Молодой Сталин - Саймон Монтефиоре

“Василий” (новый псевдоним Сталина) ей поначалу не понравился. “Он показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. <…> С трудом я настояла, чтоб он спал с большой комнате и с бóльшими удобствами. Уходя на работу, я каждый раз просила его обедать с детьми, оставляла соответствующие указания работнице[146]. Примерно с неделю он жил с нами. Я как связист ПК выполняла и его поручения…” Сталин сделал ее своей секретаршей перед выборами в Думу. Словатинская была женщиной вполне раскрепощенной, в духе ранних феминисток. Он завел роман с “милой, дорогой Татьяной” – об этом было “известно” советским вождям.

Иногда Сталин приходил к Аллилуевым. Анне Аллилуевой та зима в Северной Венеции запомнилась “снежными сугробами, морозами, ледяной санной дорожкой”. “Выехали на улицы украшенные лентами, звенящие колокольчиками и бубенцами низкие финские саночки. <…> Коренастые лошадки… несли по укатанной дорожке смеющихся седоков”. Анна и ее младшая сестра Надя прилипли к окнам – они мечтали покататься на санях. И тут появился Сосо: “А ну, кто хочет прокатиться на вейке? Живо одевайтесь, поедем сейчас же!” Девочки пришли в восторг. “Мы все вскочили с радостными восклицаниями, – рассказывает Анна. – <…> Нам предлагают прокатиться… И кто приглашает – Коба, Coco!” – тот, чьи статьи они с интересом читали. Теперь девочки узнали его получше: “Обычно молчаливый и сдержанный, он часто по-молодому смеется и шутит, рассказывает забавные истории. Он любит подмечать смешные черточки у людей и передает их так, что, слушая, люди хохочут”. Но в этот раз он спешил.

“Все, все одевайтесь!.. Все поедем”, – Сосо торопил Надю, Федю и работницу Феню надевать шубы.

На улице Сосо подозвал кучера: “Прокатишь!”

Сталин был в хорошем настроении. “Каждое слово вызывает смех. Сосо хохочет с нами… <…> Санки скользят по Сампсониевскому проспекту, проезжают мимо станции, откуда паровичок везет пассажиров…” Вдруг Сосо спрыгнул с саней, вспомнив о конспирации: “Стоп! Я здесь сойду. А вы езжайте обратно”. И большевик-Макавити скрылся на платформе. В самом ли деле он хотел порадовать детей – или устроил все это, чтобы отвязаться от шпика?

Сосо вновь исчез. Полиция потеряла его след, но угадала, что вскоре он должен появиться на Кавказе1.

16 марта 1912 года двойной агент Фикус доложил, что Сталин вернулся в Тифлис, где остановился у учительницы пения, преподававшей в школе Общества учительниц. Заведовала школой строгая Елена Стасова[147]. Хозяйке было велено “не спрашивать имени гостя”, но Сталин, который, вероятно, скучал по дому, пел с ней грузинские песни.

Сосо встретился со своим другом – ловеласом и членом ЦК Спандаряном – и со Стасовой. Он навестил сына Якова, которого Сванидзе растили как своего вместе с другими детьми. Чета Монаселидзе была поражена бесчувственностью Сталина. Как писала Сашико, ее племянник, которого мать оставила сиротой, фактически рос и без отца. Сосо не задержался в Тифлисе надолго – он отправился в Батум, а затем в Баку2.

Там опять шла охота на предателей: меньшевики расследовали деятельность Спандаряна, пытаясь доказать, что он либо подделал партийную печать, либо был завербован охранкой. Сталин защищал своего друга. Меньшевики не разрешили Сталину посетить допрос, но согласились послать к нему своего представителя. Представителем оказался меньшевик Борис Николаевский. Много лет спустя в солнечной Калифорнии он будет писать хроники подполья. Николаевский решил спросить совета – в бакинском кафе он встретился с большевиком Авелем Енукидзе, любящим крестным отцом Нади Аллилуевой, другом Сванидзе и знакомым Сталина, скептически настроенным по отношению к нему. Пройдет время, и Сталин его уничтожит.

– Вам знакомо имя Коба? – спросил Енукидзе Николаевского.

– Нет, – ответил Николаевский.

– Коба, – объяснил Енукидзе, – это опасный человек, способный на все!

Енукидзе сказал, что грузины отличаются от русских:

– Мы – люди мстительные.

Николаевский засмеялся и произнес, изображая кавказский акцент:

– Что же, он мэня нэмножко порэжет кынжалом?

– Не смейтесь, – серьезно ответил Енукидзе. – Если ему будет нужно, он перережет вам горло. Здесь вам не Великороссия, здесь старая Азия. Не забудьте это имя и будьте очень осторожны.

За такие откровения о своем “опасном” товарище Енукидзе дорого заплатит…

“Когда я пришел, он ждал меня, сидя в тени, чтобы ему было меня хорошо видно”, – вспоминает встречу со Сталиным осторожный Николаевский. Вероятно, вопрос со Спандаряном они прояснили, но, находясь в Баку, Сталин приказал своим маузеристам убить бывшего матроса с броненосца “Потемкин”. Он обвинил матроса в сотрудничестве с охранкой. “Его застрелили и бросили умирать, – пишет Николаевский. – Но он пришел в себя и потребовал реабилитации”.

Меньшевики поручили Николаевскому, который “очень заинтересовался старыми делами Кобы”, провести расследование. Но Николаевского арестовали, а Сталин опять скрылся3.

“Необходимо немедленно отправить в Питер Ивановича [Сталина]”, – написала Крупская Серго в Киев. Сталину и Серго, двоим амбициозным грузинам, которые впоследствии будут властителями СССР, нравился новый высокий статус членов ЦК. Стасова с недовольством отмечала, что Серго и Иванович раздают указания, но ничего не говорят о том, что происходит вокруг. Через несколько дней был арестован Спандарян.

Сталин поспешил на север. На вокзале Ростова-на-Дону, в буфете, он коротко переговорил с гражданской женой Спандаряна Верой Швейцер, после чего прибыл в Москву к Серго[148]. Там они встретились с Малиновским. Малиновский их и выдал. Уезжая из Москвы, грузины заметили за собой “хвост”. Агенты охранки видели, как они садятся в поезд, но, уже когда состав тронулся, Сталин выпрыгнул из вагона. Петербургская охранка только через шесть дней поняла, что Сосо в столице нет.

Тайная полиция, пользуясь наводками Малиновского и других двойных агентов, решила разделаться с ЦК. 14 апреля арестовали Серго, но мастер конспирации Сосо сумел еще какое-то время водить за нос шпиков и тайком приехал в столицу.

Тем временем революция вдруг получила кровавый стимул. 4 апреля войска расстреляли рабочих с золотых приисков на берегах реки Лены. Погибло 150 человек. Сталин торжествовал на страницах “Звезды”: “Ленские выстрелы разбили лед молчания, и – тронулась река народного движения. Тронулась!..” По всей империи прокатились забастовки. На вопросы депутатов Думы министр внутренних дел Макаров не смущаясь ответил: “Так было, так будет!”