Замок Броуди - Арчибальд Кронин

Бабушка уже ушла к себе, но Несси за столом готовила уроки. Тем не менее мама вмиг разостлала на другой половине стола белую скатерть и поставила все, что требуется для аппетитного ужина.

— Ну, вот, — сказала она, — я же тебе говорила, что это недолго. Никто не сделает для тебя все так, как родная мать. Садись, Мэт, и теперь ты покажи, на что способен.

Он метнул на нее благодарный взгляд и поник головой.

— О мама, ты слишком добра ко мне! Я этого не заслужил. После того, что я так вел себя, твоя доброта жжет мне совесть, как раскаленные уголья. А знаешь, рыба выглядит очень аппетитно!

Она радостно кивнула головой, жадно наблюдая, как он придвинул стул, уселся на свое место и начал есть большими торопливыми глотками. «Бедняжка, он, видно, умирал с голоду», — подумала она, видя, как сочные белые куски рыбы магически исчезали под непрерывным натиском ножа и вилки. С другого конца стола Несси, грызя карандаш, наблюдала за ним из-за книги с совсем иными чувствами.

— Везет же некоторым! — заметила она с завистью. — Нам сегодня не давали трески.

Мэт оскорбленно посмотрел на нее и предусмотрительно положил в рот последний кусок рыбы.

— Если бы я знал, Несси, я бы тебя угостил. Отчего же ты не сказала раньше?

— Не будь такой обжорой, Несси! — резко прикрикнула на нее мать. — Ты получила достаточно и отлично это знаешь. Твой брат нуждается теперь в усиленном питании, он так переутомлен. Готовь уроки и не приставай к нему. Попробуй еще эти оладьи, Мэт.

Мэт поблагодарил ее нежным взглядом и продолжал есть. Мать была вне себя от радости и, совершенно забыв о пропаже часов, следила за ним любовно, с умилением, каждый его глоток доставлял ей громадное удовольствие, как будто она сама смаковала все то, что он поедал. Она заметила на его лице полосу грязи и, восхищаясь собственной проницательностью, догадалась, что он терся у какого-нибудь грязного плетня, прячась от отца. Она огорчилась этим, в ней заговорило покровительственное чувство. Он опять был ее любимым мальчиком, и она хотела укрыть и защитить его от всего мира.

— Что, понравилось, сынок? — спросила она, когда он поел. Она жаждала его похвалы. — Я таки повозилась с этой рыбой… Я знаю, ты всегда любил ее.

Мэт чмокнул губами.

— Прелесть, мама! Лучше всех этих кушаний с пряностями, с которыми мне приходилось мириться в Индии. Честное слово, мне недоставало твоей стряпни. С тех пор, как я уехал из дому, ни разу не едал ничего вкуснее.

— Да неужели, Мэт! Как приятно это слышать! Не хочешь ли еще чего-нибудь?

Уголком глаза он успел уже заметить на буфете блюдо с мелкими яблоками, которые она, очевидно, припасла для него. Он с минуту смотрел на нее, как бы размышляя.

— Пожалуй, я съел бы яблоко, мама, — сказал он с простодушием человека, желания которого невинны.

Мама пришла в восторг оттого, что сумела предугадать его желание, и немедленно поставила перед ним блюдо с яблоками.

— Я так и думала. Сегодня утром заказала их для тебя, — с торжеством объявила она. — Ты говорил, что любишь фрукты, и я обещала тебе, что они у тебя будут.

— Спасибо, мама. Я хочу бросить курение, — объяснил он, с трудом надкусывая твердое яблоко, — а говорят, что от яблок перестает хотеться курить. Для чего мне курить, в самом деле? Это мне пользы не принесет.

Миссис Броуди погладила рукой его плечо и шепнула:

— Мэт, как я рада, что слышу от тебя такие речи! Для меня это дороже всего на свете. Я счастлива. Я чувствую, что мы теперь лучше поймем друг друга. Должно быть, во всем виновата долгая разлука. Но все недоразумения посланы нам свыше, как испытание. Я молилась о том, чтобы между нами наступило полное согласие, и молитва недостойной услышана!

Мэт, пристыженный, на мгновение опустил глаза, продолжая трудиться над яблоком, потом снова поднял их и, старательно подбирая слова, сказал медленно, как бы поднося матери новый чудесный сюрприз:

— Знаешь, мама, я сегодня был у Агнес.

Она вздрогнула от удивления и радости.

— Конечно, — заторопился Мэт, не давая ей вставить ни слова, — я сейчас еще ничего определенного сказать не могу. И ты меня ни о чем не спрашивай. Я должен быть нем, как могила, относительно того, что произошло между нами, но все обстоит очень хорошо. — Он заискивающе улыбнулся матери. — Я все-таки решил, что тебе будет приятно узнать об этом.

Миссис Броуди в экстазе сжала руки. Ее восторг умерялся лишь тем, что не ей, а другой женщине, мисс Мойр, удалось вернуть ее сына на путь истины, но все же она не помнила себя от радости и, подавив эту недостойную мысль, воскликнула:

— Вот это хорошо! Это прямо таки великолепно! Агнес будет так же этому рада, как я! — Ее сгорбленная спина немного выпрямилась, она подняла мокрые глаза к небу в безмолвной благодарности. Когда она снова вернулась на землю, Мэтью разговаривал с Несси.

— Несси, милочка, я только что пожадничал, но теперь я дам тебе половину яблока, если ты ненадолго оставишь нас с мамой одних. Мне надо поговорить с ней по секрету.

— Что за глупости, Несси! — воскликнула мама, когда Несен охотно протянула руку за яблоком. — Если хочешь яблоко, то это не значит, что надо вырывать у брата кусок изо рта.

— Нет, мама, я хочу отдать его Несси, — ласково настаивал Мэт, — но пусть она за это даст нам с тобой потолковать наедине. То, что я хочу сказать, предназначается только для твоих ушей.

— Ну, хорошо, — уступила миссис Броуди. — Можешь взять яблоко, Несси. Поблагодари Мэта, и впредь чтобы я больше не слышала от тебя таких неблагодарных замечаний! Оставь пока здесь свои книги и ступай в гостиную, можешь там эти полчаса поиграть гаммы. Ну, беги! Возьми спички, да смотри, осторожнее зажигай газ.

Довольная, что расстается с ненавистными учебниками, Несси вприпрыжку выбежала из кухни, и скоро сюда слабо донеслось неуверенное бренчанье на пианино, перемежавшееся вначале долгими паузами, во время которых яблоко поднималось ко рту с басового конца клавиатуры.

— Ну, Мэт, — сказала нежно миссис Броуди, придвинув свой стул вплотную к стулу Мэта, предвкушая осуществление мечты, которая еще утром казалась ей недосягаемой, и трепеща от удовольствия.

— Мама, — начал Мэт плавно, внимательно разглядывая свои ногти, — ты меня прости за мою… гм… резкость эти два дня, но ты знаешь, меня разозлили, и у меня столько забот…

— Я понимаю, сынок, — поддакнула она сочувственно, — сердце у меня обливалось кровью оттого, что я видела тебя таким расстроенным. Не все так знают твою впечатлительную натуру, как я.

— Спасибо, мама! Ты добра, как всегда, и если ты забудешь все грубые слова, что я говорил, я буду тебе очень признателен. Я постараюсь исправиться.

— Не унижай себя так, Мэт! — вскрикнула она. — Мне неприятно это. Ты всегда был хорошим мальчиком. Всегда был моим любимым сыном, я не помню, чтобы ты когда-нибудь провинился серьезно.

Он на миг поднял глаза и бросил на нее исподтишка быстрый взгляд. Но сразу же опустил их, пробормотав:

— Как хорошо, что мы опять с тобой в мире, мама!

Она смотрела на него с обожанием, улыбаясь, вспоминая, как он в детстве, когда, бывало, на нее рассердится, заявлял, что он с нею «в ссоре». А когда она снова возвращала себе его милость, это называлось у него «быть в мире».

— И никогда уже не будем больше в ссоре, да, милый? — спросила она нежно.

— Никогда, разумеется! — согласился он и, выдержав внушительную паузу, бросил небрежно: — Мы с Агнес идем сегодня вечером на молитвенное собрание.

— Это чудесно, Мэт, — прошептала она. («Он действительно спасен».) — Я так довольна этим! Ах, как бы мне хотелось пойти с вами обоими! — Она робко остановилась. — Но нет, пожалуй, вы предпочтете быть вдвоем. Мне не следует вам мешать.

— Да, пожалуй, ты права, мама, — подтвердил он тоном извинения. — Ты ведь сама понимаешь, что…

Она посмотрела на часы: без четверти восемь. Ей ужасно жалко было прерывать этот разговор «по душам», но, проявив подлинную самоотверженность, она сказала со вздохом, в котором, однако, не было печали:

— Скоро восемь, тебе надо идти, иначе опоздаешь. — И она сделала движение, собираясь встать.

— Одну минуту, мама!

— Что, родной?

— Я хотел попросить тебя еще кое о чем. — Он колебался и смотрел на нее просительно, так как, по его мнению, наступил критический момент разговора.

— В чем дело, мой дорогой?

— Вот в чем, мама… Тебе я, конечно, могу честно признаться… Я был ужасный мот… Люди злоупотребляли моей щедростью, и сейчас я остался совершенно без денег. Как я могу пойти куда-нибудь с Агнес, когда у меня в кармане пусто? — Он говорил стыдливо, изображая жертву собственного великодушия. — Я привык всегда иметь при себе немного денег. Это так унизительно — ходить с пустым карманом, особенно когда я с дамой и только что вернулся в родной город. Ты бы не могла меня выручить, пока я опять начну зарабатывать?