Братья Стругацкие - Дмитрий Володихин

Бойцовый Кот неисправим. Он — военный человек настоящей имперской складки. Он и в Мире Полдня устраивается как дома. Он даже мебелью командует как солдатами, никакого попустительства. «Стою посреди комнаты и ору, как псих: „Стул! Хочу стул!“ Только потом понемногу приспособился. Здесь, оказывается, орать не надо, а надо только тихонечко представить себе этот стул во всех подробностях. Вот я и представил. Даже кожаная обшивка на сиденье продрана, а потом аккуратно заштопана. Это когда Заяц, помню, после похода сразу сел, а потом встал и зацепился за обшивку крючком от кошки… Ну и все остальное я устроил… Койка железная с зеленым шерстяным покрывалом, тумбочка, железный ящик для оружия, столик с лампой, два стула и шкаф для одежды. Дверь сделал, как у людей, стены — в два цвета, оранжевый и белый, цвета Его высочества. Вместо прозрачной стены сделал одно окно. Под потолком лампу повесил с жестяным абажуром…»

Гаг — человек Традиции. Как Марецкая в «Кракене». Как «серая гвардия» в «Трудно быть богом». Как жители множества затерянных лесных деревень в «Улитке». Его способ воспринимать реальность коренным образом отличается от того, как это принято в Мире Полдня. Корней — новый человек, принципиально иной. Ему хотелось бы перевоспитать Гага, сделать из него себе подобного. Но сам-то Гаг этого не хочет! И они неизбежно сталкиваются, а вместе с ними сталкиваются два разных мировоззрения.

Задача таких, как Корней, — принуждать воюющие стороны к миру, способствовать их развитию, но для Гага эта роль чужда и непонятна. Капрал не признает за чужаками права переделывать его дом по своим понятиям. Он мыслит как солдат. Он и действует исключительно как солдат. Даже единственное милое его сердцу создание — железного робота Драмбу — он превращает в солдата.

«Когда Драмба закончил ход сообщения к корректировочному пункту, Гаг остановил его, спрыгнул в траншею и прошелся по позиции. Отрыто было на славу. Траншея полного профиля с чуть скошенными наружу идеально ровными стенками, с плотно утрамбованным дном, без всякой там рыхлой землицы и другого мусора, всё в точности по наставлению, вела к огневой — идеально круглой яме диаметром в два метра, от которой отходили в тыл крытые бревнами блиндажи для боеприпасов и расчета. Гаг посмотрел на часы. Позиция была полностью отрыта за два часа десять минут. И какая позиция! Такой могла гордиться Его высочества Инженерная академия…

— Молодец, — сказал Гаг негромко.

— Слуга Его высочества, господин капрал! — гаркнул робот.

— Чего нам теперь еще не хватает?

— Банки бодрящего и соленой рыбки, господин капрал!»

Земляне спасли Гага из пекла настоящей бойни. Пока он жил у Корнея, война на Гиганде пошла на спад. Но она еще не закончена. Она лишь приостановлена.

«Ты плохо себе представляешь, что там у вас сейчас делается, — пытается втолковать Бойцовому Коту Корней. — Там такие отморозки, как ты, сколотили банды. За ними охотятся, как за бешеными псами!» И качает головой: нельзя тебе, Гаг, на Гиганду. Ты там непременно примкнешь к бандитам. И дело, между прочим, не только в тебе, парень. Дело еще в тех многих несчастных людях, которых ты успеешь убить и замучить…

Гаг понемногу поддается педагогическим усилиям Корнея. Попав в конечном итоге на Гиганду, он не торопится вступить в один из военных отрядов, ведущих партизанскую войну. Кажется, он готов включиться в большую созидательную работу по вытаскиванию страны из кризиса. Узнав иную жизнь, «парень из преисподней» становится мягче. Любовь к родине побеждает инстинкты профессионала. Среди читателей, правда, с момента выхода повести идут споры: насколько правдоподобна метаморфоза, совершающаяся с Гагом? Кто-то считал, что она психологически достоверна, а кто-то утверждал, что мир, увиденный Гагом, был слишком странным и неестественным, вряд ли душа Бойцового Кота могла поплыть там, как свечка от жара…

Когда грянул 1991-й и ситуация, в которую попал Гаг, стала очень и очень близка многим жителям исчезнувшего СССР, повесть заиграла по-новому. Но, наверное, не так, как хотели бы сами авторы: в споре Гага и Корнея огромное количество имперски настроенных людей встали на сторону Бойцового Кота. Он — ближе, роднее. И, главное, — понятнее. Этот поворот, надо подчеркнуть, самим Стругацким вряд ли понравился бы. Но… во всяком случае они его предугадали.

9

В марте 1973 года Стругацкий-младший возглавил литературный семинар, действующий в Санкт-Петербурге по сей день. «Семинар этот затеял Евгений Павлович Брандис, один из авторитетов секции научно-фантастической и научно-художественной литературы при Ленинградском отделении Союза писателей РСФСР, — вспоминал Б. Н. Стругацкий (письмо от 8. Х.2010). — Первым руководителем стал в 1972 году всеобщий наш любимец Илья Иосифович Варшавский, и работал он в этом качестве до тех пор, пока смертельно не заболел, где-то год с небольшим. Брандис предложил мне его сменить, и я согласился, потому что мне нравилось тогда возиться с молодыми и казалось, что от этой затеи может быть какой-то прок.

Конечно, я и тогда понимал, вслед за О. Бендером, что если блондин в четвертом ряду играет хорошо, а брюнет во втором — хуже, то этого факта не отменит никакая дебютная идея. Но мне казалось тогда (да и сегодня кажется), что брюнета можно-таки научить отличать плохое от хорошего, хотя писать хорошо научить его решительно нельзя (если бог не дал ему соответствующего таланта). Этим мы все и занимались, и это было интересно. Не знаю, было ли это (кому-нибудь) полезно, но интересно было многим».

В апреле 1974-го Стругацкий-старший едет (уже в третий раз) в Душанбе для работы над сценарием фильма «Семейные дела Гаюровых». Каково название, такова и судьба. Картина эта вышла на экраны в 1975 году, но событием не стала.

Зато за сценарии платили. И неплохо. Борис Натанович (11.II.2011): «…в конце концов, не так уж много времени всё это занимало и совсем не много души. Думаю, что о каких-то „потерях“ из-за сценариев говорить не стоит. Когда приходило время и решительно нас „требовал к священной жертве Аполлон“, мы посылали к чертям все сценарии на свете и брались за настоящее дело».

К тому же в серии «Библиотека всемирной литературы» вышел толстенный том рассказов и повестей Акутагавы — с переводами Аркадия Стругацкого и его предисловием.

Жить вроде бы можно…

Удар обрушивается с неожиданной стороны.

Гомеостатическое Мироздание (о котором Стругацкие уже задумывались) не желало отменять давление на писателей. Весной в Ленинграде арестован близкий друг Стругацкого-младшего историк Михаил Хейфец.