Ворон и роза - Сьюзен Виггз

— В этом мире нет справедливости, Лорелея, — кончиком языка он провел по ее уху.

— Именно это я и имела в виду, — сказала она, вздрогнув. — Все эти маленькие вещицы, которые ты со мной проделываешь — прикасаешься ко мне здесь, целуешь меня там… А я в это время лежу как бревно.

— Ты — моя жена, а не бревно, Лорелея. Она положила ладони ему на плечи:

— Я просто чувствую, что должна… что-то делать, как-то отвечать на твои ласки…

Его взгляд стал суровым.

— Не берись так рьяно, Лорелея.

— Но разве не можешь ты мне показать, научить меня…

— …уловкам проституток? Об этом ты меня просишь? Как использовать свое тело, чтобы доставить удовольствие мужчине?

— Как любить тебя, — настаивала она, ее щеки вспыхнули.

Лицо Дэниела смягчила улыбка.

— Дурочка. Неужели ты не понимаешь? Ты же прикасаешься ко мне так, как еще не прикасалась ни одна женщина, и это не имеет никакого отношения к поцелуям или кувырканиям в постели, — он восхищенно покачал головой. — Ты переполняешь меня, — он замолчал и в нерешительности нахмурился.

— Переполняю тебя чем? — спросила она.

Он провел ладонью по ее округлым ягодицам:

— Страстью, мадам Северин.

— Страстью? И все?

— Радостью. Восхищением. И множеством других ощущений. Сильных ощущений. Это даже вредно для здоровья.

Расстроившись, она ударила его по плечу:

— Как это у тебя получается, Дэниел? Ты говоришь и говоришь, а в результате — не сказал ничего!

— Ты права. Мы оба слишком много говорим, — он поцеловал жену, его язык требовал ответа с ее стороны. Лорелея провела пальцами по темным волосам, покрывающим его грудь, по выступающим мышцам живота. Он затаил дыхание, его мышцы под ее пальцами сжались, и он весь напрягся.

— Не надо… остановись, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.

Удивленная, Лорелея слегка отодвинулась. От его слов у нее закружилась голова, и она поняла, что ей делать. На его груди, прямо под сердцем, блестели капельки пота. Она наклонилась и слизала капельку, очарованная ее странным соленым вкусом. Лорелея провела руками вдоль его тела и слегка отодвинулась назад, чтобы посмотреть на его изумленное лицо.

— Лорелея… — от страсти и благоговейного трепета его голос звучал хрипло. Он прижал ее спиной к кровати.

— Подожди, — остановила она его. — Просто лежи.

— Как бревно?

— Но ты довольно-таки живое бревно, — ее локоны упали вперед, когда она наклонилась, чтобы ласкать его, полностью посвящая себя любви. Ее собственное тело ломило от желания. Женщина склонилась над ним, очарованная шелковистостью его черных как ночь волос, рассыпанных по подушке; его синими глазами, в глубине которых скрывались неразгаданные тайны.

Впервые она контролировала ритм их любви. Это дало ей странное, ободряющее ощущение одновременно и власти, и заброшенности. Дэниел стонал от ее поцелуев. Она познала силу одного маленького движения, одного произнесенного шепотом слова. В ее любви к нему появилась возвышенная самоотверженность, которая стала ей так же необходима, как воздух.

Их связь становилась все теснее, и новая близость окутывала их волшебными чарами. Внутри Дэниела что-то менялось, у него теплело на душе от каких-то новых чувств, которым он не отважился дать свое название. Простое занятие любовью переросло в акт, который расшатал все основы его прежней жизни. В самые сокровенные мгновения ночи он прятался в ее нежность и испытывал восторг, который был опасно близок к обожанию. Он не мог точно определить тот момент, когда все это началось, но темнота, окружавшая его, начинала рассеиваться.

После пережитого им удовольствия Дэниел обвел взглядом тускло освещенную комнату. Когда-то она кишела воинственно настроенными, ярыми республиканцами. Он ожидал, что вновь вернется ужас, но присутствие Лорелеи, кажется, щитом отгородило его от ночных кошмаров, и он еще ближе прижал к себе теплое тело женщины.

Она устроилась на его плече. Повернув голову, он мог видеть ее профиль. При свете свечи лицо казалось таинственным, ангельским.

Внутри Дэниела жила ошеломляющая его влюбленность. Какое же она чудо: и ребенок, и женщина; мудрая и наивная, доступная и недосягаемая.

— У тебя завтра будет время, чтобы сходить в Лувр? — спросила она, отвлекая Дэниела от его мыслей.

— Нет, — ответил он, — у меня другие планы.

— Какие другие планы?

Он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза:

— Заниматься с тобой любовью.

Этой ночью Лорелея уснула со знанием, что между ними установилась новая связь, могущественная связь, которая обладала силой вечности.

Но когда Лорелея проснулась на следующее утро, то обнаружила, что лежит одна в постели, а место, где лежал Дэниел, давно остыло. С затуманенным сном глазами и с приятной ломотой в теле от их ночи любви, она натянула на себя сорочку и открыла дверь. Подбежал Барри, чтобы поприветствовать ее, но она только рассеянно потрепала его по голове. Все ее внимание было обращено на записку, которая лежала на серебряном подносе на столике у двери. Буква «Н» в окружении лавровых листьев украшала тяжелый, кремового цвета рулон бумаги. Лорелея сломала печать.

Это было послание от Жозефины.

ГЛАВА 17

Почувствовав ловушку, Дэниел прильнул к кованой железной решетке перед фонтаном в форме рыбы, изо рта которой медленно струилась вода в темный бассейн, покрытый зеленой слизью. Мрачные предчувствия терзали его душу. Утреннее небо показалось ему вдруг зловещим, летний ветер — леденящим и злым, как в зимнюю стужу. В воздухе витала — какая-то напряженность.

На рассвете Сильвейн шепотом передал ему сообщение: швейцарские патриоты, наблюдавшие за Фэдоксом, видели, как туда примчался Фуше. Министр полиции исчез в здании, в то время как во оружейная охрана собралась в узком переулке у входа. Надвинув поглубже на лоб шляпу, чтобы скрыть свое лицо, Дэниел не спеша направился к началу аллеи. Томительно медленно тянулись мину ты ожидания. Дэниел в мыслях вновь унесся к Лорелее. Перед ним возникло ее лицо — свежее и красивое, как утро в горах.

— Смирно! — послышался приказ.

Дэниел вздрогнул и повернулся к крыльцу. Охранники выстроились в две шеренги по обеим сторонам от двери тюрьмы до черного экипажа, запряженного парой гнедых лошадей. Из здания вышел Фуше, а за ним полицейские вывели высокого мужчину.

Жан Мьюрон.

Дэниел едва сдержался, чтобы не броситься к заключенному и не вырвать его из рук тюремщиков. Но Мьюрона очень хорошо охраняли. Прежде чем он исчез в экипаже, Дэниел успел разглядеть спутанные черные волосы и до боли знакомое, побледневшее и осунувшееся за долгие месяцы заключения лицо.