Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт Уигглин

— У меня пальцы маленькие; дайте я попробую, — произнес робкий голосок, и, обернувшись, они увидели Илайшу Симпсона — брюки натянуты поверх ночной рубашки, вьющиеся волосы взъерошены; он растерянно таращил все еще сонные глаза.

Дядюшка Кэш засмеялся и с добродушной иронией заметил:

— Это ты-то, который и гнать корову на пастбище боишься? Ну нет, сэр, я думаю, на такое дело у тебя мужества недостанет!

Тут Ромашка захрипела еще страшнее, чем раньше, и закатила глаза, словно испуская дух.

— Уж лучше я залезу ей в глотку, чем увижу, как она задохнется! — воскликнул мальчик в отчаянии.

— Тогда была не была! Попробуй, сынок! На этот раз мы привяжем ее за шею. Не спеши и постарайся справиться с делом как можно лучше.

Мужчины приоткрыли челюсти бедной Ромашки и вложили между ними деревянный брусок, привязали корову и держали ее, не давая двигаться. Женщины стояли рядом с фонарями в руках.

— Ну, сынок, закатай рукав и сунь руку как можно глубже! Вцепись своими пальчиками в этот зеленый пучок, что там торчит, — хоть он так мал, что его и пучком-то не назовешь, — поверни его немного и тяни изо всех сил. Ну и ну! Ручонка как соломинка!

Маленький Пророк закатал рукав. Рука у него действительно была тонкая, но он все лето водил Ромашку на пастбище, выносил все ее капризы, старался уберечь от последствий ее собственного упрямства, испытывая при этом чувство гордости будущего собственника (каким он себя считал) за ее великолепное молоко, — короче говоря, полюбил ее, а теперь ей грозила смерть от удушья. В таких обстоятельствах и рука-соломинка на многое способна, а в данном случае лишь тонкая рука могла справиться с делом.

Илайша дрожал от волнения, но рука его ловко и быстро вошла в страшные глубины коровьей пасти, дотянулась до крошечного пучка зеленых шипов и колючек; маленькие пальцы крепко вцепились в него, и за этим последовал решительный рывок, в который Маленький Пророк вложил всю свою силу. Сила эта, конечно, была сама по себе не так уж велика, но Илайша прибег к тому скрытому источнику силы, о местонахождении которого никто ничего не знает, но из которого в случае нужды черпает каждый из нас.

Кто бы мог ожидать от Маленького Пророка столь могучего рывка? Это был такой рывок, что, к своему крайнему изумлению, Илайша вдруг обнаружил, что лежит на спине на полу скотного двора, держа в руке что-то очень скользкое с — изрядного размера, но довольно измятым — клубнем турнепса на конце.

— Вот это здорово! — крикнул Моуз.

— Я бы запросто это сделал, будь у меня рука чуточку поменьше, — сказал Билл Питерс.

— Молодец, сынок! — воскликнул дядюшка Кэш, помогая Моузу отвязать Ромашку и вынуть деревянный брусок у нее изо рта.

— Молодец, Лайша, и, ей-богу, корова твоя; только не давай своему любезному папаше пить ее сливки!

Долгожданный воздух хлынул в легкие Ромашки и охладил ее пересохшее, ободранное горло. Она была почти совсем без сил, бедняжка, и склонила (довольно нежно для нее) голову на плечо Маленького Пророка, который радостно обхватил ее руками за шею и шепнул:

— Теперь ты по-настоящему моя корова, правда. Ромашка?

— Миссис Бакстер, дорогая, — сказала Ребекка, когда они вдвоем под сиянием полной луны возвращались в дом священника, — есть всякого рода трусы, правда? Но вам не кажется, что Илайша относится к самой лучшей их разновидности?

— Я, пожалуй, даже не знаю, что и думать о трусах, — неуверенно отозвалась пасторша. — Это уже третий случай за мою короткую жизнь, когда я встречаю труса, который оказывается героем в час настоящих испытаний. В то же время сами герои — или те, кого принимают за героев, — всегда заняты чем-то другим или находятся где-то в другом месте.

Рассказ восьмой

Новая страница Жизни Эбнера Симпсона

Прошла неделя с тех пор, как Ребекка разорвала узы, связывавшие ее с сельской школой, и стала полноправной ученицей Уэйрхемской учительской семинарии — цель, к которой она стремилась с того памятного дня, когда, направляясь в Риверборо и расположившись на верхнем сиденье дилижанса дяди Джерри Кобба, сообщила ему о том, что образованию предстоит «сделать из нее человека». Теперь она ездила туда и обратно, вместе с Эммой-Джейн и другими риверборскими мальчиками и девочками, утренним и вечерним поездами, ходившими между Уэйрхемом и Милликен-Миллзом.

Шесть дней прошли как во сне — сне, в котором она сидела в уголке классной комнаты, опустив глаза, краснела всякий раз, когда к ней обращались, запиналась, когда приходилось отвечать на какой-нибудь вопрос, и чувствовала, как сердце останавливается у нее в груди, когда ее подвергали какому-либо экзамену или опросу. Она привела в восторг преподавательскую комиссию, когда прочитала «с листа» незнакомый отрывок из «Короля Лира»,[79] но затем несколько обескуражила тем, что не смогла назвать столицу Соединенных Штатов. Она допускала, что, возможно, ее прежняя учительница, мисс Дирборн, упоминала о столице, но если и так, то она, Ребекка, не могла припомнить, что это за город.

В эти первые недели незнакомые люди, среди которых она оказалась, видели в ней лишь внешне интересную, робкую и простодушную деревенскую девочку, в которой никто, даже прозорливая Эмили Максвелл, не замечал ни тени оригинальности, так же как и разнообразных способностей и дарований. Ребекке уже исполнилось четырнадцать, но она была такой худенькой и хрупкой, а под влиянием незнакомой обстановки и столь робкой, что ее вполне можно было бы принять за двенадцатилетнюю, если бы не общий уровень ее школьной подготовки.

Выросшая в глуши, на отдаленной ферме, а затем перевезенная в маленькую деревушку к пожилым теткам, она все еще оставалась сущим ребенком во всем, кроме того, что касалось исполнительности и чувства ответственности, — тут она давно стала взрослой женщиной.

Во второй половине субботнего дня, когда уроки, заданные к понедельнику, были уже выучены, она вбежала в гостиную кирпичного дома и с пылающими щеками и смущенным выражением лица, какое бывало у нее всегда, когда она собиралась обратиться к тетке с какой-нибудь просьбой. На просьбы в кирпичном доме отвечали куда чаще отрицательно, чем положительно, — этим и объяснялась некоторая неуверенность в поведении Ребекки.

— Тетя Миранда, — начала она, — разносчик рыбы говорит, что Клара-Белла Симпсон очень хочет меня видеть, но миссис Фогг не может отпустить ее надолго, потому что — вы же знаете — малышу еще не стало лучше. Но Клара-Белла могла бы пройти милю по дороге в нашу сторону, а я милю в сторону дома миссис Фогг, и тогда мы встретились бы на полпути возле розового домика. Там мы бы отдохнули и поговорили час или около того, и обе успели бы домой к ужину. Кошку я накормила; у нее не было аппетита, так как сейчас еще только два часа, а она обедала в полдень, но она вернется к блюдцу, так что я могу быть спокойна. Если нужно, то я могла бы прямо сейчас спуститься в кладовую и принести печенье, пирог и пончики для ужина, прежде чем уйти из дома. Тетя Джейн не видит никаких препятствий, но мы все же решили, что лучше спросить разрешения у вас, чтобы не рисковать.

Миранда Сойер, терпеливо ожидавшая конца этой речи, опустила вязанье на колени и подняла глаза с полупокорным выражением, означавшим: «Да есть ли что небывалое в небесах, на земле или в водах подземных, чего бы этому ребенку не захотелось сделать? И удастся ли когда-нибудь приучить ее к простым и понятным обычаям Сойеров или до конца своих дней будет она на каждом шагу выдвигать эти странные и смелые предложения, приводящие на память ее безответственных предков по линии Рэндлов?»

— Тебе достаточно хорошо известно, Ребекка, что мне не нравится твоя дружба с детьми Эбнера Симпсона, — сказала она твердо. — Они неподходящее общество для того, в чьих жилах течет кровь Сойеров, пусть даже ее и немного. Право, не знаю, что из тебя выйдет! Похоже, что торговец рыбой — твой лучший друг, если не считать Эбайджу Флэга, с которым ты в последнее время без конца болтаешь. Мне кажется, что лучше бы тебе почитать какую-нибудь полезную книжку, чем тратить время на пустые разговоры с батраком судьи Бина!

— Он не собирается всю жизнь оставаться батраком, — объяснила Ребекка, — именно это мы с ним и обсуждаем. Мы говорим о том, кем ему стать, ведь у него нет ни отца, ни матери, которые могли бы давать ему советы. А Клара-Белла теперь, когда она живет у миссис Фогг, принадлежит к жителям нашего поселка. И она всегда была самой благовоспитанной из всех девочек — и в обычной, и в воскресной школе. Дети ничего не могут поделать с тем, какие у них отцы!

— Все говорят, что Эбнер Симпсон начал новую страницу своей жизни, а если это так, то следует всеми возможными способами поддержать и ободрить его семью, — добавила к словам племянницы мисс Джейн, входя в комнату с рабочей корзинкой в руке.