Игра в людей - Василий Кнежин

Ларион, мы настроили между собой защиты, призванные обезопасить каждого из нас, но зачем мы это сделали? Все силы ушли на возведение этих защит, для другого сил не осталось! Чего мы на самом деле боялись — потерять друг друга? Нет. — Лена рассмеялась настолько пронзительно и чувственно, что во мне что-то колыхнулось. — Мы боялись любить друг друга, Ларион. Я говорю в прошедшем времени, потому что я больше ничего не боюсь. Я люблю тебя. Когда я поняла это, для меня открылся новый мир, я вдохнула его воздух. Пусть наша любовь невозможна, но я останусь в нем, потому что только так чувствуешь настоящий вкус сахара вместо приторной сладости имитанта.

Лена привстала, развернулась ко мне торсом и села на колени. Она так крепко вцепилась в меня пальцами, что я ощутил исходящее от ее груди тепло. Лена затрясла меня с несвойственной таким тонким рукам силой.

— Открой глаза, черт возьми! Ты не мог быть со мной, потому что боялся ранить меня исполнением своей миссии, а я всегда боялась тебя понять и насаждала нравоучениями. Какие мы глупцы.

Пропасть, в которую я падаю, с появлением Лены морозит с утроенной силой. Я допил вино и с яростью откинул бутылку подальше. До кустов она не долетела, грохнулась о землю и осталась блестеть в траве. Я закрыл лицо руками и зарыдал, мне стало невыносимо обидно за Лену, которая останется здесь и продолжит жить. Все, чем можно заниматься в этом мире, изведано, не тобой, так кем-нибудь еще. В чем смысл раз за разом повторять одни и те же действия? Тем более что игрок из меня действительно хреновый. Я сказал:

— Все было напрасно.

Лена потрясла меня за плечи, словно это могло чем-то помочь.

— Ларион, почему ты считаешь, что твои действия были напрасны? То, что случилось, было необходимо как воздух. Просто настал другой момент, где это уже не важно, сбрось это как зимнее пальто на подходе к весне.

Я поднял на Лену глаза, но изображение размыто и плывет. Я нетерпеливо смахнул слезы и спросил:

— А где доказательство тому, что так было надо?

— Ты все еще жив! — Сказала Лена с очевидной для себя ясностью. — Младенец рождается голый, слабый и беспомощный, и он готов идти по этому миру. У тебя перед младенцем такие преимущества, ты столько умеешь, так посмотри внутрь себя и скажи, что готов!

Знала бы она, что внутри себя я, раскалываясь на части об гранитные пики встречного верта, падаю… Чувствуя, что скоро конец, я поинтересовался:

— Расскажи мне, как ты проснулась?

Ярослав прокричал из машины:

— Через пять минут трогаемся.

Я посмотрел в ее глаза и для меня блеснул лучик надежды. Может это и есть тот мизерный шанс, за который стоит хвататься? Я заторопил Лену:

— Скорее, Лена, вытащи меня. — Я серьезно испугался, может свершиться невозвратное. Темнота отчаяния как болото втянула меня дальше точки невозврата. — Иначе я прилечу и, не в силах шевельнуть рукой умру в зале американского аэропорта. Мое прошлое умерло, вот. — Я вялыми движениями достал из рюкзака флешку Асты, нож Кедра. Двигаться тяжело, но я ухитрился положить флешку и пронзить ее ножом. Я взмолился, глядя на осколки моей жизни: — Подскажи мне!

Лена развела руками. На лице очертилась мука, она вспоминает, как это было, но нет таких слов, чтобы высказать.

— Ларион, потерпи немного, я скоро отправлюсь за тобой в Америку, обдумаю и там уже приведу тебя в чувство. На новой земле ты начнешь новую книгу жизни!

Как сладко звучат ее слова, но знала бы она, что я лечу вниз головой. Сознание забывает, что ему надо делать, где оно находится. Скоро мой взгляд остекленеет, и ничто уже его не разбудит. По моей коже прошел могильный мороз. Я повалился на спину, руки раскинулись в стороны. Ярослав подбежал, схватил меня за лицо и стал трясти, но Лена отстранила его. Я хотел послушать, о чем они говорят, но сознание меркнет очень быстро. Где-то близко я почувствовал ее горячее дыхание. Громкий голос Лены что-то требует, пытается докричаться, но смысл слов потерялся в свисте ветра над головой. Я действительно падаю, голова идет кругом, а голос доносится из единственного белого пятна — из отверстия бездны над головой. Меня завертело, кажется, словно не я кручусь, а вокруг меня вертится отдаляющееся белое пятно. Но бездна не бесконечна, я глухо стукнулся о ее каменистое дно. Тело как ватное, удар должен был сломить все кости и смолоть в кашицу мозг. В панике я ощупал себя — жив. Надо мной склонились темные деревья, трутся друг о друга вершинами, совершенно заслонив пятно входа. Я закричал на деревья, чтоб они расступились, от моих слов задул сильный ветер и разогнал непослушные кроны в стороны. Вход исчез, в темной вышине безучастно висит луна.

Я попал в старый город. Голос Лены где-то рядом, он повел меня по этому городу. Дома стары и сыпятся на глазах, а деревья скрючены как холст безалаберного художника. Я поднялся и пошел по ночным теням окружающих меня домов и деревьев. Трава на лужайках перед домами пожухлая и готова принять покрывало падающей листвы. Дома смотрят на меня черными рамами, многих стекол нет, краска висит как лохмотья на грязной дворняге. Город возникает передо мной и растворяется в сумраке сразу за мной, далеко впереди ничего не видно, равно как и позади. Я иду уже продолжительное время, вслушиваясь в город, чувствуя кожей его покинутую атмосферу. Он родной мне, и в то же время я не помню, что это за улица, не помню уютный желтый свет горбатых фонарей. Слева от меня из сумрачного царства вынырнул дом. Он одноэтажный, внутри горит свет. Я перешагиваю упавшую ветку и направляюсь к дому. Чувствуется, что внутри есть жизнь: крыльцо чистое, краска гладкая, а на окнах с внутренней стороны опрятные занавески. Мои ноги переступают через ступеньки крыльца. Я на пороге, передо мной дверь. Сердце колотится. Несколько секунд я решаюсь. Толкаю дверь от себя. Она беззвучно открывается, я вхожу в дом и осматриваюсь. Приходит осознание того, что я один в доме. Я закрыл дверь.

Гостиная ничем не примечательна, единственное ее достоинство это лестница впереди. Она широкая и хорошо освещена боковыми настенными светильниками, но чем дальше, тем лестница становится темнее и уже, ее вершина теряется в совершенной черноте. Голос Лены говорит идти вверх. Чем выше я поднимаюсь, тем становится темнее, тем сильнее меня одолевают сомнения. Я поднимаюсь, и каждый следующий шаг дается труднее двух предыдущих. Стены сжимаются и грозят раздавить высокими темными массами. Под вершину лестницы я уперся в них плечами, но поднимаю тяжелые ноги на новую ступень. Я дошел до конца, передо мной в человеческий рост стоит зеркало. Сделано с нарочитой простотой, рамка вплавлена в стены и спустившийся сюда потолок. Я оглядываюсь назад, и вижу вдалеке узкую полосу света. Остается только шагать вперед, шагать в это зеркало. Я вспомнил, зачем сюда иду и ужаснулся, вдруг вылезет мне навстречу тот урод, которого я удавил. Но в зеркале нет отражения, чтобы разглядеть мое испуганное лицо. Там ничего нет. Это зеркало — конец моего мира.