Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву - Лея Трахтман-Палхан

А что было делать? В России водка была всегда самым действенным стимулятором ускорения строительных работ, да и не только строительных.

Но даже водка не решала всех проблем. Не хватало стройматериалов и каких-то механизмов, часто вообще строителей перебрасывали в другое место, но все-таки стройка двигалась, и где-то через год все было готово. Вокруг здания посадили кусты и деревья, сделали большую детскую площадку с качелями и какими-то еще сооружениями, а всю территорию обнесли красивым литым забором.

Но когда прораб принес мне какой-то документ, где я должна была поставить свою подпись, означающую, что все выполнено в соответствии с проектом и претензий у меня нет, я заколебалась, так как хорошо понимала, что прораб уйдет, а недоделки останутся. Этот молодой еврейский мужчина долго меня уговаривал, а потом в сердцах сказал: «О, это настоящее еврейское упрямство». Протокол пришлось подписать, и мы начали переселяться.

В те годы было раздельное воспитание и обучение, то есть мальчики и девочки в детских садах и школах воспитывались и учились порознь.

Это вызывало определенные трудности, так как дети бегали из группы в группу, чтобы проведать товарищей по двору или дому. У девочек бывало немного спокойней, они реже дрались и были более послушными. Поэтому воспитательницы стремились работать в группах, где были девочки.

Когда началась кампания борьбы с космополитами, была создана масса комиссий, посещавших предприятия, школы, институты и другие учреждения и проводивших «чистку». Прибыла однажды такая комиссия и на наш завод. Понятно, что предметом «чистки» были только евреи. А так как все руководство завода (главный инженер, главный бухгалтер и главный механик, которым был Миша) состояло из евреев, то его целиком во главе с директором Пенсоном и уволили.

Мое увольнение пока отложили, так как комиссии объяснили, что без детского сада завод остановится.

Эта кампания оголтелой борьбы случилась еще тогда, когда я работала в старом здании детского сада. Как-то днем к нам пришел чиновник из Министерства просвещения выяснять, в чем мы нуждаемся и чем нам можно помочь. Я рассказала, что каждый раз испытываю большие трудности, когда получаю для детского сада по договору крупу или другие продукты. Нужно долго стоять в очереди на базе, самой грузить и искать возможность доставить продукты в сад. Мы поговорили еще о чем-то, и чиновник ушел.

Через какое-то время меня вызвал к себе директор завода и сказал, что получил из министерства какой-то странный отчет по поводу нашего детского сада и не может ничего понять. Меня обвиняли в каких-то грехах и проступках, о которых я не имела ни малейшего понятия.

Мне срочно приказали ехать в Министерство просвещения и объясниться там. Я пришла в отдел детских садов, показала начальнику этот отчет и пересказала наш разговор с представителем их министерства. Мой детский сад они хорошо знали, и никаких претензий у министерства ко мне никогда не было. Начальником отдела была очень приятная женщина, которую я хорошо знала. Она внимательно посмотрела подпись и тихо сказала, чтобы ее не услышали чиновники, сидящие за другими столами: «Я знаю того, кто написал отчет. Это очень плохой, жестокий человек, он понизил в должности всех своих подчиненных-евреев. Это мерзкий антисемит». Мне было странно и страшно слышать эти слова из уст русской женщины, в принципе моего начальника.

Завотдела вернула мне отчет со словами: «Я знаю, что это ложь, но, к большому своему сожалению, ничем не смогу тебе помочь. У меня двое детей и муж – инвалид войны, ты должна меня понять, я не могу пойти против него. Меня тоже раздавят». И я, оплеванная, вернулась домой с тяжелым предчувствием предстоящих неприятностей.

Вероятно, я все-таки родилась под счастливой звездой, и, к большой нашей с Мишей радости, никаких последствий этот отчет так и не имел.

Изик постоянно страдал от простудных заболеваний и сильно кашлял, особенно по ночам. Врач нашей поликлиники при очередном осмотре сказала мне, что сын нуждается в операции по удалению гланд, иначе ему грозят серьезные осложнения. Я согласилась, и врач дала мне направление в больницу.

В этой больнице проходили хирургическую практику студенты Московского мединститута, но я не знала об этом и согласилась на операцию Изика.

В тот же день Изику сделали операцию. Все время, пока шла операция, я сидела в коридоре. Наконец вышла врач, она была сильно взволнована и сказала, чтобы я купила мороженое и немного подождала. Прошло какое-то время, мороженое растаяло, я снова пошла в ближайший магазин и купила несколько порций, взяла у продавщицы пакет со льдом, положила туда мороженое и все это вставила в стеклянную банку. Прошло часа четыре, а врач все не появлялся. Я забеспокоилась и сама поднялась на второй этаж, где было операционное отделение. Меня туда, конечно, не пустили, но я начала громко просить сестру, чтобы она узнала, что случилось с моим сыном, и тут на шум появилась врач, которая вела за руку очень бледного и испуганного Изика.

Как потом выяснилось, наш участковый врач ошибочно назначил операцию, которая совершенно была не нужна. Перед операцией профессора, который вел студенческую практику, на месте почему-то не оказалось, и Изика осмотрела врач-ассистент. Осмотрела невнимательно, вероятно понадеявшись на заключение участкового врача, и назначила операцию. И нужно же было, чтобы такая череда несчастливых случайностей совпала в одну большую неприятность, если не сказать хуже. Оперировал Изика не очень способный студент. После операции у сына началось обильное кровотечение из горла, которое с трудом удалось остановить. Изик потерял много крови и несколько часов находился в обморочном состоянии. Потом, правда, появился профессор, и им вместе удалось привести Изика в более-менее приличный вид. Он полежал пару часов, и если бы я не подняла шум, вероятно, его держали бы до утра.

Мне отдали сына, который еле держался на ногах. Никто даже не извинился за такую халатность, да я, собственно, тогда, конечно, об этом даже не подумала.

В течение трех или четырех месяцев Изик был постоянно очень бледным. Я бегала по всем московским рынкам, чтобы добыть телячью печень, которая мало того что стоила очень дорого, так еще и редко появлялась на рынках. Все, что мы могли достать из продуктов, которые советовали врачи, мы давали Изику. И где-то через полгода к нему вернулся здоровый вид.

Уже когда Изику было пятнадцать лет, рядом с нами жил врач лор, которого я попросила посмотреть Изику горло. Он согласился, и сын пришел к нему на прием. Сосед внимательно осмотрел горло и сказал: «В горле я ничего не увидел, зато хорошо рассмотрел, что нос у тебя еврейский, и значит, мы с тобой оба иудеи». Мне он сказал, что у Изика все в порядке с горлом, просто у него немного искривлена носовая полость, которая и перекрывает ноздревое отверстие. Это типичное явление среди восточных народов, в том числе и среди евреев. Лет через пять нужно сделать операцию, и делать ее должна твердая опытная рука.