Дочь Монтесумы. Сердце Мира - Генри Хаггард

– Я Куаутемок! – крикнул он. – Ведите меня к Малинцину. Пощадите только моих людей, еще оставшихся в живых.

– Ну вот, жена, мой час пробил, – обратился я к Отоми, которая сидела со мной рядом. – Испанцы меня наверняка повесят. Лучше умереть самому, чтобы избежать этой позорной смерти.

– Нет, муж мой, – печально ответила она. – Я уже говорила тебе однажды: пока ты жив, остается надежда, только мертвым надеяться не на что. Может быть, нам еще удастся спастись! Но если ты думаешь иначе, я готова умереть.

– Ты должна жить, Отоми!

– Тогда не убивай себя. Я последую за тобой всюду, куда бы ты ни пошел.

– Слушай, Отоми! – прошептал я. – Не говори никому, что ты моя жена. Выдай себя за одну из приближенных своей сестры Течуишпо. Если нас разлучат и если мне удастся бежать, я проберусь в Город Сосен. Там, среди твоего народа, мы найдем убежище.

– Хорошо, любимый, – проговорила она, печально улыбаясь. – Только не знаю, как встретят меня отоми после гибели двадцати тысяч своих лучших воинов.

В этот момент мы уже поднялись на палубу бригантины, и ответить я не успел.

Испанцы о чем-то поспорили, но потом высадили нас на берег и повели к чудом уцелевшему дому, где Кортес поспешно готовился к приему своего царственного пленника.

Окруженный свитой, испанский военачальник встретил нас, держа шляпу в руке. Рядом с ним стояла Марина. С тех пор как я видел ее в Табаско, она стала еще прелестнее. Наши глаза встретились, и она вздрогнула, узнав меня, хотя распознать старого друга теуля в измученном, забрызганном кровью оборванце, у которого едва хватило сил взойти на плоскую кровлю дома, было далеко не просто. Но мы не обменялись ни словом. Все взоры в этот миг были устремлены на Кортеса и Куаутемока, на победителя и побежденного.

Куаутемок, похожий на живой скелет, но по-прежнему преисполненный гордости и благородства, приблизился к испанцу и заговорил. Марина переводила его слова:

– Я император Куаутемок, Малинцин. Все, что может сделать человек для защиты своего народа, я сделал. Взгляни, что тебе досталось! – И Куаутемок указал на черные руины Теночтитлана, вздымавшиеся повсюду, насколько хватало глаз. – Но ты взял верх, – продолжал он, – ибо сами боги были против меня. Делай со мной что хочешь, но лучше всего – убей! Вот это, – Куаутемок прикоснулся к кинжалу Кортеса, – сразу избавит меня от всех страданий.

– Не бойся, Куаутемок, – ответил Кортес. – Ты сражался, как подобает сражаться храброму воину. Таких людей я уважаю. Со мной ты в безопасности, потому что испанцы ценят честных противников. Вот поешь! – Кортес указал на стол, где лежало мясо, которого мы не видели уже много недель, и продолжал: – Пусть твои товарищи тоже подкрепятся, вам это необходимо. А потом поговорим.

Мы с жадностью набросились на еду. Про себя я подумал, что совсем не худо будет умереть с полным желудком, после того как я столько раз смотрел в лицо смерти натощак. Пока мы расправлялись с едой, испанцы стояли напротив и смотрели на нас почти с жалостью.

Затем к Кортесу подвели Течуишпо, а с нею Отоми и еще шесть знатных женщин. Кортес вежливо приветствовал их и приказал тоже накормить.

Но вот один из испанцев, присмотревшись ко мне, что-то шепнул Кортесу. Тот сразу помрачнел.

– Скажи-ка, – обратился он ко мне по-испански, – ты и есть тот самый изменник и предатель, что помогал ацтекам воевать против нас?

– Я не изменник и не предатель, генерал, – смело ответил я; вино и пища вдохнули в меня силы. – Я англичанин и сражался вместе с ацтеками потому, что у меня есть немало причин ненавидеть вас, испанцев.

– Сейчас у тебя их будет еще больше, предатель! – в бешенстве прохрипел Кортес. – Эй, вздернуть его на мачте вон той бригантины!

Я понял, что все кончено, и приготовился к смерти, как вдруг Марина что-то сказала на ухо Кортесу. Всего я не смог разобрать и расслышал только два слова: «спрятанное золото». Мгновение Кортес поколебался, затем громко приказал:

– Подождите! Повесить его мы всегда успеем. Стерегите этого человека хорошенько! Завтра я с ним сам разберусь.

Глава XXVIII

Томас обречен

По приказу Кортеса два испанца приблизились ко мне, схватили меня за руки и так повели к лестнице, спускавшейся с кровли дома.

Отоми все слышала. Испанского языка она не знала, но ей достаточно было взглянуть на лицо Кортеса, чтобы понять, что он приказал увести меня в темницу или на казнь. Когда я поравнялся с ней, она сделала шаг вперед. Страх за меня светился в ее глазах. Я увидел, что Отоми готова броситься мне на шею, и, боясь, что этим она выдаст себя и подвергнется той же участи, остановил ее предостерегающим взглядом. Затем, сделав вид, что споткнулся от страха и истощения, я упал прямо к ее ногам.

Солдаты, которые вели меня, грубо расхохотались, и один из них пнул меня своим сапожищем. Но тут Отоми наклонилась и протянула руку, чтобы помочь мне подняться. Пока я вставал, мы успели обменяться несколькими быстрыми, чуть слышными словами.

– Прощай, жена! – шепнул я. – Что бы ни случилось, молчи!

– Прощай, – отозвалась Отоми. – Если тебе придется умереть, жди меня у врат смерти – я приду к тебе.

– Нет, ты должна жить. Время залечит раны.

– Любимый, моя жизнь – это ты! Без тебя жить незачем.

В это время я уже поднялся на ноги. По-видимому, никто не приметил нашего тихого разговора, потому что все смотрели на Кортеса и слушали, как он разносит ударившего меня солдата.

– Что я тебе приказал? – шипел Кортес. – Я приказал стеречь пленника, а не пинать его сапогами! Ты что меня перед дикарями позоришь? Если что-нибудь похожее повторится, ты мне за это дорого заплатишь! Поучись вежливости хотя бы у этой женщины. Смотри, она сама умирает от голода, а все-таки бросила еду, чтобы помочь ему встать. А ты?.. Ведите его в лагерь да смотрите, чтобы с ним ничего не случилось! Он мне еще понадобится.

Недовольно ворча, солдаты повели меня вниз, и последнее, что я увидел, оглянувшись, было лицо моей жены Отоми, полное затаенной муки.

Когда я уже начал спускаться, стоявший возле самой лестницы Куаутемок поймал мою руку и пожал.

– Прощай, брат, – проговорил он, скорбно улыбаясь. – Мы сыграли нашу игру до конца, теперь можно и отдохнуть. Благодарю тебя за помощь и за твое мужество.

– Прощай, Куаутемок, – ответил я. – Ты проиграл, но утешься! Это поражение сделает твое имя бессмертным навеки.

– Ступай, ступай! – подгоняли меня солдаты, и я расстался с Куаутемоком, даже не подозревая, при каких обстоятельствах нам вскоре придется встретиться.

Солдаты посадили меня в лодку, тласкаланцы взялись за весла и переправили через озеро в испанский лагерь. Страшась гнева Кортеса, мои стражи больше не давали воли рукам, но зато издевались и насмехались надо мной всю дорогу. Они спрашивали, хорошо ли быть идолопоклонником, как я ел человечье мясо, сырым или жареным, и тому подобное. В своих грубых шутках они были неистощимы. Сначала я все переносил молча, потому что индейцы научили меня терпению, и лишь под конец дал им короткий, но достойный ответ.