Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы - Георгий Андреевский

Но вернемся в довоенное время, к поэтической самодеятельности. В двадцатые годы работать в поэзию шли с производства, как в милицию по набору. Журнал «Огонек» печатал энтузиастов. Поэт Колычев любил писать о стройках:

Подымаю умное бревно,Пробую легонько и не падаю.Знаю, что податливо оноИ нести его легко, как радугу.Будет дом, просторный и большой!С окнами, чуланами и спальнями.Только б в нем жилося хорошо,Чтоб сияла в нем заря зеркальная.

Всем своим чадом, скрежетом и вредоносностью вошел производственный процесс в творчество Ивана Устинова. В его стихотворении «ГЭТ», посвященном введению в строй в 1929 году завода электрических трансформаторов, есть такие бодрые строки:

Река бумаги золотом плыветИз лакировки по валам широким,И льется в чаны желтоватый мед,И липнет к горлу выгорклая окись.Беря пример с железных лошадей,Здесь все интернационально.И радостно куется новый деньНа пролетарской наковальне.

В конце двадцатых годов поэт-футурист Сергей Третьяков сравнил современную литературу с вокзалом, от которого поезда расходятся в различных направлениях. Сам Третьяков гремел кандалами железных рифм. Они прямо-таки разили противников:

А мы ему — брось,А мы ему — брысь.А мы его враз.Нацелив глаз,Мордой в грязь —Хрясь!

Впрочем, поэту был не чужд не только мордобой, но и любовная лирика:

Сердце — не цепь,Пускай погасает.Сердце — собака:Сорвется — искусает.

Укушенных сердцем называли влюбленными. Уколы от укусов не помогали, и поэты тянулись к водке или политике.

К стенке банкиров!Долой растяп!Рабочий мира,«Даешь Октябрь!» —

призывал поэт Третьяков, а упомянутый выше Колычев писал о Ленине:

И Москва — словно песня!..ПростораВек не знал этот город нелепый,В этой склоке усов и бородПроходил он в потертой кепке.Ведь починкой России болея,Я, не гордый его подручный,Вечно отперта дверь мавзолея:Мы и с трупом его неразлучны!

Счастлив был тот, чьи поэтические порывы совпали со временем, кто искренне мог воспевать романтику буден и твердую поступь социализма. Они печатались в газетах и журналах, выступали на митингах, встречались с пионерами, дарили хорошеньким журналисткам свои интервью. Некоторые строчки их стихотворений были особенно пронзительными и въедались в душу. Вспомните хотя бы строки Багрицкого: «Нас водила молодость в сабельный поход. / Нас бросала молодость на кронштадтский лед. / Боевые лошади уносили нас. / На широкой площади убивали нас, / но в крови горячечной…» и т. д. или слова Павла Когана о том, «…что мальчики иных веков, быть может, будут плакать ночью о времени большевиков…».

Ну а те, кто восторга по поводу современности не разделял, кто злобствовал или просто считал свою поэзию личным делом, кто не печатался, а сочиненное рвал, выбрасывал или хранил как память о своих творческих порывах? Что с ними? У каждого своя судьба. Вообще, «теневая» поэзия России огромна. Сколько можно было бы найти в ней прекрасных и интересных произведений, если бы все написанное «для себя» сохранилось!

Часть этого богатства уцелела благодаря работникам НКВД, которые изымали стихи, как и прозу, и письма, и дневники при обысках, и приобщали к делу в качестве вещественных доказательств. Вот одно из таких «преступных» стихотворений, написанных в 1939 году. Называется оно «Куда вы летите?». Поэт, обращаясь к птицам, летящим в теплые края, просит их рассказать людям о том,

Как нас обираютИ в тюрьмах гноят.Он просит:Вы спойте им песнюПро наших дегей,Как горько их детствоОт наших аластей.Как с ручкою крошкаВесь день, не часок,Стоит у окошкаИ просит кусок,По грязным столовкам,Пока не следят,Движением ловкимОхлебки едят,Мне больше не в силуНеволю терпетьИ легче в могилуХолодную лечь.

В другом стихотворении есть такие строки:

Кто кричал «вся власть Советам!»,Кто стрелял по юнкерам,Кто по Зимнему при этомПриказал бить крейсерам?Кто старался в ряд три годаКоммунистов защитить?Кто считал, что всем свобода —Лишь отнять да разделить?Значит, ты теперь не кайся,Кто виновник — понимай.Знай живи да улыбайся,Вечно руки поднимай.Кто сумел создать Советы,Тот колхознику сродни,Поищи его в себе ты,Что посеял, то и жни!

Другой поэт, еще в 1928 году, обращаясь к русскому народу, писал:

Так возьми ж ты всю власть в свои руки,Укажи человечеству путьИ избавь нас от страшной сей муки,Хоть немножечко дай отдохнуть.

Нередко самодеятельные поэты прибегали к переделке широко известных поэтических произведений на новый лад. Например, «Размышление у дверей исполкома» на мотив некрасовского «Размышления у парадного подъезда». В нем есть такие строчки:

Стонешь ты от нужды, размышляя,Где кусок тебе хлеба добыть,И привычная совесть тупаяТвой старается ум умертвить…

Как и Н. А. Некрасов, поэт обращался в нем к простому русскому человеку, бессильному перед равнодушным чиновником, на сей раз советским. Для придания особого веса сказанному люди прибегали к мелким литературным фальсификациям. В тридцатые-сороковые годы появились стихи, письма, интервью Сергея Есенина. От имени вымышленного Александра Бериенгофа (очевидно, перепутали с Анатолием Мариенгофом) неизвестным автором было написано письмо Есенину. В нем есть такие строки: «Помнишь, в двадцатом году мы ехали в поезде, а комиссары с руганью отбирали хлеб да картошку, вели борьбу с беззащитными мешочниками. Поезд тронулся с какой-то станции, а ты смотрел с грустью в окно и вполголоса запел по-рязански частушки:

Комиссаров у нас много,То бандит, то хулиган,Лаять начали на Бога,За ремнем носить наган.За разор своих отцовОдним бы душу я потешил —Всех бы этих подлецовНа осинах перевешал».

Есенину приписывались и такие строки:

А если виноват народ страны,Убив царя, нарушив веру в Бога,Обрушатся все козни сатаны,А стало быть, туда ему дорога.

Есенину также приписывали пророческие высказывания о коллективизации, о войне с Германией и Японией и пр.

В сочиненном неизвестным автором письме Есенина Бухарину говорится: «Итог моей жизни — добровольная смерть. Со смертью России умрет и Есенин».

Видно, тяжело было на душе у людей. Они искали опору. Авторитет любимых поэтов помогал им выжить. Подавляющая масса самодеятельной поэзии, как и самодеятельных изобретений, была убога и примитивна, будь то гражданская лирика или антисоветские частушки, блатные песни или эротические стихи и поэмы. Переделывали и гимн страны, в то время это был «Интернационал». Уголовники пели:

Никто не даст нам избавленья,Ни туз, ни дама, ни валет,Добьемся мы освобожденья:Четыре сбоку — ваших нет

когда держишь нож, четыре пальца всегда оказываются сбоку.

В начале тридцатых годов появился «Интернационал» «политический». Вот его текст:

Терпи, проклятьем заклейменныйНарод, привыкший быть рабом,Молчит наш разум возмущенный,Бессильный справиться с умом,В одно мгновенье все разбито,И как исправить, вот вопрос,Мы у разбитого корытаТеперь сидим, повеся нос,Никто не создал нам несчастья:Ни черт, ни жид, ни кто другой,Добились мы советской властиСвоею собственной рукой.Чтоб нам покончить с этой властью,Чтоб на Руси не правил жид,Не надо думать задней частью,А тем, чем думать надлежит,Лишь сынам международнымСемьи пархатого жида ДаноРоссией править целой,Самим же русским никогда,И если гром великий грянетИ сгинет комиссаров рать,Тогда нам сердце перестанетЛучи на карточки менять.

Припев.

Это есть наш последнийИ жестокий урок,Чтобы каждый из русскихПризадуматься мог.

В 1935 году до Москвы из Ленинграда дошло стихотворение, написанное, по мнению работников НКВД, Алексеем Васильевичем Репиным. Вот оно: