Голос ночной птицы - Роберт Маккаммон

Рот магистрата был открыт. Даже во сне он страдал: дыхание вырывалось сиплыми болезненными вздохами. На подушке под левым ухом Мэтью увидел темные пятна. В комнате стоял густой липкий запах — запах засохшей крови, мокрого гноя и… смерти?

Разум отшатнулся от этого слова. Таких мыслей допускать нельзя. Ни допускать, ни тем более развивать! Мэтью уставился на исцарапанные половицы, прислушиваясь, как борется магистрат за самый воздух.

В приюте Мэтью случалось видеть, как мальчики заболевали и уходили вот таким образом. Он подозревал, что болезнь Вудворда началась с холодного дождя, полосовавшего их после бегства из таверны Шоукомба, — мысль, от которой он снова проклял негодяя-трактирщика самыми глубокими огнями ада. А сейчас еще Мэтью мучила тревога, потому что состояние магистрата может только ухудшиться, если он в ближайшее время не вернется в Чарльз-Таун. Он полагал, что доктор Шилдс знает, что делает — предполагал, — но, по собственному признанию доктора, город Фаунт-Роял и его кладбище сливались в одно целое. И еще Мэтью продолжал думать над словами магистрата о докторе Шилдсе: «Что заставило его бросить наверняка хорошо налаженную практику в городе ради труднейшей работы в приграничном поселке?»

Действительно, что?

Вудворд издал звук, средний между шепотом и стоном.

— Энн, — позвал он.

Мэтью поднял взгляд на лицо старика, ставшее в свете единственной в комнате лампы хрупким, как будто кости фарфоровые.

— Энн, — снова повторил Вудворд. Голова его прижалась к подушке. — Ой! — Восклицание, полное сердечной боли. — …больно… ему больно, Энн… больно…

Голос магистрата затих, тело бессильно обмякло — он глубже ушел в милосердное царство сна.

Мэтью осторожно обошел кровать и сложил бумаги в аккуратную стопку, которую оставил так, чтобы правая рука Вудворда могла до нее дотянуться.

— Сэр, вам чего-нибудь надо?

Мэтью посмотрел в сторону двери. На пороге стояла миссис Неттльз и говорила тихо, чтобы не потревожить спящего. Мэтью покачал головой.

— Очень хорошо, сэр.

Она собралась уходить, но Мэтью остановил ее.

— Пожалуйста, одну минуту.

Он вышел за ней в коридор, закрыв за собой дверь.

— Позвольте мне сказать, что я никоим образом не обвинял вас в краже моей монеты, — сказал он ей. — Я лишь указал, что это мог сделать не только мужчина, но и женщина.

— Вы хотите сказать — женщина моих размеров? — Черные глаза миссис Неттльз сверлили в нем дыры.

— Да, именно это.

— Так вот я ее не крала, и можете думать, что вам хочется. А теперь, с вашего позволения, у меня есть работа.

Она повернулась и пошла вниз по лестнице.

— У меня тоже, — сказал Мэтью. — Работа по доказательству невиновности Рэйчел Ховарт.

Миссис Неттльз застыла как вкопанная. Она повернулась к нему, и на лице ее отразилась смесь радостного удивления с подозрением.

— Именно так, — уверил ее Мэтью. — Я считаю мадам Ховарт невиновной и собираюсь это доказать.

— Доказать? Как?

— С моей стороны было неэтично об этом говорить, но я думал, что вам хотелось бы знать мои намерения. Могу я вам задать вопрос? — Она не ответила, но и не ушла. — Я не сомневаюсь, что мало что из происходящего в этом месте ускользнуло бы от вашего внимания. Я говорю не только об этом доме, но и о Фаунт-Рояле в целом. Вы не могли не слышать рассказов о предполагаемом колдовстве мадам Ховарт. Почему же в таком случае вы столь неколебимо отказываетесь считать ее ведьмой, хотя большинство горожан убеждены, что это так?

Миссис Неттльз глянула в сторону лестницы, проверяя, что никто ее не услышит, и лишь потом дала сдержанный ответ:

— Я видала зло, причиненное заблуждающимися людьми, сэр. Я видела, как то же самое начинается здесь, еще куда раньше, чем мистрисс Ховарт обвинили. О да, сэр, я такое видала. И когда свалили преподобного, это уже было решено и подписано.

— Вы имеете в виду, что для убийства нашли козла отпущения?

— Ага. Должна была им стать мистрисс Ховарт, сами видите. Кто-то не такой — кто-то, кого здесь не привечали. То, что она смуглая и почти испанка — ее просто должны были обвинить в этих преступлениях. И тот, кто убил преподобного, тот и мистера Ховарта прикончил, и этих кукол спрятал в доме, чтобы уж точно мистрисс Ховарт было не отвертеться. Мне плевать, что там лепечет Кара Грюнвальд про видение от Бога или еще чего. Она наполовину сумасшедшая, а на другую половину — дура. Как эти фокусы были проделаны, не могу сказать, но в нашем курятнике завелась настоящая лиса. Понимаете, сэр?

— Понимаю, — ответил Мэтью, — но все равно хотел бы знать, почему вы считаете Рэйчел Ховарт невиновной.

Губы женщины сжались в суровую мрачную нить. Она снова оглянулась на лестницу.

— У меня была старшая сестра, Джейн ее звали. Она вышла за человека по фамилии Меррит и приехала сюда, в город Хэмптон, в колонии Массачусетс. Какая пряха была Джейн! Сидела возле прялки и могла что хочешь спрясть. Она умела читать погоду по облакам и бурю предсказывать по птицам. Потом она стала повивальной бабкой, когда мистер Меррит умер от горячки. Так вот ее повесили в тысяча шестьсот восьмидесятом, в Хэмптоне, за то, что она — ведьма и заколдовала одну женщину родить ребенка от Дьявола. Так они сказали. Единственный сын Джейн, мой племянник, был обвинен в пособничестве и отправлен в тюрьму в Бостон, и он через год умер. Я хотела найти их могилы, но никто не знает, где они лежат. Никто и не хочет знать. А знаете, в чем был великий грех моей сестры, сэр?

Мэтью ничего не сказал, просто ждал.

— Она была не такая — понимаете? Умела читать по облакам, умела прясть, была повивальной бабкой — от этого всего она была не такая. Там, в Хэмптоне, ей за это надели петлю на шею, а наш отец, когда прочитал письмо, тоже заболел. Мы с матерью работали тогда вдвоем на ферме как могли. Ему стало лучше, и он еще четыре года прожил, но не помню, чтобы он хоть раз улыбнулся, потому что повешенная Джейн была всегда с нами. Мы не могли забыть, что она погибла как ведьма, а мы все знали, что она — добрая христианская душа. Но кто мог бы защитить ее там, сэр? Кто стал бы бороться для нее за справедливость?

Она покачала головой, и горькая улыбка искривила ее губы.

— Не-а. Ни один человек, ни один мужчина и ни одна женщина не заступились за нее, потому что все они боялись того, чего боимся мы в этом городе: всякий, кто скажет слово в защиту, заколдован и потому должен быть повешен. Да, сэр, и он тоже это знает. — Миссис Неттльз снова уставилась на Мэтью огненным взглядом. — Тот лис, я хочу сказать. Он знает, что было в Салеме и в дюжине других городов. Никто не скажет слово за мистрисс Ховарт, опасаясь за собственную шею. Уж лучше сбежать из города, таща за собой вину. Я бы сама сбежала, если бы хватило смелости повернуться спиной к жалованью от мистера Бидвелла, да только не хватает… и вот я здесь.

— Свидетели настаивают, что их видения не были ни сном, ни фантазией, — сказал Мэтью. — Как вы это объясняете?

— Если бы я могла это объяснить — и доказать, — я бы постаралась привлечь к этому внимание мистера Бидвелла.

— Это именно то, что я пытаюсь сделать. Я понимаю, что Рэйчел здесь не любили, ее выгнали из церкви, но можете ли вы представить себе человека, который затаил против нее такую злобу, что решил представить ее ведьмой?

— Нет, сэр, не могу. Я уже говорила, много здесь таких, кто ее не любит за темный цвет кожи и за то, что она почти испанка. За то, что она красивая, — тоже. Но никого не могу назвать, кто бы так ее ненавидел.

— А скажите, — спросил Мэтью, — у мистера Ховарта были враги?

— Кое-какие, но, насколько мне известно, все они либо умерли, либо уехали.

— А преподобный Гроув? Кто-нибудь проявлял к нему недобрые чувства?

— Никто, — уверенно сказала миссис Неттльз. — Преподобный и его жена были хорошие люди. И он был умный человек. Был бы он жив, он бы первый встал на защиту мистрисс Ховарт, и это правда.

— Хотелось бы мне, чтобы он был жив. Лучше было бы, чтобы преподобный Гроув успокаивал толпу, а не Исход Иерусалим разжигал ее до безумия.

— Да, сэр, он действительно спичка в соломе, — согласилась миссис Неттльз. — Не поставить ли вам прибор для полуденной трапезы?

— Нет, не нужно. Я должен кое-куда сходить. Но не могли бы вы время от времени проведывать магистрата?

— Да, сэр. — Она быстро глянула в сторону двери. — Боюсь, что с ним плохо.

— Я знаю. Остается только надеяться, что доктор Шилдс будет достаточно хорошо его лечить, пока мы не вернемся в Чарльз-Таун, и что ему не станет хуже.

— Я уже видала эту болезнь, сэр.

Она замолчала, но Мэтью уловил смысл несказанного.