Настоящая фантастика – 2013 (сборник) - Андрей Бочаров

Скоро и сам профессор удивился: если верить сказкам, мёртвая вода не убивала, как, казалось бы, должно следовать из названия, а заживляла раны и снимала воспаление. Но вот оживить мёртвого уже не могла, это было под силу только воде живой. Внук задавал вопросы, дед пытался объяснить, как понимал сам.

Может, витязю нужно вначале окунуться в мёртвую воду, чтобы убить в себе всё плохое? Жадность, подлость, зависть – они ведь могут проявиться в каждом, дай только волю. Конечно, человек и сам должен бороться со своими слабостями. Воспитывать себя, не давать злым мыслям и желаниям одержать верх над тем светлым и добрым, что заключено в нём изначально. Но витязь-то – другое дело! Он на ратный подвиг идёт, землю родную спасать! Ему всё нужно делать быстро и наверняка. Вот и окунается ратник вначале в мёртвую воду, а потом уже в живую – чтоб сил прибавилось и храбрости не убыло.

Мальчик внимательно слушал и серьёзно кивал светлой головёнкой.

В это же время Серёгин упорно, шаг за шагом изучал условия проведённых экспериментов. Просматривал видеозаписи, перечитывал протоколы опытов, сопоставлял. И пришёл к совершенно ошеломительному открытию. Изменения в молекулах ПВС совершались в первую очередь за счёт настроений и побуждений людей, её применяющих.

Изначально нейтральный препарат мог менять свою направленность в зависимости от руки дающей. Сыворотка, введённая пациенту с искренним чувством сострадания, участия и желанием помочь, изменялась по варианту универсального лекарства. Но если дать её в злобе, гневе или хотя бы в раздражении, панацея превращалась в сильнейший яд.

От всего этого крепко попахивало мистикой или религией, но никак уж не наукой. Подобные выводы не вписывались в теоретические построения, совершенно не вязались с научными взглядами. Однако Серёгин находил всё больше подтверждений этой своей бредовой, как он сам тогда считал, идее.

Вот череда ярких положительных результатов. Он смотрел видеоплёнку, восстанавливал в памяти события, участником которых был сам – атмосфера энтузиазма в группе, творческий подъём, вера в успех и безусловное желание подарить людям новое средство от тяжёлых болезней. Всё налицо!

А вот провалы. Тут у Саши Пименова заболел отец, он укладывал его в клинику, предстояла операция. Сашка был весь на нервах, раздражался и орал на всех по малейшему поводу. А ведь именно он был тогда ответственным за серию. И результат – у всех животных тяжёлые отравления…

Или история с Беллой. Развод, раздел имущества, битва за ребёнка – отец хотел забрать сына. И та же картина: провальные результаты с гибелью подопытных свинок. Пока он не поставил на серию Игоря Брыкина. Тут всё изменилось – Игорь, наоборот, ходил в женихах и любил тогда, кажется, весь мир.

Но более всего убедила Серёгина линия невразумительных результатов. И каждый раз с животными работали нейтральные люди – приглашённые из другой лаборатории ассистентки. Постоянная лаборантка Светуля, девушка добросовестная, проявлявшая искреннее участие к результатам опытов, как раз тогда брала отгулы. И формула не желала меняться, препарат превращался в плацебо.

Серёгин невольно представил себе равнодушную медсестру в больнице, делающую привычную, нудную работу. Или врача, бездумно назначающего схему лечения – лишь бы отписаться. Как минимум, ноль результатов! А если к этому примешается плохое настроение из-за проигрыша любимой футбольной команды или поклонник вчера не позвонил, обманул?

Его пробрала дрожь. Пришло понимание, что в руках у него оказалось мощное, но неуправляемое средство. И хорошо ещё, что пока он один понимает это, остальные члены научной группы просто не владели достаточной информацией. Тогда Серёгин сам пошёл к директору и доказал необходимость заморозить исследования ПВС на неопределённый срок. А после потратил несколько недель на осуществление давней своей идеи – поставить по концам струны стабильные молекулы. Этакие узелки, не развязав которые невозможно запустить каскад превращений. Предохранитель, легко разрушаемый предварительным приёмом несложного препарата-триггера.

Мысль о триггере зародилась ещё на начальном этапе работы, но раньше такая мера предосторожности казалась излишней – от кого оберегать лучшее в мире лекарство?! Теперь многое изменилось, и Серёгин по вечерам, не привлекая ребят из группы, переписал определённые этапы технологии получения ПВС. Остатки «незащищённой» сыворотки уничтожил, а вместо неё выгнал на рекомбинаторе новую серию. Будто чувствовал: препарат ещё понадобится.

Но вопрос – как работает механизм превращения? – продолжал мучить. Он отыскал Петра Шульгина, сокурсника и товарища по институтским временам. Пётр стал крупным нейрофизиологом, заведовал кафедрой и писал толстенные монографии по электрической активности мозга. Серёгин, не ссылаясь на свои идеи и не вдаваясь в подробности, задал конкретный вопрос: существуют ли такие виды активности, которые соотносимы с чувствами человека? Гнев, радость, страх: сопровождаются ли они некими специальными видами излучений, какими-то особыми частотами?

И услышал: однозначного ответа нет. Есть целый ряд теорий. Исследуют и кору головного мозга, и подкорковые центры, и вроде даже что-то такое нащупали. Многие из этих работ, мол, довольно перспективны, а другие крайне оригинальны и любопытны, но вот конкретного ответа, увы, на сегодняшний день нет.

Пётр – изрядно располневший, с блестящей лысиной в обрамлении седых поредевших волос – говорил много и увлечённо. Порой забирался в такие дебри, что Серёгин терял нить повествования. Угостил рюмкой хорошего коньяка. Вот только к пониманию собственных проблем не приблизил ни на шаг.

И тогда Серёгин пошёл в церковь, чего раньше никогда не делал. Познакомился с отцом Василием, долго путался, не мог объяснить толком, что же он хочет спросить у священника. Но когда всё же выразил кое-как мучившие его сомнения, – о руке дающей и сострадании, – услышал:

– Все мы в этом мире ответственны каждый за каждого, сын мой. Бог есть любовь, и можем мы лишь любить друг друга, и так и должно между людьми – в этом и помощь, и спасение. Бог над миром, он может любить всех, а мы – ближних своих. И если поймут это люди, начнётся новая жизнь, в которой будет место для многих удивительных превращений. И может, это и есть Царствие Божье…

Они долго говорили тогда о христианской любви и сострадании, и Серёгин ушёл смятённый, понимая, что нужно время для осознания и сути открытия, и себя, и своего места в мире. Но жизнь не дала ему тайм-аута – начался новый период.

В дверь позвонили. До назначенной встречи оставался час, да и звонок был условный – два коротких, один длинный. Вот и явился, не запылился – Беломор, сосед по площадке, с которым сложилась у Серёгина удивительная нескучная дружба, полная подтрунивания, взаимных подначек и бесконечных попыток научить один другого уму-разуму.