Да здравствует король! - Ирмата Арьяр

— Да здра…

— Рано радуетесь! — оборвал их Роберт, полыхнув очами. — Отречение вступит в силу за миг до полуночи. Пока еще я — ваш король. Молитесь, благородные фьерры, молитесь… А если кто надеется, что за эти оставшиеся минуты со мной что-либо случится… — он повернул голову к черному лоскуту окна, и в стеклах утративших цвет витражей отразились два огненных блика от его глаз, — то завещание мое давным-давно составлено, и по нему, само собой, мое королевство тотчас переходит кронпринцу Лэйрину. Чтобы никаких неожиданностей.

Тьма за окном опять хохотнула так, что даже у меня выступили мурашки на коже. Король поднялся, оглядел измученных людей. Язычки свечей в их руках внезапно расцвели и пожелтели золотистыми лилиями, как и то пламя, что крепко держало меня, не давая дернуться.

Невозмутимый, как всегда, телохранитель Зольтар доложил:

— Белые вейриэны просят аудиенции.

— Пусть войдут.

Но вошел один — незнакомый мне статный воин с белой прядью на виске и очень светлыми для вейриэна глазами.

— Высший белый мастер Таррэ, — представил его Зольтар, встав рядом с вошедшим, как и еще трое моих телохранителей. — Имена остальных высших мастеров вам известны, сир, в том числе мое.

Таррэ, полюбовавшись несколько мгновений моей огненной мантией и округлившимися от изумления глазами (мои скромные телохранители — высшие мастера? все, кроме Морена? шестеро, если посчитать и Рагара, из семерых высших? какая неслыханная честь! с чего бы? как же опасна для Белогорья дочь Темного владыки!), улыбнулся мне уголком рта, чуть склонил голову перед Робертом, чье тщательно скрытое удивление я тоже уловила, и объявил:

— Мы готовы, король равнин.

Роберт с облегчением вздохнул:

— Тогда приступаем. Лэйрин, твоя задача — отдохнуть и подготовиться к завтрашней коронации. Ступай.

Не могла я уйти. Там, за стенами охваченного огнями дворца, терпеливо стоял и ждал своего часа мой отец. Родной отец, которого лишили его ребенка, мешали всеми способами его найти и обнять, воспитать под заботливым отеческим крылом. И даже сейчас его зов не долетает до единокровного чада, запечатанного жгучим пламенем, лишь тоска просачивается — беспросветная, мучительная, темная, как омут в безлунную полночь. В близкую, совсем близкую полночь.

— Ваше величество, — у меня прорезался наконец голос. — Дозвольте мне остаться.

— Нет! — вспышкой ярости Роберт выжег и мою (мою ли?) внезапную и невыносимую тоску, и злые (мои ли?) раздражение и обиду. Сказал властно: — И не забывай, что по нашим законам до твоего совершеннолетия опекунство остается на мне.

Так и знала, что с этим отречением не все чисто. Но я уперлась, сверля короля не менее яростным взглядом. И одновременно понимая, что он прав, прав, прав. Но в демонову глотку его правоту! Это моя кровь. И я хочу жить вся, целиком, какая есть, а не на одну половину, светлую или темную.

— Позволит ли нам король забрать одного юного горца, случайно переступившего дозволенные ему пределы? — вмешался Таррэ в нашу борьбу.

Дигеро! — споткнулось сердце.

— Пожалуй, — кивнул Роберт. — Лэйрин, придется тебе освободить нашего пленника. И поторопись.

В этот момент в окно зала, находившегося на третьем этаже, что-то премерзко скребнуло, словно железным когтем по сердцу.

И в тот же миг меня туго, с головой, спеленало яро взревевшее пламя и вышвырнуло вон.

17

Вот она — уютная, как палантин из овечьей шерсти и с тем же домашним запахом — печать шестой башни. Раздвинулись огненные складки, я выкатилась на дощатый пол, следом — долговязый Зольтар. Воин мгновенно встал на ноги и ухватил меня за локти, не дав нырнуть обратно.

— Не двигайтесь, ваше высочество. Дигеро, прочь!

— Как ты смеешь! — я вырвалась, ударив его огненным кулаком, нырнула в камин, но… уйти не получилось. Из огня поднялась, зарычала рыжая гончая и клацнула зубами.

Башня впустила, но не выпустила! Дьявол!

— Вам не уйти, ваше высочество. Ваш дар еще ограничен, как и у Дигеро. Вы должны быть в безопасности, пока Азархарт не уйдет, — Зольтар зажал ладонью обожженную щеку, чуть поморщился, и мне стало стыдно и горько: совсем у меня разум помутился. А вейриэн встал стражем у камина, всем видом показывая, что умрет, но не пропустит. — Это решение высших мастеров и короля.

Получалось, что Роберт в очередной раз обманул. И Дигеро… Я оглянулась. Растрепанный и осунувшийся, мой бывший друг с трудом, потирая плечо, поднимался с пола у самой стены. На лбу набухала кровью свежая ссадина. Видимо, вейриэн отшвырнул его, как муху.

— Так вы с королем разыграли меня, сэр рыцарь?

Диго промолчал, бросив непонимающий взгляд из-под насупленных бровей.

— Ты действительно пробрался сюда тайком по приказу Совета кланов, Дигеро, или это план короля, чтобы в последний момент заманить меня сюда под предлогом твоего спасения? Впрочем, уже неважно, — я отвернулась. — Подвинься, Зольтар.

Вейриэн недоверчиво оглядел меня, подвинулся, подпустив ближе к горстке тлеющих углей, но предупреждающе положил мне руку на плечо. Я стерпела такую непочтительность. Ясно же — живой меня не выпустят к Азархарту. Да и мертвой тоже.

Едва я протянула руку, рыжая псина подняла голову из огня и оскалила клыки.

— Дай хотя бы увидеть, ты обещал, — попросила я, усаживаясь на пол. Глаза щипало от злых слез.

Гончая вылезла, отряхнулась, рассыпав искры, и, встав лапами на мои колени, лизнула лицо влажным шершавым языком.

«Смотри, Лэйрин, — прошелестело в сердце. — Но не плачь. Это обессиливает, помнишь? И не верь всему, что услышишь. Лучше дай мне немного любви, если сможешь. Если перестала презирать меня и ненавидеть, как в детстве. Совсем чуть-чуть любви. Хотя бы искру».

В первый миг голова закружилась до тошноты: я увидела Роберта из множества точек сразу, как будто стала стоглазой.

«Осторожней. Сосредоточь фокус зрения на каком-нибудь факеле, потом выбирай следующий», — долетел совет.

Сидя перед камином и вперившись в пламя, я увидела сквозь него еще одно мерцающее пятно огня. Сосредоточилась. В следующий миг я словно перенеслась в эти пляшущие блики, став одним из них, как маленькая саламандра. И увидела весь зал.

Король поднимался на возвышение пустого тронного зала, тонувшего во тьме с едва тлеющими искрами факелов. Пустота ощущалась так, как будто поблизости не билось ни одно горячее сердце, кроме сердца короля.

Но в зале он был не один.

Ощущалось еще чье-то присутствие — большого, властного и тянущего к себе, как магнит — железную пылинку.