Некромагия - Илья Новак

— Да, — сказал Геб.

Насадка перестала дрожать. Голова монстра чуть сдвинулась, глазницы обратились к Гебу.

— Кто ты? — спросил голос.

— А ты?

Вновь повисла тишина. Голос пожаловался:

— Очень темно. Но что-то движется.

— Движется? — повторил Геб.

— Я помню селение и шамана.

— Как твое имя?

Голос помолчал.

— Не помню. Помню крестьян, потом — шамана. Он убил меня. Потом управлял мною. Он пропал, после него — смуглый человек. Он тоже пропал. Я немного смог сам, но... появился новый. Не новый, он был и раньше, хотя недолго. Я хотел сам, но когда он говорил, приходилось делать. Кто ты?

— Ты выстрелил в меня. И раздавил мне ребра, — сказал Геб. — Совсем недавно. А я...

— Понятно, — голос звучал негромко, но ясно, разборчиво произносил слова, хотя губы почти не шевелились, и казалось, что он доносится изнутри головы. — Прости. Он приказывал — я делал. Не мог ослушаться. Теперь... теперь могу.

— Можешь встать и пойти? — спросил Геб.

— Нет. Двигаться — нет. Нет тела, не чувствую. Могу говорить. Как к тебе обращаться?

Геб, помолчав, сказал:

— Капитан.

— Хорошо. Оно приближается, капитан. Очень темно, но оно...

— Что приближается? Где ты находишься сейчас?

— Я в узком месте. Оно закрыто сверху и снизу, а спереди и сзади — нет. Очень душно. Все черное, будто вокруг смола... Хотя тут... По одну сторону... вижу землю, уходит вдаль. Лес, холмы. Могу видеть далеко, вроде быстро-быстро лечу над землей. Потом много воды. Море? Да, за ним берег, опять лес, крыши... Тянет назад, но пока получается дальше...

— И что там? — спросил Трилист. — Что дальше?

— Поля. Опять река. Стена, высокая, за ней много крыш. Снова вода, лес. Болота, вдалеке гора... я вижу нас, капитан.

Он надолго смолк, и Геб решил, что голос больше не заговорит, но он произнес:

— Каким чудовищем я стал. А у тебя... Вот почему ты лежишь здесь. И тянет назад, сильно.

— Попробуй дальше, — попросил Трилист. — За горой должно быть опять много воды. И где-нибудь среди нее — синее мелководье.

— Мелководье, — сказал голос. — Хорошо, ищу.

— Из него растут деревья, огромные. У них кроны как острова. Видишь?

— Нет.

— Зеленые древесные острова! — Боль растеклась от раны, когда он повысил голос, но Геб не обратил внимания, заговорил еще громче: — С веток летит пух, он белый, собирается в облака и..

— Видел весь океан, но деревьев нет, — сказал голос. — Ни мелководья, ни пуха... А дальше — много солнца, слишком ярко, слепит, ничего не видать. И назад тянет. Теперь очень сильно.

— Они есть, посмотри хорошо! Загляни туда, где слепит! Где-нибудь там или еще дальше, где вода становится небом...

— Нет. Но есть остров. Обычный, не из пуха. Далеко-далеко. Там гора, из нее... — он замолчал.

— Эй! — сказал Геб. — Где ты? Ты слышишь? Попробуй еще...

— Утянуло назад, — произнес голос. — Опять душно. И будто смола кругом. Я видел весь океан, большого мелководья нигде нет и деревьев. Тебе это важно, капитан? Прости. Что ты ищешь?

— Тентру.

— Не слышал о ней. Что это?

— Сердце мира, — сказал капитан.

— Сердце... У мира нет сердца.

— Должно быть.

— Нет, мир давно лишился сердца. А тут плохо. Здесь оно...

— Как тебя зовут? — перебил Геб. — Попробуй опять, ты смотрел невнимательно! Если ты...

— Оно страшное, капитан, — сказал голос. — И близко. Растет. Я вспомнил.

Он вновь замолчал. Затем произнес совсем тихо:

— Мое имя. Я был чаром. Меня звали... — и больше уже не произнес ни слова.

Опять выплыв из забытья, Геб понял, что, когда вновь потеряет сознание, больше уже не обретет его никогда.

Вдруг он вспомнил о том, с кем договорился встретиться здесь, на дороге возле ельника. Геб тихо выругался, сообразив, что надо было попросить старика или Лару — они могли найти в фургоне обрывок пергамента, написать под диктовку... Хотя ведь этот человек наверняка не умеет читать — но попытаться все равно стоило...

— Эй! — окликнул он. — Слышишь? Это капитан. Ты здесь? Отзовись!

Но глухой голос молчал.

Трилист приподнял голову: меч, кровь на груди, обломки телеги, перевернутое колесо, доски вокруг... Он не увидел бывшего тюремщика. Только Геб и лич лежали среди обломков, третье тело исчезло.

Рука сдвинулась, рукав зацепился за гвоздь. Он подергал кистью, высвобождаясь, ухватился за край доски и потянул.

Широкая короткая доска. Он положил ее на живот и долго отдыхал. Звезды расплылись и стали пятнами, сверкающими, как драгоценности. Сознание уплывало, его тянуло прочь, в удушливое вязкое пространство, полное черной смолы. Створки мира смыкались. Геб поднял доску, поставил ее ребром на живот. Удерживая в этом положении, положил пальцы на рану, затем прикоснулся указательным к дереву и стал писать. Створки разошлись шире, звезды сверкнули: самоцветы и алмазы, по всему небу — поля из жемчуга.

Вскоре доска упала. Измазанную в крови руку Геб вытянул назад, в том направлении, куда вела дорога. Боли не было совсем. Створки плотно сомкнулись. Трилист Геб больше не шевелился, и хотя глаза его теперь были закрыты, он все равно смотрел вверх. Над ним жемчужные поля переливались светом.

Глава 16

Слышались голоса, темные фигуры то возникали, то исчезали между силуэтами домов. Сначала Гарбуш боялся, что Вач не сможет идти бесшумно, но выяснилось, что, когда надо, толстяк способен двигаться куда тише гномороба. Он правильно сделал, настояв на том, чтобы наверх отправились лишь двое. Все оказалось куда легче, чем предполагал Гарбуш, — до самой площади им не пришлось браться за топоры. Из прохода от мастерской Лейфы они попали в заброшенный сарай с обвалившейся крышей, оттуда задними дворами прошли полквартала — то и дело слыша перекликивания чернокожих, звук шагов и лязг оружия во тьме, — потом некоторое время сидели в кустах, дожидаясь, пока мимо пройдет большой отряд с факелами.

— Нам туда, — прошептал гномороб, ведя Вача к площади, окруженной домиками-развалюхами.

Центральная площадь квартала гноморобов не имела названия. Когда-то карлы обнаружили, что, по сути, она представляет собой крышку, которая накрывает пещеру. Объемом эта вторая пещера почти достигала большой мастерской, хотя имела другую форму: мастерская — вытянутый овал, а эта — почти идеально круглая. Доктус Савар и отец Гарбуша долго что-то мерили и высчитывали, исследовали земляную породу. Затем, когда ковчеги еще только начинали строить, целая бригада карл работала то внизу, то на поверхности, буря штольни, закладывая горючий песок и протягивая сеть зарядных веревок — их расположением и длиной занимались мастер Бьёрик с Гарбушем.

И потому теперь гномороб хорошо знал, куда им идти.

Они присели на краю площади. Гарбуш вглядывался в темноту, шевеля губами, считал каменные насыпи, возвышающиеся по кругу.

— Идут, — сказал Вач.

Несколько фигур двигались мимо, еле различимые в свете звезд. Зашелестела трава, раздались тихие голоса.

В мастерской все звуки заглушило шипение. Когда срезали веревки, стягивающие кожаные трубы, подземный газ устремился по ним. Его давление было велико, но не настолько, чтобы он смог раздуть емкости и приподнять корпуса — именно для этого требовались печи. В них гудело пламя, нагретый газ расширялся. Сначала палуба малого, затем большого ковчега начала приподниматься. Последние гноморобы взбирались по трапам, внизу теперь остались лишь вооруженный топорами отряд, Доктус Савар, Бьёрик и Лейфа.

— Пора открывать ворота, — сказал чар. — Добрый мастер, если юный Гарбуш и тот здоровяк не успеют...

Лейфа, так и не простивший Доктусу сына, отвернулся.

— Откройте ворота, — приказал Бьёрик карлам.

Те еще не успели сдвинуться с места, когда груда перевернутых лавок и верстаков, накрывающая самый большой проход в конце пещеры, содрогнулась.

— Нет, подождите! — сказал мастер. — Бегите к проходу, двое пусть останутся. Ты и ты.

Ковчеги покачивались, множество лиц смотрело с палуб вниз. Емкости медленно набухали, из груд материи они превращались в огромные кули, стянутые веревочными сетками. Натягивались канаты, крепившие палубы к платформам.

— Емкости вот-вот наполнятся! — прокричал Доктус Савар сквозь шипение. — Надо потушить печи и обрезать трубы!

Баррикада у прохода содрогнулась вновь. Несколько лавок разлетелось от могучего удара, чернокожий мужчина протиснулся сквозь прореху. Гноморобы уже бежали к нему, один метнул топор, но промахнулся. Чернокожий закрутился, расшвыривая лавки, карлы налетели и сбили его с ног. Из прорехи лезли другие атакующие.

— Аркмастер, выбейте клинья! Кувалда там, — Бьёрик бросился к платформе, в то время как Лейфа и два гномороба подскочили к печам.

У прохода чернокожие теснили защитников, уже больше половины гноморобов лежали бездыханными. Пока Лейфа с карлами гасили печи, Бьёрик, вскочив на платформу, собрал концы свисающих шнуров в кулак и дернул. Затрещало, шнуры натянулись. Бьёрик, поджав ноги, повис на них. Раздался треск, и он полетел спиной на доски. Вверху дуга из лезвий сошлась, прорезая трубу, одновременно шнуры стянули холстину — но газ с тонким шипением все равно устремился наружу.