Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI - Дмитрий Быстролётов

Это был последний и самый тяжелый удар. Я плюнул себе в лицо. Сын Пирата и Сырочка — расчетливый трус! Он не похож на отца, который на мостике гибнувшего судна не подсчитывал, чья жизнь стоит дороже. Отец погиб потому, что он был героем, а его сын будет жить потому, что он оказался трусом. В банановой роще я со стоном упал лицом на траву.

Меня привел в себя тихий звон — король Бубу шевельнулся, и звякнула его цепь.

Образ Бубу мне сразу же показался очень привлекательным своей романтичной живописностью. Таинственная гилея… Пигмеи… Вождь, похожий на обезьяну… Для большей красочности был изобретен и титул. Он казался особенно нелепым и именно поэтому особо романтическим. Мне так долго его повторяли, пока все не уверовали, что где-то в дебрях экваториального леса действительно стоит дерево в семьдесят метров высоты, а на его вершине покачивается гнездо, в котором сидит король карликов, ловящий и живьем пожирающий мимо пролетающих птиц. Я живо представлял себя, без малейшей тени улыбки, учтиво и утонченно вежливо ведущим светский разговор с его величеством. Ах, какой фантастический балаган! Как можно было обыграть все детали этой бессмыслицы! И что же? Вот ходячая выставка европейского великолепия вошла в лес. Бесславно погибли все атрибуты нашего хваленого превосходства. Каждый физический удар неизменно оказывался тяжелым психическим Ударом по гордости и самолюбию, каждый пинок судьбы вызывал необходимость спуститься еще ниже на ступень по лестнице собственного величия. Из леса еле выполз покрытый болячками простой смертный, попробовавший вкус сырого мяса, хлебавший вонючую воду с крупными головастиками и жирными козявками и, хуже того, побывавший на должности собаки при негре. В тот день, когда в меня семь раз выстрелили, я забыл о человеке, посаженном на цепь. К двум ПОЦам прибавился третий, и все только потому, что он опять надел шлем и шорты, он опять стал не просто человеком, а той гнусной его разновидностью, которая называется белым господином, гуляющим в шлеме песочного цвета. Я забыл об узнике на цепи, который пытался перегрызть себе ногу. Забыл! И только потому, что Бубу оказался не мифом и королем, а живым измученным заложником…

В тропиках рассвет длится недолго. Только что была ночь, и затем быстро светлеет. Вы знаете, что уже через считанные минуты покажется солнце. В серой мгле я присел у обгорелого дерева.

Поворот ключа. Резкое движение, замок заброшен в кусты. Осторожное вокруг искусанной ноги снятие цепи. Все!

— Ты свободен, король Бубу! — говорю я пигмею. — Беги!

Но пленник так измучен, что не может сам подняться на ноги.

— Пустяки! — пылко говорю я ему. — Пустяки! Сейчас я отнесу тебя в гущу леса, нарву бананов, ты отлежишься и уползешь к своим. Но у меня к тебе есть просьба. Я показал рукой на путь солнца и потыкал пальцем в сторону запада. — Сегодня к вечеру, — ударил себя в грудь, — принеси мне, — жестами и гримасами я натягивал воображаемый лук, прищуривая левый глаз и спуская тетиву со звуком ф-ф-ф, — лук и стрелы, — опять удар в собственную грудь. — Буду стрелять двух белых с фактории, — жест в сторону дома. Я округлил рукой живот, надул щеки и прикрыл глаза. — Толстого и маленького с бородкой, — соответствующие движения. — Я их убью! Понял? Ф-ф-ф, по воздуху, в шею, вот сюда! Они умрут, — я закатил глаза и состроил рожу, которая должна была показать смерть. — Сдохнут! Понял? Нет? Я повторю еще раз и еще, пока ты не поймешь! Я должен получить оружие, они в следующую ночь погибнут! И начал объяснять снова.

Старик сидел совершенно неподвижно, только тусклые глаза исподлобья следили за движениями моих рук.

Не поймет! Я плохой актер, а он не особенно понятливый зритель…

— Ну что же ты, Бубу! Как не понять? Я, лук и стрелы, убиваю бородатого и толстого. Просто!

Он понял. Испуганные, тревожные глаза затравленного животного вдруг ожили и блеснули. Стали человеческими! Он сел. Поднял голову. Негромко каркнул:

— Оро!

Инстинктивно я тоже поднял голову. Уже рассвело, на фоне розового неба над нашими головами отчетливо была видна раскидистая крона дерева, каждая ветвь, каждый сук, каждый лист. И вдруг на толстой ветви показался человек. От ствола отделился маленький пигмей с луком и пучком стрел в руках. Минуту он смотрел на нас сверху, а потом легко скользнул вниз по лианам.

— Бубу свободен! — сказал я ему. — Забирай его в лес! Но твой лук и стрелы отдай мне. Я рассчитаюсь с белыми людьми там, на фактории!

Пигмей озадаченно смотрел на голого черного человека с пружиной и колесом на шее. Кто это? Негр? Белый? Я был не похож ни на того, ни на другого. Но Бубу сказал несколько односложных слов, потом более резко и грубо повторил их, и маленький человек, потоптавшись на месте, несмело протянул мне свое оружие.

— Ну, в лес! — сказал я улыбаясь.

Последнее, что я видел — прощальное приветствие освобожденного. Бубу лежал на спине у своего охранника или кормильца, повернул ко мне голову и поднял руку. Последнее, что он видел — ответный жест привета от перекрашенного в черный цвет белого человека, который крепко сжимал в руке пигмейское оружие.

«Черный цвет кожи и отсутствие европейской одежды — мое преимущество. Сейчас тщательно измажусь снова, повяжусь лианой и сделаю пояс из листьев на негритянский манер. Сирийцы издали примут меня за черного, вероятнее всего, за их удравшего слугу, который возвратился, но боится сразу явиться к хозяевам. Вряд ли они откроют стрельбу без предупреждения. К тому же с большого расстояния их выстрелы не будут особенно опасными, если и попадут, то только по слепому случаю», — рассуждал я, лежа в траве под бананами.

Дом передо мной стоял как на ладони. Через окна были видны комнаты, столы и стулья. Кто стоит на вахте? Это важно. Толстый или бородатый? От этого зависит не только стратегия, но и тактика моего нападения. Убью их ночью, утром сожгу факторию и присоединюсь к людям с 202-го. Скажу, что восставшие расправились с домом и его обитателями, а я был на охоте. В Леопольдвилле поговорю с губернатором и расскажу все как было.

Нарвал бананов, лег за бугорком и стал наблюдать. Прошло полчаса, час, два. Время идет. Гм… Я уже съел гору бананов. Что за черт! На веранде не показался ни один человек, даже не мелькнул в прорезах окон. Куда же они делись? Не может быть, чтобы оба спали. Одновременно? В ожидании нападения восставших? И моей мести? Гм…

Время шло, напряжение нарастало, и я уже не мог лежать. Но как подобраться к дому? Отсюда? Слишком открытое место. Если они сидят на полу, наблюдая в щель, то я буду подпущен к самой лестнице и расстрелян в упор. Обратно через большую поляну не перебежишь. Подходить со стороны дороги бесполезно, из леса рискованно — это было бы неразумно. Атака в лоб с одним луком против двух ружей? Я решился!