Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Гарольд Роббинс

Он кивнул Дэвиду и стал отсчитывать деньги в протянутую руку миссис Саперштейн. Дэвид сложил всю одежду в пальто и завязал рукава. Закинув узел на плечо, он стал спускаться по лестнице. Подойдя к фургону, закинул вещи и отвязал лошадь.

— Привет, Дэви.

Дэвид обернулся на голос. Перед ним стоял высокий парень и улыбался.

— Я целый день разыскиваю тебя.

— Мы были в Бруклине, — ответил Дэвид. — Отец подойдет через минуту.

— Тогда давай побыстрее о деле. Можешь заработать десять долларов, если сегодня ночью пригонишь фургон в одно место. Надо перевезти кой-какой груз.

— Но сегодня пятница.

— Именно поэтому. На улицах будет пусто, и никто не поинтересуется, чем мы занимаемся. А полицейские нас не тронут, когда увидят, что это зарегистрированный фургон старьевщика.

— Я постараюсь, — сказал Дэвид. — Во сколько?

В девять за гаражом Шоки. Идет твой старик, пока.

— С кем это ты разговаривал? — спросил отец.

— Так, один приятель.

— Изидор Шварц?

— Да, это Остроносый.

— Держись подальше от него, Дэвид, — строго сказал отец. — Он нам не нужен. Негодный бездельник, один из тех, кто крутится у гаража Шоки. Они воруют все, что попадается под руку.

Дэвид кивнул.

— Отведи лошадь в конюшню, я иду в синагогу. Передай маме, чтобы ужин был готов к семи.

Эстер Вулф надела платок и подошла к свечам. Она поднесла к ним спичку, и свечи загорелись желтым огоньком. Эстер аккуратно загасила спичку и положила ее в блюдце на столике. Когда свечи разгорелись, она начала молиться.

Прежде всего она помолилась за своего сына, своего любимого Додика, который появился в ее жизни тогда, когда они с мужем уже потеряли надежду иметь детей. Затем она помолилась Иегове, чтобы он послал ее мужу успехов в делах, ведь ее Хаим служил в синагоге во славу Господа.

Когда они впервые встретились на родине, он был студентом-талмудистом. Она помнила его молодым худощавым человеком с бледным лицом и первыми мягкими завитками темной бороды. Помнила его темные блестящие глаза, когда он сидел за столом в их доме, макая кусочки печенья в вино.

Когда они поженились, Хаим вошел в дело ее отца. Потом начались погромы и преследования евреев. Они выходили на улицу только под покровом ночи, торопливо, словно мелкая лесная живность, хоронящаяся от хищников. Или сидели в подвалах, за запертыми окнами й дверьми, как цыплята, пытающиеся спрятаться при приближении мясника.

Так продолжалось до той самой ночи, когда она уже больше не смогла терпеть такое положение. Эстер с громким криком вскочила на ноги с тюфяка, на котором они с мужем спали. В памяти ее сохранилось письмо, полученное от брата Бернарда, живущего в Америке.

— Неужели мы так и будем жить в норах, ожидая, пока придут казаки? — крикнула она. — Неужели мой муж хочет, чтобы я родила ребенка и пустила его в этот страшный мир? Даже Иегова не стал бы зачинать детей в подвале.

— Тише, — хрипло прошептал Хаим. — Не поминай имя Господа всуе. Молись, чтобы он не оставил нас.

Она тихо рассмеялась.

— Он уже оставил нас, он тоже бежит от казаков.

— Замолчи, женщина, — грубо оборвал ее Хаим.

Эстер посмотрела на другие тюфяки, лежащие на полу темного подвала. Она с трудом различила бледные, испуганные лица родителей. В этот момент послышался топот лошадиных копыт, по запертой двери начали стрелять.

Ее отец вскочил.

— Скорее, дети, — прошептал он, — здесь есть задняя дверь, вы проберетесь огородами, и они не заметят вас.

Хаим взял Эстер за руку и потянул к задней двери. Вдруг он остановился, поняв, что родители не идут за ними.

— Что же вы, — прошептал он, — быстрее, у нас нет времени.

Отец молча стоял в темноте, обняв жену за плечи.

— Мы не пойдем, — сказал он. — Будет лучше, если они найдут здесь кого-нибудь, а то станут искать в огородах.

Шум над их головами усилился, пули начали пробивать дверь. Хаим подошел к тестю.

— Тогда мы тоже останемся и встретим их, — спокойно сказал он, поднимая с пола тяжелую палку. — Они увидят, что евреи так легко не умирают.

— Идите, — тихо сказал отец. — Мы отдали тебе свою дочь, и, в первую очередь, ты должен позаботиться о ее безопасности, а не о нашей. Твоя храбрость просто глупа. Разве евреи за все эти тысячелетия смогли бы выжить, если бы не спасались бегством?

— Но... — запротестовал Хаим.

— Идите, — прошептал старик, — идите быстрее. Мы уже старые, мы прожили свою жизнь, а вы молоды и ваши дети должны получить свой шанс.

Через несколько месяцев они оказались в Америке. Но только почти через двадцать лет Господь наградил их ребенком...

И наконец, она помолилась за брата Бернарда, который имел свое дело в далеком месте, которое называлось Калифорния и где круглый год было лето. Она помолилась, чтобы у него все было в порядке и чтобы он не пострадал от индейцев. Ведь она видела это в фильмах, когда ходила в кинотеатр по пропуску, который Бернард прислал ей.

Закончив молитву, она вернулась в кухню. На плите кипел суп, и густой, осязаемый запах цыпленка висел в воздухе. Эстер взяла ложку, открыла крышку кастрюли и стала аккуратно собирать жир с поверхности бульона, сливая его в банку. Позже, когда жир застынет, его можно будет мазать на хлеб или добавлять в пищу. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и узнала знакомые шаги.

— Это ты, Додик?

— Да, мама.

Эстер отложила ложку и повернулась навстречу сыну. Ее сердце всегда наполнялось гордостью, когда она смотрела на него — высокого и стройного.

— Папа пошел в синагогу, — сказал Дэвид. — Он придет домой в семь.

Мать улыбнулась.

— Хорошо. Иди мой руки, ужин готов.

3

Когда Дэвид направил лошадь на узенькую дорожку, ведущую к гаражу Шоки, навстречу ему выскочил Остроносый.

— Это ты, Дэвид?

— А кто, ты думаешь, это может быть? — саркастически бросил Дэвид.

— Мы уж и не знали, приедешь ты или нет. Сейчас почти десять.

— Я не мог выбраться, пока мой старик не уснул, — сказал Дэвид, направляя фургон за гараж.

Через минуту вышел Шоки, сверкая лысиной. Он был среднего роста, с широкой грудью и длинными руками, свисавшими почти до колен.

— Ты что-то долго добирался, — недовольно пробурчал он.

— Но ведь я здесь, не так ли?

Шоки промолчал и повернулся к Остроносому.

— Начинайте грузить бочонки, а он вам поможет.

Дэвид спрыгнул с козел и прошел за Шоки в гараж. При свете единственной лампочки, горевшей высоко под потолком, он увидел длинный ряд тускло сверкавших металлических бочонков. Дэвид присвистнул.

— Здесь их, пожалуй, штук сорок будет.

— А он умеет считать, — сказал Шоки.

— Это четыреста фунтов. Боюсь, старушка Бесси не потянет.

Шоки посмотрел на него.

— Но ведь прошлый раз потянула.

— Нет, — возразил Дэвид, — в прошлый раз было только тридцать бочонков, и то Бесси еле тащила, я думал, она вот-вот рухнет. А если она и впрямь свалится? Хорош я останусь с мертвой лошадью и двумястами галлонов алкоголя в фургоне. Что я скажу своему старику?

— Всего один раз, — сказал Шоки, — я обещал Дженуарио.

— А почему бы тебе не воспользоваться одним из своих автомобилей?

— Не могу, — ответил Шоки, — агенты ФБР следят за автомобилями, а на фургон старьевщика они не обратят внимания.

— Я могу взять самое большее двадцать пять бочонков.

Шоки посмотрел на него.

— Ты загоняешь меня в угол. Хорошо, в этот раз я заплачу тебе двадцать долларов.

Дэвид молчал. Двадцать долларов — это больше, чем его отец зарабатывал за неделю. А ведь ему приходилось ездить с фургоном шесть раз в неделю, в дождь и солнце, в летнюю жару и в зимний холод — каждый день, за исключением суббот, которые отец проводил в синагоге.

— Двадцать пять, — сказал Шоки.

— Хорошо, попробую.

— Тогда начинайте грузить, — Шоки взялся за бочонок.

Дэвид сидел на козлах, а старая Бесси медленно тянула фургон. Он направил лошадь к обочине, пропуская полицейский автомобиль.

— Что ты тут делаешь ночью, Дэви? — спросил один из полицейских, высовываясь из окна.

Дэвид бросил осторожный взгляд вглубь фургона. Бочонки лежали под брезентом, а сверху было накидано тряпье.

— Я слышал, что на заводе неплохо платят за ветошь, — ответил он. — Думаю, удастся подзаработать.

— А где твой отец?

— Сегодня же пятница.

— А-а, — сказал полицейский и внимательно посмотрел на Дэвида, — он знает, что ты уехал?

Дэвид молча покачал головой.

Полицейский рассмеялся.

— Все вы, ребята, одинаковы.

— Мне надо успеть вернуться, пока он не хватился, — сказал Дэвид, натянул вожжи, и лошадь тронулась. Полицейский снова окликнул его, Дэвид остановил фургон и оглянулся.

— Передай отцу, чтобы подыскал одежду для девятилетнего мальчика. Мой Майкл уже вырос из старой.

— Передам, мистер Дойл.