Москит. Конфронтация - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что такое? — заинтересовался я.
— Их команду по ротации в Особый восточный корпус перебросили. Не знаю, частично или в полном составе, но Льва точно отправили. Я его на днях встретил, когда он медкомиссию проходил.
— Их к разведуправлению приписали? — предположил я.
— А к кому ещё? Не к пехоте же!
Оркестр заиграл «Рио-Риту», кавалеры начали приглашать дам, и Василь кинул взгляд на настенные часы, а потом разлил по рюмкам остатки коньяка.
— Давай-ка, пожалуй, закругляться, — предложил он. — А то завтра Рашид Рашидович с потрохами сожрёт.
— А кто он вообще такой, кстати? — поинтересовался я.
— Из наших, но закончил столичную медицинскую академию. Шибко умный, говорят, хотя любит простачком прикинуться.
Мы выпили, и я выложил на стол всю свою наличность.
— Ты пока счёт закрой… — попросил, а сам поднялся и едва переборол головокружение и слабость в ногах. Окружающая действительность слегка размазалась, будто коньяк подействовал только сейчас, одномоментно. Пока сидел, и не замечал даже, что изрядно поднабрался.
Я двинулся в уборную и почти уже миновал полированную стойку бара, когда один из трёх отиравшихся там лётчиков, скривив губы, спросил:
— Долго ещё стол занимать будете?
Настроение у меня было ни к чёрту, окончательно его не сумели выправить ни коньяк, ни разговор по душам с Василем, но всё же я сдержался и к чёртовой бабушке подпоручика посылать не стал, бросил на ходу:
— Столько сколько нужно, — и отправился дальше, сочтя разговор оконченным.
Но лётчику так не показалось.
— Хам! — объявил он во всеуслышание да ещё вцепился в плечо и рывком меня к себе развернул. — Изволь стоять смирно, когда с тобой боевой офицер разговаривает, быдло!
Меня серьёзно мотануло, сработали рефлексы. Резко качнулся назад, и сам удар наотмашь не попал в цель, по зато лицу прилетело зажатой в руке перчаткой.
— Ах ты, контра!
Левой я сграбастал лётчика за мундир, правой врезал ему в челюсть и повалил на стойку бара, а бросившегося на выручку сослуживца отпихнул тычком в грудь.
— Не лезь!
Мой обидчик попытался высвободиться, и я вновь саданул его кулаком, тогда на меня кинулись уже оба его приятеля. Кинулись они разом, но один оказался чуть проворней, вот он-то, вскрикнув, и повалился на пол с торчащей из бока рукоятью кортика.
Я аж протрезвел самую малость от неожиданности, но предпринять ничего не успел, разве что жертву свою отпустил.
— Убийца! — завопил последний из троицы летунов, который и пырнул своего случайно подставившегося под удар сослуживца кортиком. — Хватайте убийцу!
«Так ведь и выставит меня душегубом», — мелькнуло в голове, когда я расставил руки в стороны, демонстрируя пустые ладони.
И ещё подумалось, что дальше фронта не пошлют, но вот насчёт этого уверенности всё же не было. Как бы по законам военного времени за нападение на старшего по званию к стенке не поставили. Здесь не Новинск. Здесь мой статус оператора может даже навредить…
Глава 6
Разбудил металлический лязг засова. Мне бы волноваться и неопределённостью терзаться, но нет — продрых в камере на узких жёстких нарах до самого рассвета, и ни кошмары не мучили, ни похмелье и жажда. Отключился, будто снотворного принял. Ну а тут — проснулся.
Распахнулась дверь, в камеру шагнул Городец, и столь мрачной его скуластую физиономию я видел, пожалуй, лишь однажды: утром после похищения Платона. Но там-то не я его раздражение вызвал, а здесь…
— Переодевайся! — потребовал Георгий Иванович и с нажимом добавил: — Молча!
В коридоре маячили конвоиры, и даже так распоряжение прозвучало слишком уж резко, только это и немудрено: принёс-то мне Городец форму армейского подпоручика с шевронами ОНКОР и медальными лентами «За храбрость» и «За боевые заслуги».
Это как так? Я ж фельдфебель! Да если правда всплывёт, нам обоим не поздоровится!
Но приказ есть приказ, и я не сказал ни слова, переоделся и молча оправил китель. Ремня не выдали, двинулся вслед за Городцом с заложенными за спину руками. Сзади потопали конвоиры.
Привезли меня вчера из ресторана в комендатуру, сейчас же просто перевели из камеры предварительного заключения в актовый зал. И всё бы ничего, но в президиуме восседала особая тройка в составе подполковника и двух майоров.
Вот тут и проняло по-настоящему, вот тут ноги ватными и сделались.
Трибунал! Это трибунал! Уж сколько меня им пугали, и вот — сподобился!
Но растерянность не помешала приметить, как округлились от изумления глаза моего вчерашнего оппонента, сидевшего в компании сослуживцев по воздушному флоту: рыхлого поручика и подтянутого капитана с щегольскими усиками.
Эх, мало ему вчера врезал! Все зубы на месте, только скула фонарём светит.
Помимо представителей пострадавшей стороны, особой тройки, секретаря и стенографиста, в зале присутствовали выделенный мне армией защитник в чине штабс-капитана и обвинитель от комендатуры, коим оказался Георгий Иванович.
— Дело подпоручика Оскольского выделено в отдельное производство, — заявил секретарь. — Слушается дело подпоручика Линя!
Одутловатый поручик-летун вмиг оказался на ногах и потряс какими-то листами.
— Протестую! Обвиняемый заявил, что он фельдфебель! Это отражено в материалах дела!
Представлявший мои интересы штабс-капитан в ответ с презрительной ухмылкой бросил:
— Слова пьяного юнца — это аргумент. А заяви он, что произведён в полковники, вы бы ему честь отдавать стали?
— Протестую! — взвился поручик.
Председательствующий постучал молоточком и потребовал:
— К порядку, господа! Давайте не будем всё усложнять! Последняя реплика будет исключена из протокола.
Поручик тут же перешёл в наступление:
— Согласно приказу о привлечении студентов РИИФС в действующую армию учащимся первых трёх курсов присваивается звание младшего военного специалиста, что соответствует армейскому фельдфебелю!
Тут поднялся со своего места и мой защитник.
— Пункт второй раздела «Особые условия». В случае назначения на руководящие должности, начиная от командира взвода, студентам РИИФС временно присваивается звание кандидат-лейтенанта, что соответствует младшему военному советнику или же подпоручику. Прошу ознакомиться со справкой о назначении обвиняемого командиром взвода… — Он продемонстрировал какой-то листок председательствующему и продолжил: — Таким образом, речь не может идти об оскорблении старшего по званию словом. Пусть даже обвиняемый и сказал пострадавшему «не твоё собачье дело», что ещё не доказано, это лишь проявление невоспитанности и дурного тона. Данная реплика не может быть основанием для судебного преследования и оправданием для рукоприкладства. Случившееся следует расценивать как обоюдный конфликт со всеми вытекающими последствиями.
— Протестую! — выкрикнул представитель пострадавшего, но подполковника его мнение не заинтересовало,
