Удар шпаги - Эндрю Бальфур

Что же касается черепа и остальных сокровищ, то мы не видели ни того ни других, хотя дон Педро Базан не раз приглашал нас к себе и охотно беседовал на различные темы. Он свободно владел английским языком и проявлял недюжинные познания во многих вопросах, но особенно его интересовала Англия, ее города и крепости, ее порты и корабельные верфи и множество других вещей; однако он так хитро и ловко строил беседу, что казалось, будто это он делится сведениями с сэром Джаспером, а не выспрашивает их у него. Тем не менее даже сейчас, восстанавливая в памяти то, о чем наболтал ему сэр Джаспер, я едва могу удержаться от смеха — я, которому приличествует ныне задумываться о других, более высоких, материях, а меньше всего о делах давно прошедших дней. Но как бы там ни было, я улыбаюсь про себя, когда вспоминаю маленького рыцаря, пытающегося с ликом праведника и наивными глазами невинной девицы одурачить чопорного и самодовольного «дона», выдавая ему за святую истину самую откровенную ложь.

Черт побери! Порой мне с трудом удавалось сохранять невозмутимость: ведь даже я знал, что нет никаких двадцати крепостей вдоль побережья Ла-Манша, как нет и дюжины трехпалубных военных кораблей в каждом из крупных английских портов; однако дон Педро Базан всасывал в себя всю эту чепуху, как когда-то в детстве, несомненно, всасывал молоко кормилицы, хотя трудно было определить, что он при этом думал, поскольку его сонное, худое я морщинистое лицо оставалось абсолютно беспристрастным. Впоследствии мы узнали, что он собирал сведения для командования огромной флотилии, чье строительство к тому времени подходило к концу, той самой Великой армады, которая, по милости Провидения и благодаря стараниям Хоуарда и сэра Фрэнсиса, превратилась в обильную пищу для огня и беспомощную игрушку для ветра и волн, хоть я была, как вам, очевидно, известно, наречена «Непобедимой». Только на это и хватило папского благословения и торжественных молебнов со святой водой!

Толстяк Мигуэль был фактически капитаном барка, и мы редко видели его, если не считать случайных встреч на палубе, но и здесь старались держаться подальше от его фонтанирующего рта; что касается остальных членов команды, то черный Габриэль препятствовал всякому общению с ними, не отпуская нас от себя ни на шаг, точно комнатных собачек на поводу.

Некоторое время я подозревал, что Базан знает о Саймоне больше, чем делает вид, однако если на первых порах у него и были определенные сомнения, то спустя месяц они перестали его беспокоить, и он прекратил всякие попытки поймать нас врасплох. И в самом деле, что общего могло быть между нами и надменным испанцем, роль которого превосходно играл Саймон и который едва удостаивал нас пренебрежительно-холодным взглядом, проходя мимо по палубе и напевая себе под нос какую-нибудь бравурную мелодию? Я никак не мог объяснить себе причину подобной трансформации и терялся в мучительных догадках, в то время как сэр Джаспер продолжал лелеять надежду, что это не что иное, как хитрая уловка старого разведчика; однако по мере нашего приближения к берегам Старого Света эта надежда и у него постепенно угасала.

— Почему он не воспользовался помощью людей с «Фрэнсиса»? — допытывался я. — Как он попал на «Санта-Марию» и зачем выдал нас Педро Базану? Неужели в качестве оплаты за проезд до Европы? Нет, он, наверное, сошел с ума!

— Это ты сошел с ума, Джереми! — возмущался сэр Джаспер. — Как ты посмел заподозрить такое? Погоди немного, и все разъяснится само собой!

— Сколько же еще ждать? — не сдавался я. — Каждый час приближает нас к проклятой инквизиции. Если мы ничего не придумаем для нашего спасения, то скоро вновь увидим Железную Деву!

Подобные разговоры мы вели глубокой ночью, так как только в это время были избавлены от назойливого присутствия Габриэля, хотя негр спал под нашей дверью, точно сторожевой пес, и по нескольку раз в течение ночи заглядывал к нам, дабы убедиться, что мы никуда не исчезли. Я больше не мог без гнева и отвращения видеть его уродливое лицо со слепым бельмом вместо глаза и с безъязыким ртом, лицо. которое никогда не менялось, но постоянно следило за нами, зорко подмечая любое наше движение.

Команда «Санта-Марии» состояла из людей многих национальностей, и объяснялись они между собой на каком-то варварском наречии, совершенно нам не понятном. Среди них было два настоящих моряка из Генуи, находившихся под непосредственным началом Мигуэля, выполняя функции младших офицеров; остальные представляли собой весьма разношерстную компанию, в которой попадались всякие типы» однако я не заметил среди них ни одного благородного лица. Сперва они поглядывали на нас с любопытством, но вскоре вообще перестали замечать, с полным безразличием относясь и к нам, и ко всему, что их окружало: так, они проявили мало теплоты и сочувствия, когда один из них, молодой матрос, сорвался с реи и насмерть расшибся о палубу, а другой умер от какой-то внутренней болезни. Саймон с безразличным видом прохаживался среди них на фордеке, не заговаривая ни с кем, хотя они, насколько я мог заметить, испытывали какой-то благоговейный страх перед этим высоким худым человеком с черной повязкой на глазу.

И сегодня, спустя столько лет после описываемых событий, я все еще могу вызвать в своей памяти эту картину на борту «Санта-Марии»: тонкая дрожащая струйка дыма над крохотной трубой камбуза на полубаке, группа темнокожих матросов, болтающих на тарабарском языке или пытающихся подцепить пучок водорослей, лениво проплывающих мимо нашего борта, Саймон, расхаживающий взад и вперед по фордеку, напевая про себя мелодию какого-нибудь воинственного марша в то время, как я и сэр Джаспер с грустью и недоумением наблюдаем за ним с кормы, а наш черный «ангел-хранитель» в свою очередь наблюдает за нами. Я могу отчетливо представить себе дона Педро Базана и капитана Мигуэля, мирно беседующих между собой, — одного угрюмого и сонного, точно сова, а второго громко хохочущего над собственной грубой шуткой и брызгающего коричневой от табачного сока слюной на грязные доски палубы; хмурого генуэзца, стоящего за огромным колесом штурвала, внимательно следя за наполнением парусов и раскачиванием бушприта, соперничая невозмутимостью с деревянной фигурой на носу судна, настолько неподвижно возвышался он на корме «Санта-Марии», если ветер был попутный и все протекало нормально.

Когда я сижу сейчас здесь, в своем старом кресле, посасывая мою добрую трубку, мне кажется, будто все это происходило лишь вчера и только один день отделяет меня от того времени, когда я был пленником на борту испанского барка; но всякий раз, возвращаясь мысленно в те далекие дни, я вспоминаю одно ясное прохладное утро, когда неожиданно, словно гром с ясного неба, произошел резкий поворот событий, когда сталь зазвенела о сталь и алая кровь потекла в шпигаты под аккомпанемент проклятий и пистолетных выстрелов, — день, коренным образом изменивший многое, в том числе и курс «Санта-Марии».