Иисус. Человек, ставший богом - Хосе Антонио Пагола

Суд, по всей вероятности, происходил во дворце, где остановился Пилат, когда приехал в Иерусалим. Раннее утро. Следуя традиции римских высших должностных лиц, префект начинает вершить правосудие сразу после рассвета. Пилат восседает на трибуне, откуда он и выносит свои приговоры[951]. Этим утром многие преступники ожидают вердикта, который им вынесет представитель кесаря. Иисус предстает перед ним со связанными руками. Он еще один обвиняемый. Его привели сюда храмовые власти. Когда наступит его час, Пилат не ограничится подтверждением того расследования, которое уже провел Каиафа. Он не произносит exequatur, «казнить». Он сам хочет изучить этот случай. Хотя Иисуса привели к нему в качестве обвиняемого иудейскими властями, префект желает лично убедиться в том, что этот человек достоин смерти. Именно он вершит правосудие Империи.

Пилат действует не в произвольном порядке. В случае, как с Иисусом, для совершения суда он мог выбрать два законных способа, существовавших в то время. По всей видимости, он не прибегает к практике coertio, предоставлявшей ему полное право в определенный момент воспользоваться любыми средствами, которые он посчитает необходимыми для поддержания общественного порядка, включая немедленную казнь; в действительности речь идет об узаконенном произволе. Судя по тому, что нам известно, он использует, скорее, cognitio extra ordinem, обычно применяемой в Иудее римскими правителями практикой: прямая и жесткая форма совершения правосудия, где не делают всех необходимых, свойственных обычным процессам шагов[952]. Достаточно самого главного: выслушать обвинение, допросить обвиняемого, оценить степень его вины и вынести приговор. Похоже, Пилат действует очень свободно и субъективно осуществляет процесс cognitio. Он выслушивает доносчиков, предоставляет слово обвиняемому и, оставляя без внимания доказательства и свидетельства, концентрируется на том, что интереснее для него самого: на возможной опасности восстания или мятежа, которую может представлять этот человек. Вот вопрос, повторяемый во всех источниках: «Ты Царь иудейский?» Правда ли, что Иисус пытается провозгласить себя царем этой римской провинции? Это новый аспект, политический подтекст которого еще не возникал в сознании храмовых властей. С позиции империи этот вопрос оказывается решающим.

Для Пилата выступление Иисуса в Храме и дискуссии о том, истинный он пророк или нет, в принципе, — личная проблема иудеев. Как префекту империи ему важны лишь политические последствия, которые могут возникнуть в результате этого события. Подобный тип пророков, пробуждающих в людях странные ожидания, в конечном счете может быть опасен. К тому же выпады против Храма всегда создают щекотливое положение. Если кто-то угрожает системе Храма, значит, он пытается установить какую-то новую власть. Резкие слова Иисуса против храма и его угрожающие действия могут заметно поколебать власть священников, в это время преданных Риму и являющихся основным гарантом поддержания общественного порядка.

Вопрос префекта смещает фокус обвинения. Если оно подтвердится, Иисус обречен. Титул «Царя иудейского» опасен[953]. Первыми этот титул использовали хасмонеи, провозгласив независимость иудейского народа после восстания Маккавеев (143-63 годы до н. э.). Позднее «иудейским царем» был назван Ирод Великий (37-4 до н. э.), потому что так прозвал его римский Сенат. Может ли кто-нибудь думать всерьез, что Иисус пытается установить монархию, подобно хасмонеям или Ироду Великому? Ведь этот человек не вооружен. Он не возглавляет движение повстанцев и не призывает к фронтальной атаке против Рима. Однако его мечты об Империи Бога, его критика власть имущих, его защита самых угнетаемых Римом и униженных слоев населения, его настойчивость в вопросе кардинального изменения ситуации влекут за собой сильнейшую дискредитацию римского императора, префекта и им назначенного первосвященника: Бог не благословляет такое положение вещей. Иисус небезобиден. Восстающий против Рима — всегда бунтарь, даже если он проповедует о Боге[954].

Обычно правителей всегда больше всего беспокоили непредсказуемые реакции толпы. И Пилата — тоже. У Иисуса действительно не было вооруженных последователей, однако его слово привлекало людей. И подобные ростки нужно было вырывать с корнем, прежде чем конфликт наберет большие обороты. И не стоило медлить с этими мечтателями из религиозных соображений[955]. Произошедшее в те дни в Иерусалиме, переполненном иудейскими паломниками, прибывшими со всех концов Империи, во взрывоопасной атмосфере празднования Пасхи не предвещало ничего хорошего: Иисус осмелился публично бросить вызов храмовой системе, и, похоже, некоторые иудеи восторженно приветствуют его на улицах города. Под угрозу ставится общественный порядок: pax romana[956].

Пилат считает Иисуса слишком опасным, чтобы позволить ему уйти. Достаточно будет его казнить. Его последователи не являются группой повстанцев[957], но расправа над ним послужит горьким уроком для тех, кто мечтает бросить вызов Риму. Публичное распятие Иисуса станет для пришедших отовсюду толп людей показательной пыткой, наводящей ужас на всех тех, кто решит поддаться искушению восстать против Империи. Эксперты спорят, какой тип преступления лежал в основе приговора: был ли это perduellio, то есть мятеж или серьезный бунт против Рима, или, скорее, crimen laesae maiestatis populi romani, то есть вред, причиненный престижу римского народа и его правителей. Суть не в этом, Иисус распят как опасный преступник[958].

Таким образом, распятие Иисуса не было трагической ошибкой или же результатом неблагоприятного стечения обстоятельств. Проповедник Царства Божьего казнен представителем Римской империи вследствие подстрекательства и инициативы со стороны местной храмовой аристократии. И те, и другие видят в Иисусе опасность. Нельзя сказать, чтобы они действовали особенно жестоко. Хотя именно так зачастую поступают с теми, кто представляет угрозу интересам власть имущих. Тиберий назначал префектов, чтобы обеспечить безопасность и сохранность своей «империи» во всех подчиненных Риму провинциях. Пилат должен исполнять свой долг, пресекая на корню любые волнения, которые могут представлять опасность для общественного порядка в Иудее. Каиафа и его совет должны защищать Храм и предотвращать вторжения «фанатиков», трудно поддающихся контролю. Солдаты выполняют приказы. Возможно, часть жителей Иерусалима, не знавшая Иисуса достаточно близко и чья жизнь в значительной степени зависела от функционирования Храма и прихода паломников, поддается влиянию представителей власти и выступает против Иисуса[959]. А его сторонники боятся и молчат. Самые близкие его последователи разбегаются. Провозвестник Царства Божьего остается один.

Причина совершенно очевидна. Царство, отстаиваемое Иисусом, одновременно ставит под вопрос структуру, навязываемую и Римом, и храмовой системой. Иудейские власти, преданные Богу Храма, чувствуют себя вынужденными реагировать: Иисус им мешает. Он призывает Бога, чтобы защитить интересы обездоленных. Каиафа же со своими союзниками призывает Его, чтобы защитить интересы храма. Вынося Иисусу обвинительный приговор во имя их Бога, они осуждают Бога Царства, единственного живого Бога, в Которого верит Иисус. То же самое происходит в случае с Римской империей. В защищаемой Пилатом системе Иисус не видит мира, который был бы угоден Богу. Иисус защищает самых несчастных и забытых Империей; Пилат отстаивает интересы Рима. Бог Иисуса думает об обездоленных; боги Империи защищают pax romana. Нельзя одновременно быть другом Иисуса и кесаря[960]; невозможно служить и Богу Царства, и государственным богам Рима. Иудейские власти и римский префект приняли меры, чтобы обеспечить порядок и безопасность. Однако это был не только политический вопрос. На самом деле Иисус распят потому, что его служение и проповедь поколебали само основание системы, созданной в угоду властям Римской империи и Храма. Именно Пилат выносит ему приговор: «Ты пойдешь на крест». Но этот же смертный приговор подписывают все те, кто по разным причинам сопротивлялся призыву «войти в Царство Божие»[961].

Ужас распятия

Оглашение приговора действует на Иисуса подавляюще. Он знает, что такое распятие. Он еще в детстве слышал об этом чудовищном виде казни. Он также знает, что невозможна никакая апелляция. Пилат — верховная власть. А Иисус — подданный одной из римских провинций, лишенный прав римского гражданина. Все предрешено. Иисуса ждут самые горькие часы его жизни[962].

В те времена распятие считалось самой ужасной казнью. Иосиф Флавий считает его «самой унизительной смертью из всех», а Цицерон определяет его как «самое жестокое и страшное наказание»[963]. Римляне считали, что самые позорные три вида казни: умереть на кресте (стих), быть растерзанным хищными зверями (damnatio ad bestias) или заживо сожженным на костре (crematio). Распятие не было обычной казнью, человек был обречен на искусственно затянутые муки. Распятому напрямую не повреждали никакие жизненно важные органы, так что его агония могла длиться часами и даже днями. К тому же это основное наказание могло сопровождаться унижениями и изощренными истязаниями. Описанные сцены приводят в содрогание[964]. Не было чем-то необычным покалечить распятого, выколоть ему глаза, поджечь его, бичевать или наказать как-то иначе, прежде чем повесить его на крест. То, как осуществлялось распятие, демонстрировало, в основном, садизм палачей. Сенека рассказывает о людях, распятых вниз головой или неприлично насаженных на крестный столб. Описывая падение Иерусалима, Иосиф Флавий говорит о побежденных следующее: «После предварительного бичевания и всевозможного рода пыток они были распяты на виду стены… Солдаты в своем ожесточении и ненависти пригвождали пленных для насмешки в самых различных направлениях и разнообразных позах. Число распятых до того возрастало, что не хватало места для крестов и недоставало крестов для тел»[965]. Похоже, распятие Иисуса не стало показательным актом со стороны палачей. Помимо насмешек и унижений, христианские источники говорят только о бичевании и распятии.