Забытые смертью - Эльмира Нетесова

— Хотел бы вам помочь, да, наверно, не смогу. Слишком мало места. Не остается для проходов.

И в это время почувствовал нырнувшую в его карман руку. Левон перехватил ее. Сжал дрогнувшие девичьи пальцы. Глянул в глаза. И втиснул в руку Дусе помятую десятку. Сказал строго:

— Вот это, барышня, совсем ни к чему. Если пришли в мой дом, обойдитесь без унижений! — Он не отпускал руку Дуськи.

— Мы не хотели обидеть. Но вы не думайте, что мы нищие. У нас в деревне и корова, и телка есть. Да куры. Сад с огородом. Не с последнего отблагодарить хотели. От души ведь. На такое грех обижаться, — не вырывала руку Дуська.

— Для меня все покойники одинаковы. Я для себя выгоды не жду. Сам любого отблагодарить смогу, — погладил руку девушки горячей ладонью. Та вздрогнула, вытащила руку из кармана, оставив в нем червонец. Левон вытащил его, воткнул в ладонь Дуси. И предложил пройти к могиле бабки.

Там он все оглядел. Позвал могильщиков. И обратился к деду:

— Когда хоронить будете?

— Чем раньше, тем лучше.

— Тогда завтра. Устроит вас? — глянул на Дусю. Та головой кивнула согласно. И Левон, указав на могильщиков, сказал: — Теперь с ними договаривайтесь. Потом ко мне зайдете.

Вскоре, указав место для новой могилы, Левон, не оглядываясь, зашагал домой. И тут его нагнала Дуся.

— Скажите, дядечка, что еще надо сделать нам?

— Справку о смерти взять. И принести ее мне для регистрации в журнале.

— Она есть. У деда.

— Остальное — за вами. Гроб, крест иль памятник, как хотите. И завтра после трех приносите свою мамашу.

— Спасибо, дядечка.

— Сколько ж лет тебе, племянница?

— Семнадцать. Восемнадцатый пошел.

— О! Уже совсем взрослая! Скоро замуж выйдешь? Парень у тебя есть?

Дуся покраснела:

— Какой парень? Откуда им в нашей глуши взяться? Все молодые в города разъехались. В деревне нашей одни старики да бабы. На все наше бабье стадо — пятеро дедов. И один пастух — Ленечка-дурачок. За кого замуж выходить? Не моя это судьба.

— Теперь тебе тоже в город уехать можно. Чего в деревне киснуть?

— А что мне в городе делать? В уборщицы разве? Так и там — без меня полно желающих. А в деревне у нас свой дом, хозяйство. Кто такое кинет? Ить своим горбом наживали. Жаль.

— Учиться не думаешь?

— Зачем? Корову доить давно могу. В огороде и дома умею справляться. Чему учиться мне? Грамота в деревне — дело лишнее. Только годы на нее изводить. Моя мама без нее прожила. И мне — ни к чему. Четыре класса в деревне закончила, и будет. Потом работала. Вместе с бабами.

— Неужели никого не любила? — удивился Левон.

— Как же без того? Мать, деда, всех деревенских…

— Я о другом, — перебил Левон.

— Вы все про это? Нет, дядечка! Рано мне, видать. А теперь и вовсе не могу ни на кого смотреть, покуда год не пройдет от смерти мамани.

— А не боишься в старых девах остаться? — спросил прищурясь.

— Я и так перестарком буду через год. Да и кому нужна деревенская? Нынче на других смотрят, — вздохнула с грустью девушка.

— А можно мне в гости к тебе приходить иногда?

— Зачем? — испугалась она не на шутку.

— Как к знакомой. Может, помочь чем-нибудь смогу. В доме, наверно, давно нужны мужские руки? Да и тебе одной поначалу страшновато будет. Тут же отвлечешься. Легче станет горе пережить, — уговаривал Левон, радуясь, что старый Осип задерживается на могиле.

— Да я сама справляюсь со всем. Когда что нужно — старики подсобляют. Крышу вот недавно перекрыли. Рубероидом. Раньше под соломой стоял дом. Теперь нигде не протекает. Побелила весь. И полы перебрали деды. Не скрипят нынче. Все хотела маманя покрасить их, чтоб как в городе. Да болезнь помешала. Теперь уж ни к чему.

— Когда домой вернешься?

— Завтра. После похорон. Хозяйство нельзя на соседей долго оставлять.

— Значит, не хочешь меня в гости ждать? — посмотрел в глаза пытливо.

Дуся зарделась. Глянула в глаза Левона с любопытством. Ответила тихо:

— Смеетесь? Зачем вам деревенские? Мы ж не духами — землей да навозом пропахли. К таким городские не ходят в гости.

— А я — приду! — ответил он твердо. И спросил: — Как найти тебя в Заречье?

— Да проще пареной репы! Наш дом возле леса, особняком стоит. Один. Никого рядом. Большой сад вокруг. А на воротах — звезда. В память об отце, — рассказывала девушка охотно, торопливо — заметила приближающегося деда.

— Готова могила. Сухая. Прямо под бок к матери угадали мужики. Кажись, все справили. Теперь и домой можно. До завтра.

— Справку дайте, дедушка. О смерти. Человеку она нужна, — напомнила Дуся. И, передав бумажку, посмотрела в лицо Левона долгим взглядом.

— Хорошая девушка. Только молода очень, — встретил Иосиф сына. Старик наблюдал за ними из окна.

А на следующий день привезли Осип с Дусей покойную.

Жалкая горсть соседей-стариков шла за гробом. Девушка держалась за руку деда. Бледная, опухшая от слез, она еле переставляла ноги. Смотрела на мать.

Левон поздоровался. Его не услышали. Он пошел с процессией к могиле. Старый священник прочел молитву над усопшей, освятил могилу и, пожелав землю пухом, попросил у Господа прощения всех земных грехов для усопшей.

Когда Дуся подошла проститься с матерью, страшный крик вырвался из ее горла. Девчонка вцепилась в покойную, просила забрать к себе, пощадить, не оставлять сиротой в свете. Из носа Дуси хлынула кровь, испачкав лицо и руки покойной.

— Ой, горе! — бросились к девчонке соседи. Торопливо отмывая кровь с покойной, старухи зашептались, завздыхали. Старики поторопились забить гроб и, удерживая Дусю, опустили в могилу, не выпуская девушку из крепких, узловатых пальцев. Левон подошел к Дусе. Обтер лицо платком, усадил на скамейку возле могилы, уговаривал, успокаивал, отвлекал. Старики благодарно кивали головами, хвалили чуткость директора.

Левон намочил платок, приложил его к переносице девушки. Заставил откинуть голову на свое плечо. Когда кровь остановилась, обтер лицо мокрым платком. Принес из дома холодной воды, напоил. И Дусе полегчало.

Она все еще вздрагивала от рыданий, но уже не валилась с ног, различала людей. И нашла в себе силы извиниться перед Левоном за беспокойство.

Вскоре она ушла, поддерживаемая стариками. А через два дня Левон на велосипеде отправился в Заречье.

Дом Дуси он увидел сразу, едва свернул к деревне с большака. Подъехав к воротам, постучал посильнее.

И тут же услышал шаги.

— Кто? — спросил усталый голос. И пожилая соседка, открыв калитку, сказала, что Дуся пошла на пастбище доить корову. Скоро будет.

— А вы кто ж будете ей? — спросила она, с любопытством уставясь на Левона.

— Директор кладбища я! — ответил гость.

— Свят, свят, пронеси, Господи, нечисть! — закрестилась баба суматошно. И тут же поспешила от ворот, даже не пригласив в дом.

Левон вошел во двор. Огляделся. Все здесь чисто подметено. Кругом цветы. Тихо. Даже не верилось, что из этого дома ушла хозяйка.

Чисто вымытое крыльцо подсыхало на солнце. Все было прибрано, присмотрено, обласкано.

Левон заглянул в сарай, куда убежала соседка. Увидел бабу, собиравшую в корзину яйца.

— Далеко ль до пастбища? — спросил ее. Соседка в угол попятилась, через плечо плевалась.

— Да не черт я! Покажи, где выпас?

— Здравствуйте! — услышал за спиной. И, оглянувшись, увидел Дусю. Она уже поставила ведро с молоком на крыльцо и теперь мыла руки.

— Пройдите в дом, дядечка. Я скоро. Вот только молоко процежу, — и крикнула в сарай: — Тетя Сима! Я пришла!

Левон вошел в дом, не ожидая повторного приглашения. Здесь ему понравилось. Легкий запах трав шел от русской печки. На лавке остывали свежие караваи хлеба.

— Сама пекла? — спросил он Дусю, едва та вошла в дом. Девчонка кивнула, — Да ты готовая хозяйка! Такая юная, а все умеешь! — похвалил Левой.

— Ничего мудрящего. Такое не уметь, значит, не жить в деревне, — возилась девушка около печи с ухватами и чугунками.

Вскоре и на стол накрыла. Уговорила пообедать вместе. Левон не отказался. Он просидел до сумерок. Ему впервые не хотелось уходить от девчонки. Они говорили обо всем. Просто, без жеманства рассказала Дуся, как жили они с матерью в Заречье. Коротким и чистым был этот рассказ. Девчонке нечего было скрывать, нечего стыдиться.

Рассказал о себе и Левон. Не все, конечно. Лишь то, что не могло смутить, насторожить Дусю. Ему даже удалось рассмешить ее, когда рассказывал ей, как уговаривали его стать директором кладбища.

— Так вам только двадцать три года? А я-то, дурочка, дядечкой вас звала. Думала — старше. Вы не обиделись на меня?

— Дусенька, да если бы обиделся, разве пришел бы к тебе? — взял ее за руки, притянул к себе. Попытался обнять. Но девчонка вырвалась. Обиделась на Левона. Смотрела сердито.

— Не надо сердиться. Я ведь к тебе по-чистому. Хозяйка мне нужна. Жена. И я без матери остался. С отцом живем. Сиротами. Как в берлоге. А ты мне понравилась. Девочка моя! Не откажи. Стань моею! Никогда не обижу. Клянусь своей жизнью, до гроба одну тебя любить стану! Поверь, цветок мой синеглазый! Не смогу я жить без тебя! Ты мне сразу в сердце вошла.