Список семи - Марк Фрост

"Боже милостивый, – похолодел Дойл, – он хочет прикончить меня каким-то быстродействующим ядом!" Дойл приготовился взвести курок револьвера… Но Спаркс, по-видимому, и не собирался заниматься Дойлом. Он положил шприц и закатал рукав рубашки. Потом перетянул руку жгутом и ухватил его зубами. Протерев руку спиртом, Спаркс быстрым движением вонзил иглу в вену. Через секунду осторожно вытащил шприц и отпустил жгут. От действия препарата Спаркс тихонько застонал, по его телу прошла дрожь, он качнулся, словно пьяный.

Препарат морфия, промелькнуло в голове Дойла. Скорее всего, кокаин. У Дойла отлегло от сердца – отравлять его Спаркс явно не собирался. Закрыв глаза, Спаркс отдался гипнотическому действию наркотика, отгородясь от всего вокруг. Некоторое время спустя он разобрал шприц, положил его в коробочку и убрал ее в карман. Спаркс снова застонал – казалось, в этом стоне прорываются печальные нотки отвращения к самому себе.

Забыв о всех своих подозрениях, Дойл едва удержал себя от желания броситься к Спарксу, явно нуждавшемуся в помощи. Что-то удержало его на месте… Пристрастие Спаркса к наркотикам, конечно же, не исключало вероятности его безумия; наоборот, его безумие представлялось вполне реальным. Совершенно очевидно, что он стыдился своего порока и скрывал пристрастие к наркотикам даже от близких людей. Представляя опасность для окружающих как сумасшедший, Джек Спаркс разрушал прежде всего самого себя.

Наконец Спаркс встал и опять исчез из поля зрения Дойла. Послышались другие звуки: он настраивал скрипку. Спаркс снова появился в проходе с инструментом в руках. Он коснулся струн смычком и начал играть. Звуки, извлекаемые Спарксом, не были похожи на обычную музыку. Трудно было уловить какую-то мелодию и записать нотами; звуки сливались в душераздирающий стон, в котором ощущалось столько нечеловеческой боли и тоски, что Дойл невольно вздрогнул. Эти звуки исходили из глубины сердца и вызывали в душе слушателя невыразимую грусть и смятение. Музыка оборвалась так же внезапно, как и началась. Руки Спаркса бессильно повисли, голова опустилась на грудь. Дойл уткнулся в подушку, едва сдерживая слезы.

Спаркс поднял скрипку и заиграл снова. Теперь полилась мелодия глубокая и нежная, исполненная необыкновенной гармонии. В ней было столько печали и слез, что Дойл глубоко вздохнул. Он не видел лица Спаркса, только его руку, водившую смычком по струнам. Спаркс оплакивал своих умерших…

Мелодия оборвалась. Спаркс долго сидел неподвижно, затем, словно очнувшись, убрал скрипку в футляр и направился в конец вагона. Походка его была нетвердой; он придерживался за стену, чтобы не упасть. Наконец он приблизился к Дойлу и с трудом взобрался на верхнюю полку. Спаркс улегся и сразу уснул. Дыхание его было легкое и ровное.

Дойл прислушался. "Я мог бы сейчас прикончить его". Дойл осторожно взвел курок, опасаясь, что может услышать Спаркс, но дыхание Джека оставалось по-прежнему ровным и едва слышным. Можно стрелять… и в этой земной жизни Джон Спаркс перестанет существовать… Дойл не сознавал, как долго он лежал с револьвером в руке, готовый сделать роковой выстрел. Но что-то не позволяло ему спустить курок. Он бы не смог объяснить причину своей нерешительности, но знал наверняка, что это связано с музыкой, которую он слушал с замиранием сердца. Не додумав эту мысль до конца, Дойл провалился в глубокий сон.

Дойл проснулся, все еще сжимая в руке револьвер; но курок был спущен. Тусклый утренний свет пробивался сквозь занавески. Дойл выглянул в окно.

Поезд по-прежнему двигался с приличной скоростью. Ночью начался снегопад, небо у горизонта было свинцово-серым, земля была покрыта свежим снегом, местами намело сугробы.

Дойл протер глаза. Он был голоден, чувствовал себя вдрызг больным и разбитым своими ночными переживаниями. Часы показывали 7.30. Дойл уловил запах табака и крепкого чая, но окончательно пришел в себя, услышав взрыв хохота, донесшийся из другого конца вагона.

– Забирайте! – услышал он голос Ларри.

– Черта с два! – воскликнул Спаркс.

Новый взрыв смеха. Попивая чай, Ларри с Джеком играли в карты. Спаркс курил трубку.

– Хо-хо, поглядите-ка, какие картинки к нам пришли, – ухмыляясь, проговорил Ларри, набирая карты из колоды. – Придется вам расстаться со своей королевой, сэр, потому как вроде она у вас лишняя.

– Ах, дьявол, Ларри, опять вы меня обставили… А вот и Дойл! – приветствовал его Спаркс. – А мы с Ларри уже собирались вас будить. Заварили свежего чая. Не хотите чашечку?

– С удовольствием, – сказал Дойл и присел к столу, не дожидаясь вторичного приглашения.

Спаркс наливал чай, а Ларри, посчитав очки, приписал общую сумму к длиннющей колонке цифр, выстроившихся на мятом листке.

– Таковы правила игры, сэр, ничего не попишешь, – сочувственно покачал головой Ларри. – Учитывая все мои победы, вы, сэр, оказываетесь в очень затруднительном положении, чтоб мне провалиться.

– И какой у нас счет, Ларри? – спросил Спаркс.

– Ну, если все округлить, – я могу себе это позволить, правда, сэр? – выходит, что вы должны мне… пять тысяч шестьсот сорок фунтов.

– О господи, – чуть не поперхнулся Дойл.

– Мы с Ларри играем уже пять лет, – пояснил Спаркс. – И уверяю вас, Дойл, обыграть этого человека просто невозможно.

– Когда-нибудь удача улыбнется вам, сэр, – хмыкнул Ларри, так быстро тасуя карты, что у Дойл а зарябило в глазах. – Всему свое время.

– Ларри так меня утешает, – пояснил Спаркс.

– А как же, сэр! Нужна человеку надежда или нет? Ясное дело, нужна.

– Уверен, что он блефует, Дойл, только я до сих пор его не подловил, – развел руками Спаркс.

– А я говорю, что нет ничего лучше везения, – подмигнув Дойлу, хмыкнул Ларри.

– Нет ничего лучше, когда в кармане не переводятся деньги, – добродушно заметил Спаркс, поднимаясь из-за стола.

– Само собой, сэр, – согласился Ларри. – Должен человек отложить кругленькую сумму на старость, а? На старости лет всем отдохнуть охота, так ведь, сэр? – обратился он к Дойлу. – Не хотите сыграть, сэр?

– Нет, спасибо, Ларри, мне что-то не хочется, – улыбнулся Дойл.

– И правильно, док, – тасуя карты, проговорил Ларри. – Вас, похоже, научили все-таки уму-разуму в этом вашем колледже.

– Я всегда думал, что если не можешь избавиться от всех пороков, то пусть их будет как можно меньше, – искоса взглянув на Спаркса, проговорил Дойл.

– И каков ваш главный порок, Дойл, если не секрет? – бодро спросил Спаркс, попыхивая трубкой.

– Вера в добро.

– Хе-хе! – фыркнул Ларри. – Это не порок, сэр, а сущая петля на собственной шее.

– Наивно, – сказал Спаркс.