходить в лагерь и продавать свой хлеб.

А этот хлеб с добавками. Плохими и вредными добавками. Они ослабляют человека и подчиняют его волю. И флагеллантам он давал такой хлеб. Это правда. Давал, чтобы они подчинились его желаниям. Каким желаниям? Многим. Особенно желаемы коленопреклоненные женщины. Нет, они не отказывали в совокуплении. Но одурманенные сестры Христа требовали после греховных объятий очищения и долгих совместных молитв под ударами своих жгучих плетей. Иначе они не соглашались принять в себя Мартина. А кожа Мартина не шкура лошади, запряженной в повозку.

Те же, кто отделился от секты и устраивал оргии в лесу, уже вдоволь искушали хлеба Мартина. И удар по голове рыцаря фон Бирка нанес он, Мартин. Ведь его ожидали веселье и покорные женские тела. А этот молодой рыцарь пожелал отнять у него эту радость. Радость, которой в его жизни было так мало.

Он еще многое мог рассказать. Но ни судья, ни сидящие рядом с ним бюргермейстер и священник не хотели его слушать. Уже была глубокая ночь. Писец записал самое важное из признаний Мартина. Тяжкая вина преступника была понятна и неоспорима. Она вела его к смерти. Осталось только решить, как еще более наказать его тело, перед тем как душа отправится в ад.

– Ну, нет. Веревка для него слишком просто. Может быть, колесование? Или четвертование…

– Нет, уважаемый бюргермейстер, это тоже быстрые муки. Этот человек заслужил более ужасную казнь.

– А если на медленном огне? – послышался голос священника. – Огонь хотя бы немного очистит его черную душу.

– Мне думается, он заслуживает «кошачий коготь». Не сомневаюсь, наш палач сумеет трехпалым крюком медленно снять с преступника кожу, потом оборвать мышцы и выломать кости. Он прочувствует каждое свое преступление… Так что нет нужды тянуть. Казнь должна состояться завтра.

О проклятый судья, что он удумал! Завтра, уже завтра. И опять боль. Адская боль. Мозг Мартина воспылал, а сердце почти застыло. Нет, это еще не все. Мартин найдет спасение. А пока нужно оттянуть решение судьи.

Мартин с трудом стал на колени.

– Вы хотели услышать правду, и вы ее услышали. Но вы хотели услышать всю правду, и я ее произнесу, чтобы хотя бы немного очистить душу. Знайте всю правду! Этот супериор Доминик – великий преступник и слуга дьявола. Я слышал его беседы с некоторыми погубленными им душами. В этих беседах он прославлял слуг дьявола – тамплиеров. Он и меня ввел в тяжкий грех. Это от него я получил книгу тамплиеров с их знаками и научился, как при помощи колдовского снадобья привлекать этих еретиков флагеллантов, слуг дьявола…

– О чем он говорит? – возмутился бюргермейстер. – Мою запруду и канал строили слуги дьявола? Слуги дьявола, которые ежедневно возносили молитвы Господу… Уведите его!

– Нет, постойте. Дьявол, еретики и колдовство – это уже дело инквизиции. Кайся. Говори все, – грозно промолвил отец Марцио и встал над кающимся грешником, подняв руку над его головой.

– Проклятый тамплиер говорил богопротивные слова и призывал сатану к борьбе с Церковью. Также он говорил, что короли и императоры должны быть уничтожены, ибо они – опора Папы Римского, главного виновника в том, что сатана и демоны еще не в полную силу властвуют над людишками. Околдовав меня, он велел при помощи книги вызывать сатану и прославлять его. Я видел сатану!

Сидящие за столами бюргермейстер, судья, писец и его помощник резко вскочили и стали неистово креститься. Только палач тихо сказал священнику:

– Этот человек обезумел от пытки.

– Нет. Как раз все наоборот. Пытки прояснили его разум и сняли колдовские чары. Теперь он уже не защищает своего господина сатану, а также его слуг. Говори, несчастная, погубленная душа. Говори! – Инквизитор улыбнулся и положил руку на голову преступника.

– Но я плохо читаю, еще хуже запоминаю. И поэтому Доминик велел мне отправиться к маленькому селению у болота и отдать эту книгу старой колдунье. Она – мать той женщины, что потом взяла меня в работу над сатанинским хлебом. Она, ее дочь Мабилия и внучка Сузи вызывали по книге дьявола и устраивали с ним греховные оргии. Дьявол проникал в их тела и наполнял их ненавистью к Господу и к тем, кто верует в него.

– Это страшное обвинение. Оно должно быть расследовано. Бюргермейстер, с этого мгновения суд инквизиции берет под себя этого человека и его сообщников. Утром пошлите стражников за названными женщинами. Завтра мы продолжим дознание.

«Значит, еще день, а может, и больше у меня есть», – затеплилась надежда в грязной душонке Мартина.

Стражники уволокли преступника. Вслед за ним для покаянной беседы отправился отец Марцио. Судья подошел к писарю, чтобы проверить записанные им показания. Палач раскладывал по местам свои страшные инструменты, которые сегодня так и не понадобились.

– Палач, у тебя сегодня хороший день, – заметил Венцель Марцел. – Ты поймал преступника, и он во всем сознался. Жаль, не удастся его завтра казнить. Отец Марцио вытянет у него все о сатане и его слугах. – Он устало посмотрел на палача и продолжил:

– Завтра предстоит еще больше работы. Три колдуньи – это утомительно. Мне придется присутствовать. У тебя будет работа. Ведь ты о ней спрашивал, и я знаю почему. В твоем доме находится женщина…

Гудо вздрогнул и опустил голову. Бюргермейстер усмехнулся:

– Ты нарушил закон. А он гласит: палач не должен держать никакой «бедной дочери», то есть служанки, работающей за харчи, кроме своих. А своими можно считать родственников, детей и… жену. Та женщина, что живет в твоем доме, не родственница и не жена, – сказал бюргермейстер, и Гудо отрицательно покачал головой. – Я знаю и помню, сколько добра ты принес нашему городу. И поэтому все нужно решить без огласки. Я думаю, тебе следует поговорить с отцом Вельгусом. Он добрый пастор. Хотя у него остались на тебя обиды со времен службы у епископа. Иди. К обеду ты понадобишься. Мне кажется, несчастные женщины будут удивлены, узнав, что они колдуньи. Но, впрочем, в этом я не силен. Оставим козни дьявола для инквизиции.