Лучший из лучших - Смит Уилбур

Лобенгула и его свита уже были в пути – сегодня они ночевали в краале импи Интемба, всего в пяти милях отсюда, и прибудут завтра к полудню. Сомабула был в свите короля, а Бабиаан шел из своего крааля на востоке в сопровождении сотни телохранителей. Номуса и Хлопи вместе с дочерьми прибудут из миссии на реке Ками по особому приглашению Джубы.

Ганданг приготовил пятьдесят отборных быков из своих стад – на рассвете жених и его друзья начнут резать их и разделывать туши. В это время незамужние девушки отведут невесту к заводи на реке, вымоют, умастят жиром и намажут глиной, пока кожа не заблестит в лучах утреннего солнца. Потом невесту украсят цветами.

Снова завыла гиена – на этот раз гораздо ближе, прямо за оградой. И тут произошло нечто странное: в ответ на одинокий крик раздался целый хор, словно крааль Ганданга окружила огромная стая лохматых пятнистых зверюг, похожих на собак.

Базо изумленно подскочил: ничего себе! Похоже, там собралось не меньше сотни уродливых тварей. Он будто видел их перед собой: высокий загривок спускается к узкому заду, плоские змеиные головы пригнуты к земле, точно шея не в состоянии удержать тяжелые челюсти и желтые хищные клыки.

По крайней мере сотня! Базо почти чувствовал их дыхание: когда эти твари открывают пасти, способные перекусить берцовую кость буйвола, от них несет разложившейся падалью, испражнениями и прочей мерзостью. И все же не зловоние, а звук воя заставил кровь Базо застыть в жилах. По спине побежали мурашки.

Словно души всех мертвецов поднялись из могил, чтобы устроить шум за стеной крааля Ганданга. Гиены вопили и завывали, начиная с низкого стона и заканчивая высоким визгом.

Они орали, точно привидения убитых, которые вновь чувствуют, как сталь разрезает сердце, и жуткие вопли эхом отдавались в холмах у реки.

Гиены хохотали и хихикали почти человеческими голосами – безумным, безжалостным смехом. Взрывы дьявольского хохота смешивались с криками боли, потом к ним добавились оклики сторожей крааля, визг проснувшихся женщин в хижинах, голоса полусонных мужчин, бросившихся к оружию.

– Стой! – закричал Камуза, когда Базо подскочил к дверям, держа в руках щит и копье. – Не выходи в темноту, это колдовство! Там кричат не звери.

Его слова заставили Базо остановиться на пороге: он не боялся никакого врага из плоти и крови, но это…

Безумный хор достиг высшей точки и вдруг замолк. Наступившая тишина казалась еще более жуткой. Базо попятился от двери. С оружием в руках, его друзья расширенными от ужаса глазами смотрели на дверь, но ни один не двинулся по направлению к ней.

Проснулся весь крааль Ганданга – все молча ждали: женщины отползли в самый дальний угол, с головой укрывшись накидками; мужчины замерли в суеверном ужасе.

Молчание длилось столько, сколько требуется, чтобы пробежать вокруг ограды, а затем вновь раздался одинокий крик гиены – то же самое завывание, начинающееся с низкой ноты и переходящее в визг. Друзья Базо подняли головы, уставившись в отверстие на крыше, сквозь которое виднелось звездное небо: звук шел сверху, прямо из воздуха над краалем Ганданга.

– Колдовство! – дрожащим голосом сказал Камуза.

Базо удержал вопль ужаса, чуть не вырвавшийся из горла.

Когда визг гиены затих в ночи, остался один-единственный звук – крик перепуганной до смерти девушки:

– Базо! Помоги мне, Базо!

Только это и могло придать ему силы. Он стряхнул с себя парализующий страх, как собака стряхивает воду, выходя на берег.

– Не ходи! – завопил вслед Камуза. – Это не девушка, это ведьма!

Не слушая его, Базо сорвал задвижку с дверей.

Он сразу же увидел ее: Танасе бежала к нему с женской половины, из хижины Джубы, где невеста проводила последнюю ночь перед свадьбой.

Обнаженное тело девушки казалось призрачным, не плотнее лунной тени. Базо рванулся к ней, и они встретились перед главными воротами. Танасе изо всех сил прижалась к нему.

Больше никто не вышел из хижин: над пустынным краалем повисло испуганное молчание. Базо поднял щит, прикрывая себя и Танасе. Инстинктивно повернувшись к воротам, он увидел, что они открыты.

Базо попытался отойти к своей хижине, но Танасе окаменела в его объятиях, словно вросла в землю, а у него самого коленки подгибались от ужаса.

– Базо, – прошептала Танасе, – это они, они пришли за мной.

Костер возле ворот, который давно догорел до углей и пепла, вдруг снова ярко вспыхнул. Огонь с оглушительным ревом взвился выше человеческого роста – ограду и ворота осветили пляшущие языки желтого пламени. За открытыми воротами, на краю круга света, стоял сгорбленный старик с тонкими, как спички, конечностями, седыми волосами цвета солончаков Макарикари и пепельно-серой от старости кожей. Блеснув белками, его глаза закатились, слюна струйками потекла из беззубого рта на высохшую кожу грудной клетки, в которой можно было пересчитать все выпирающие наружу ребра.

– Танасе! – закричал он дрожащим визгливым голосом. – Танасе, дочь духов!

В свете костра взгляд Танасе поблек и стал безжизненным.

– Не слушай… – прохрипел Базо, но ее глаза покрыла голубоватая пелена, похожая на перепонку на глазах акулы или на катаракту тропической офтальмии. Девушка слепо повернула голову к призрачной фигуре за воротами.

– Танасе, твоя судьба ждет тебя!

Она с нечеловеческой силой рванулась из рук Базо, и он не смог удержать девушку.

Танасе пошла к воротам. Базо попытался последовать за ней, но обнаружил, что не в состоянии двинуться с места. Он бросил щит – тот с грохотом упал на землю, однако девушка не оглянулась. Легкая, как дымка над рекой, она шла скользящей походкой к сгорбленной фигуре у ворот.

– Танасе! – в отчаянии завопил Базо и упал на колени, тщетно пытаясь удержать невесту.

Старик протянул руку, Танасе дотронулась до нее, и костер потух так же внезапно, как вспыхнул. Темнота за воротами мгновенно стала непроницаемой.

– Танасе! – прошептал Базо.

Где-то далеко на берегу реки в последний раз завыла гиена.

Близнецы со всех ног влетели в церковь, нетерпеливо отталкивая друг друга, наперебой стараясь выпалить новость.

– Мама! Мама!

– Вики, я первая увидела! Я сама скажу!

Робин Кодрингтон подняла взгляд от распростертого на операционном столе чернокожего тела и нахмурилась:

– Леди не толкаются.

Не переставая подпрыгивать от нетерпения, близнецы изобразили на лицах скромность.

– Хорошо, Вики. Что случилось?

Они затараторили хором, и Робин снова остановила их:

– Я сказала «Вики»!

Виктория раздулась от важности.

– Кто-то идет к нам!

– Из Табас-Индунас? – спросила Робин.

– Нет, мама, с юга.

– Наверное, посланец короля.

– Нет, мама, это белый, и он на лошади.

В Робин мгновенно вспыхнул интерес. Она никогда бы не призналась даже самой себе, насколько ей наскучила изоляция. Белый путешественник означал новости, возможно, письма, припасы и, самое главное, книги. Ну а если гость не привезет с собой таких сокровищ, то все равно присутствие незнакомого человека развеет скуку и оживит беседу за ужином.

Робин почувствовала искушение оставить пациента на столе – ожог был пустяковым, – но сдержалась.

– Скажите папе, что я скоро приду, – велела она.

Близнецы бросились прочь, столкнулись в дверях, застряв на мгновение, но тут же выскочили, точно пробка из бутылки шампанского.

К тому времени, когда Робин закончила перевязку, отпустила пациента, вымыла руки и вышла на крыльцо церкви, незнакомец уже поднимался на холм. Клинтон вел в поводу большого сильного мула, на спине которого сидел маленький всадник – худенький парнишка, одетый в старую твидовую куртку и кепку. Близнецы приплясывали по обеим сторонам мула, Клинтон оглядывался через плечо, прислушиваясь к словам всадника.

– Мама, кто это? – крикнула через двор вышедшая из кухни Салина.

– Сейчас узнаем.

Клинтон подвел мула к крыльцу – голова всадника оказалась на одном уровне с головой Робин.